Ничего он не понимал, уже думал, что солдат, может, что-то перепутал. Что та баржа, которая отбыла из Мелликона ночью, была торговая. Может, купчишки в ночь решили отплыть, солдат всполошил всех зря. — Ладно, — наконец произнес он, — едем в лагерь, господа. Молодые господа с тихой радостью приняли его приказ, всем хотелось слезть с коней, за ночь-то наездились уже. И еще поесть чего-нибудь теплого и выпить, за ночь-то намерзлись. В общем, обратно ехали и веселее, и быстрее. А как доехали, так все и разрешилось. Все стало понятно. Отец Карла Гренера, Иоахим Гренер, по-отцовски быстро поцеловал сына в висок и потрепал по шее. — Ну, как ты, не позоришь отца? — Нет, батюшка. Стараюсь во всем быть, как вы велели, — отвечал молодой человек. Иоахим кивнул и повернулся к Волкову: — Кавалер, я два часа как жду вас, ваши офицеры сказали, что вы всю ночь горцев искали на своем берегу, в то время как они вылезли на моей земле. Вот этого как раз Волков совсем не ожидал. Он даже растерялся на мгновение: — На вашей? — На моей, да, на моей, — продолжал сосед. — Я еще спал, как прибежал одни мой мужик, Ганс Кноле, — Гренер обратился к сыну, — ты же его помнишь, Карл, это тот Кноле, что живет у реки. Молодой Гренер кивал, он помнил мужика. Гренер старший продолжал: — Прибежал — кричит: «Господин, кто-то рубит ваш лес. Я в темноте не видел кто, но все слышал. Рубят сволочи». А лесу-то у меня кот наплакал, меньше, чем у вас, господин Эшбахт, я конечно же на коня, сыновей с собой взял. Еду к реке, тороплюсь по рассвету, а как доехал, так увидал… Он сдал паузу, а Волков молчал и ждал, пока он продолжит. — А там все в лодках. Весь мой берег в лодках, палатки уже поставлены. И лес мой, собаки, рубят на рогатки и частокол. Дьявол! Дьявол! Дьявол! Ну как он мог быть таким глупым. Как он мог не подумать о том, что эти псы высадятся не на его, а на чужой земле. Им, поганым, все равно ведь! Что его поместье, что Гренера, им все равно, кого разорять. Если надо, высадятся у Гренера и порубят его лес, даже если он им ничего плохого не делал. Додумайся он до этого, пойди он туда ночью, как только солдат ему рассказал про баржу, так уже победу бы праздновал, уже скинул бы еретиков в реку, уже бы трофеи по берегу собирал. Дьявол! Перехитрили они его. Казалось, торопился он, гнал солдат и успел, но перехитрили его враги. Он готов был расцарапать себе лицо. Верная победа была упущена. Упущена! А как будет дальше — неизвестно. — Но я вам вот, что скажу, пусть они мой лес рубят, пусть подавятся, черт с ним, — продолжал Гренер, не замечая задумчивости кавалера и его печали, — я буду драться с ними, поэтому и привел двух своих сыновей и своего слугу, считайте, что у вас, кавалер, четыре хороших всадника. — Я признателен вам, друг мой, — рассеяно ответил Волков, — буду ждать вас к завтраку. Все не шла у него из головы эта вражья хитрость. Даже хворь его не так печалила, как эта оплошность. Но в это утро у него случились и две радости. Хоть и не перевесили они его неудачу, но утро скрасили. Солдаты поставили его шатер, обозные кашевары приготовили завтрак. Монах навел ему новое зелье, от которого у него проснулся аппетит. Когда он сидел за завтраком с Гренером, офицерами и другими господами, пришел один из сержантов и сказал: — Господин, с севера идет кто-то под вашим штандартом. Все вышли смотреть, кто идет, и увидали большой отряд, спускающийся с холма. И действительно, впереди его ехал офицер со знаменосцем. — Это отец! — сказал Максимилиан не без гордости. Да, это был Брюнхвальд, и, судя по величине отряда, там был еще и фон Финк. — Господа, а где Пруфф, где Бертье, где мои пушки? — спрашивал Волков у фон Финка и Брюнхвальда, когда они уже усаживались за стол завтракать. — Мы обогнали их вчера, когда они только думали, как переправить через большой овраг картауну, — отвечал капитан фон Финк, с предвкушением и желанием беря себе кусок холодной жареной курицы. — Не думаю, что они сегодня будут, — добавил ротмистр Брюнхвальд, тоже накладывая себе курицу. — Дорога слишком плоха для больших пушек. Грязь. Если бы только кулеврины у него были, так уже был бы здесь. — Да, так и есть, — согласился фон Финк. Пока сидели и решали, что и как, пока прибывшие солдаты становились лагерем, случилась еще одна радость. С той же северной стороны показался немалый отряд кавалеристов. Увалень позвал Волкова поглядеть на отряд. Тот поспешил и увидал всадников. Вот это была и вправду неожиданная радость. Три десятка кавалеристов двигались к ним, а еще вели с собой не менее дюжины коней в поводу. — Рыцари? — спросил Увалень у Волкова. — Неужто фон Клаузевиц собрал столько? — Рыцари, — ответил тот, продолжая вглядываться. — Значит, собрал всех, кого смог. Больше, чем я думал. Он стал спускаться от заставы к ним на встречу. Как командир и как благородный господин, он должен был встречать их лично. Одним из первых, рядом с фон Клаузевицем, ехал Альфред Фридрих Баль, барон фон Дениц. Волков сразу заприметил красного льва на щите, который держал его оруженосец. Сам приехал воевать, не