* * * Утром у него не было сил встать, хотя жара сильного у него и не было. — Это оттого, что вы плохо ели последнее время, — говорил монах, снова что-то намешивая ему. — Не могу есть, — сказал Волков, — мутит от еды. Он лежал на охапке веток, на которые была положена попона, а укрыт он был старым солдатским одеялом. Сарай из жердин с дырами в палец толщиной мало защищал от холода. Поэтому на полу тлел костер. — Монах, — наконец произнес кавалер. — Тут я. — Неужели это от этой раны такая хворь у меня? — Других причин я не вижу, — отвечал брат Ипполит, отставляя ступку с желтоватым порошком. — Рана же пустячная. — Да уже не пустячная она. Рана глубокая была, до кости. И опять набухла, я уже думаю, не вскрыть ли ее снова. — Чертов Шоуберг, — Волков потрогал рану за ухом. — Может, у него был клинок отравлен? — Не думаю так. Яды иные хвори приносят. — Надо было рану землей сразу замазать. — Дикость! От вас, от образованного человека, слышать такое мне странно, — нравоучительно произнес модой человек. — Уже если нечем зашить рану, так промойте ее настоем шалфея, зверобоя или на худой конец кипяченой водой. — Не было у меня никакого шалфея. — Ехали драться, так взяли бы, или меня с собой позвали, я бы взял. — Кто ж знал, что я драться буду. — Зная свой глупый норов, вам все время нужно с собой аптечный ящик возить. — Да, надо было, — согласился Волков. — Надо вам было дома остаться, раз уж рану получили, — с укором продолжал монах. — Болван ты, монах, — произнес кавалер устало, — знаешь же, враг рядом, как можно мне дома лежать. Эта «усталость» в голосе господина напугала монаха побольше, чем жар. Он обернулся и уставился на него с удивлением: — Толку от вас не будет, если меня не будете слушаться, завтра вы уже и ругаться не сможете, сил не останется, хорошо, если в памяти будете. Тут к ним в сарайчик заглянул сержант Жанзуан. — Чего тебе, сын мой? — сказал молодой монах старому сержанту. — Слыхал, что неможется господину, — стал говорить сержант, — вот думаю, дай загляну, может, что нужно будет. — Бульон крепкий можешь сварить? — спросил Монах. — Мясо выварить хорошо сможешь? — Мяса у нас тут давно не было, а вот рыбы наварить смогу, у нас тут ее навалом всякой. И лук в достатке, и соль есть. Варить? — Вари, и покрепче. — Сделаем, святой отец, — сержант прикрыл за собой полог, что был вместо двери. — Вы пока это пейте, — сказал монах, протягивая кавалеру чашу. — А что это? — спросил кавалер, увидав сероватую бурду в чашке. — Пейте, — настоял брат Ипполит. * * * То ли от нового лекарства, то ли от хорошей порции бульона с вареной рыбой, которую ему удалось съесть, но к обеду у Волкова получилось встать и выйти из сарая. Рыбу он не особо жаловал, а речную и подавно, считал ее холопской едой, а тут съел все. Пришел солдат и доложил, что с севра идут люди. Он, откуда силы взялись, взобрался на мостки, что приставлены к стене для арбалетчиков, оттуда увидал всадников. Сразу узнал Роху и Бертье. За ними шла колонна солдат, а за солдатами стрелки Рохи. Обоза видно не было. Он сел на коня и выехал их встретить, заехал на ближайший холм, с ним приехал и Максимилиан. Он додумался развернуть знамя. Сейчас было очень важно, что бы солдаты видели своего командира здоровым и сильным под развевающимся на холодном ветру знамени. А вот жар даже после хорошей еды не отступил. Он сидел на этом ветру в распахнутой стеганке и без головного убора, смотрел на солдат, что шли у подножия холма и приветствовали его. — Запахнитесь немедленно, — запыхавшись, говорил брат Ипполит. — Жарко, — отозвался Волков. Видно, бежал на холм, перевел дух и продолжил: — Ветер ледяной. Немедля запахнитесь и шапку наденьте. Если к горячке вашей вы еще кашлять начнете, то не подниму я вас уже не только к войне, а совсем не подниму. Волков запахнулся, надел подшлемник, но все равно не стал завязывать тесемки. Ему и вправду было очень жарко. — Максимилиан, что вы не следите за ним? — продолжал монах. — Болен господин. — Да-да, — растерянно говорил оруженосец. Честно говоря, не знал он, как следить за своенравным господином. — Приглядывайте за ним. Хворь его нелегка, не каждый смог бы с постели встать при такой хвори, а он на ветру на коне сидит. — Да-да, я понял, буду приглядывать, — обещал оруженосец. * * * Они поздоровались. — Все хорошо в пути было? — спросил кавалер. — Все хорошо, — сказал Бертье. — Только обозным непросто — грязь. — Там так кусты растут, что иной раз их рубить приходится, иначе телеги не пройдут, — продолжил за Бертье Роха, — мы обоз ждать не стали, взяли провианта немного и налегке пошли, мало ли, пораньше будем нужны. — Нет, вчера я посмотрел на них, они только грузятся на баржи, — сказал Волков. — Вы лагерь ставьте подальше от берега, чтобы вас не было видно с той стороны. — Мы так и думали, — произнес Бертье. — Что, опять думаете их на высадке поймать? — спросил Роха. — А вдруг получится, — ответил кавалер, но его сейчас волновал только один вопрос. — А фон Финка видели? — Нет, там, как вы и приказывали, остался Брюнхвальд, он сказал пред нашим уходом, что фон Финк уже начал переправлять свих людей на нашу строну, — Рассказал Бертье. — Брюнхвальд сам вам это сказал, он сам видел? — все еще не верил Волков. Он хотел знать наверняка, что фон Финк со своими людьми придет. — Да-да, — кивали и Бертье, и Роха уверенно. — Сам Брюнхвальд приехал и сказал нам про это. От сердца отлегло, но не до конца, все еще сомневался он. Так и будет дальше сомневаться, пока не увидит людей фон Финка здесь, на берегу.