соврал. С ним с такими же красными львами были еще два человека, видно, его выезд. Одного из них Волков помнил, это был кавалер Редль. Он издали помахал Волкову рукой, как старому приятелю, тот махал ему в ответ. Были еще неизвестные господа, гербов он их не знал. Их было пятеро, кажется, это были те городские рыцари, которых обещал привести фон Клаузевиц. А еще было два рыцаря с гербами Фезенклевера. Со всеми с ними шли оруженосцы и послужильцы на конях, все при хорошем доспехе. Но шесть человек, включая барона фон Деница и кавалера фон Клаузевица, были в доспехе отличном, они были как раз из тех, кого называют рыцарями первого ряда. Теми рыцарями, что становятся в первый рад при атаке. Их прибытие было большой удачей. И даже не сам их вес в бою был сейчас значим, до боя еще было далеко, а значимо было то, что видели их солдаты. Вот это было важно. Всякому солдату, кавалер это знал по себе и по старой памяти, легче дышится, если с тобой кавалерия, а тем более рыцари. Хоть и ненадежны они в бою, хоть уходят с поля боя первыми, все равно хорошо, что знать, с ног до головы закованная в железо, воюет на твоей стороне. Их прибытие в лагерь подняло боевой дух, а это сейчас было важно. И когда он готов был уже, улыбаясь, распахнуть объятия для прибывших, послышались крики от реки. Он обернулся и увидал двух солдат, что бежали к нему от берега и кричали, указывая на реку: — Господин, господин, вон они. Волков только тут разглядел на воде лодку, а в ней человек шесть на веслах и пара праздных, наверное, офицеры. Один из них даже встал во весь рост, чтобы лучше все рассмотреть, все остальные тоже смотрели на приближающихся рыцарей. — Арбалетчики, — заорал Волков. — Чего ждете? Те, что были на стенах в заставе, кричали и ему в ответ: — Не достанем, господин. Неблизко до них, ветер от них к нам. Он и сам это понимал, поморщился, увидал Роху, выходящего из-за стен заставы: — Роха, мушкетеров сюда. — Уже послал, — сразу ответил тот. Но это все было долго. Люди в лодке спокойно смотрели на то, что творится на берегу, не торопились убегать. Пока кто-то добежал до лагеря, пока нашел сержанта Вилли, пока тот с дюжиной мушкетеров прибежал к реке, лодка уже развернулась и поплыла вниз по течению. Пара человек пальнула им вслед, но это были больше выстрелы для острастки. Лодка отплыла далеко. — Что, они видели нас? — спросил барон фон Денниц, слезая с коня. — Да, — ответил кавалер, протягивая ему руку, — к сожалению. Я хотел, что бы вы были для них сюрпризом. — Черт! Какая у вас горячая рука, друг мой. Вы не больны? — Немного нездоровится, — соврал Волков. — Пустяки, хорошая война пойдет мне на пользу. — Надеюсь, надеюсь, — улыбался барон. — Позвольте, я представлю вам моих людей, кавалер. Началось знакомство с прибывшими, всех, конечно, Волков не запомнил. Последним к нему подошел фон Клаузевиц. Волков обнял его и сказал негромко: — Спасибо вам, друг мой, большую услугу вы мне оказали, собрав всех этих господ. — Людей было бы в два раза больше, — отвечал ему Георг фон Клаузевиц со скептической миной на лице, — не повесь вы Шоуберга на заборе. Многие господа из-за этого отказалась ехать. Волков кивнул понимающе и повторил: — Все равно вы сделали очень много. Я не ожидал. * * * Все-таки госпожа Ланге была умницей. Волков и не знал, а она положила в телегу бочонок вина. Хоть и не очень хорошего, но вина. А еще, когда он собирался, велела зарезать свинью самую большую и освежеванную тушу этой свиньи тоже велела класть в обозную телегу к вину. Словно знала, что кавалеру придется встречать знатных гостей, многое другое нужное для хорошего стола положила. Умница. Кашевары рубили свинину большими кусками и жарили ее на углях. Выбили у бочки дно, разливали вино. Но людей для такой небольшой бочки оказалось много. Офицеры, рыцари и оруженосцы быстро выпили все вино и перешли на пиво. Половина свиньи не продержалась долго, но к вечеру все перезнакомились, а как обед перешел в ужин, так он превратился в совет. И ни пиво, ни вино помехой ему не стало. Волков пил немного и был почти трезв. — И как же мы будем воевать? — спросил у него один из молодых рыцарей, который только что приехал из города. Вопрос был важный, все замолчали, даже совсем молодые люди из оруженосцев и свиты господ. Только тогда Волков заговорил: — Господа, я искренне признателен вам, что вы пришли по моей просьбе, но это не значит, что я допущу разброда и глупого многовластия. Хоть вы мне не вассалы, а я вам не сеньор, но прошу вас всех решения мои принимать неукоснительно и не оспаривать их. Те, кто считает себя в деле войны опытнее меня, пусть сразу об этом скажет. — Вряд ли есть тут кто опытнее вас, — за всех сказал Брюнхвальд. — Думаю, что даже ротмистр Рене с вами в опыте не поспорит. — Нет-нет, — сразу сказал Рене, — у меня всего девять кампаний за плечами, мне с вами, кавалер, не тягаться. Но это было и так понятно, Волков боялся, что барон начнет что-либо говорить, будет его старшинство оспаривать, он среди собравшихся был самым знатным, но барон тоже его поддержал: