— Да нет, господин. Если они уже провиант грузят, то уже не собираются, уже воюют. И если овес грузят, если обоз с собой потянут, то это не в набег идут, решились воевать не на шутку. — Думаешь? — Волков усмехнулся, нравился ему этот умный сержант. — Думаю, что вы тут неспроста. А если к этому еще и горцы, поганцы, затеяли провиант грузить, значит, началось. Кавалер молча покивал головой. Да, верно. Все верно. Верно, что началось и что готовятся воевать не в шутку. Молодец сержант. Теперь и у него самого не было сомнений. Он продолжил: — Человека, что ездил туда, опять туда отправь, пусть на берегу сидит и считает, сколько и чего. Главное, что мне нужно знать, сколько телег и сколько лошадей будет. — Сейчас же отправлю, — сказал сержант. Волков помолчал, оглядывая берег. Потом посмотрел на сержанта: — Если они с телегами будут, то удобнее, чем тут, места для высадки поблизости нет. — Истинно, господин, — отвечал сержант. — Тут вылезут, безбожники чертовы. Отвечал он с удивительным спокойствием. Оба они были старыми солдатами. Они все понимали без лишних слов. Оба понимали, что те полтора десятка солдат, что есть у сержанта, высадку не остановят. Они даже свою хлипкую заставу не смогут отстоять, если ее будет штурмовать больше пяти десятков человек. Заставу их возьмут, это только дело времени. И сержант это понимал, и Волков это понимал. Они оба все понимали. Прекрасно понимали, что горцы по обычаю поганому своему пленных не берут. — Я пришлю тебе еще десяток людей, — сказал Волков, все еще глядя на холодную реку. — Вот это дело, господин, очень они уместны будут, — ответил Жанзуан. И тут Волков сделал то, что господа обычно не делают, он протянул сержанту руку: — Держись тут. — Простою, сколько смогу, — ответил сержант, по-солдатски крепко пожимая руку Волкова. — Храни тебя Бог. — И вас, господин, и вас. * * * До дома еле доехал, ногу опять крутило, жар опять пришел. Перед Эшбахтом его уже качало в седле. Хорошо, что темнело, а его спутники устали и не видели, но у дома Максимилиану пришлось его придерживать, чтобы не опозорился господин и из седла не выпал. Хоть его ждали все офицеры, среди которых теперь был еще и ротмистр Джентиле, совет решено было перенести на утро. Бригитт, то причитая, то ругая, укладывала его в кровать. Она и монахи, теперь к нему приперся еще и брат Семион, готовили ему лекарства и еду. Лекарства он кое-как выпил, а вот съесть почти ничего не смог, воротило. После этого заснул, а госпожа Ланге в ярости пошла и ругала Максимилиана за то, что он не берег господина. Она кричала на него, звала его «болваном» и «бездельником». А тот стоял перед ней, хлопал глазами и лишь повторял дурень: — Простите меня, госпожа. Простите меня, добрая госпожа. Она же насладилась его смирением и ушла наверх, в покои к господину, насилу там женщина успокоилась. * * * Утром он смог едва встать. Нет ничего хуже, чем немощность командира. Кто за тобой пойдет на смерть, если тебя трясет в ознобе? Кого ты сможешь увлечь, если ты едва можешь говорить? — Монах, дай мне вчерашнего пойла, — шептал он, едва усевшись на краю кровати. — Да, господин, но это средство выпивает силы из человека, — отвечал, волнуясь, брат Ипполит. — Все время его пить нельзя. — Господи, отчего же вы не лежите? — начала плакать Бригитт. — Зачем вы встаете? — Молчите, не донимайте меня, — шептал Волков, — ступайте, принесите мне воды, чтобы мыться и одежду. — Господи, господи… — плакала Бригитт. — Не донимаете меня, делайте, что велено! Она ушла, причитая и молясь Господу. — Увалень! Офицеры собрались? — Ждут с самого рассвета, — отвечал молодой человек. Это было понятно, но сейчас его волновал главный вопрос: — Вчера посылали человека к фон Финку, он вернулся? — Да, кавалер, фон Финк обещал быть в самом скором времени. Это ровным счетом ничего не значило. Пока он сам, собственными глазами не увидит солдат из Фринланда, он не сможет успокоиться. — Арбалетчики прибыли? — Вчера к ночи пришли. Ох, какие красавцы! — отвечал Александр Гроссшвюлле. — Кавалер, дозволите сказать. — Да. — К вам просится фон Клаузевиц с самого утра. — Что ему? — Волков поморщился, его потрясывало. Сейчас он не хотел видеть этого чересчур правильного рыцаря. — Он хочет уехать в Мален. В этот момент брат Ипполит поднес Волкову чашу с зельем, так он от удивления, хоть и болен был, пить не смог: — В Мален? Он хочет уехать? — Говорит, что… Говорит, что в Малене у него есть дружки, что готовы будут помочь нам. Говорит, что они добрые молодые люди, среди которых есть и рыцари, — рассказал Увалень. — Ах, вот как, — сказал кавалер, забирая лекарство у монаха, — зови. * * * Фон Клаузевиц поклонился, стал у двери. Он глядел на кавалера, кажется, был удивлен его состоянием. — У вас есть друзья, что готовы помочь нам? — сразу спросил кавалер. — Да, — кивнул фон Клаузевиц. — То мои друзья, люди лучших семей города и графства. Они ищут турниров и дуэлей, предложу им войну. Уверен, что кое-кто согласится. — Отлично, хорошее дело, может, кого и уговорите. А вот на обратной дороге, будьте добры, заскачите в замок Баль, к барону фон Деницу, он хвалился, что готов сражаться, если горцы придут. Скажите, что горцы уже грузятся на баржи. — Они уже грузятся? — удивился молодой рыцарь. Волков кивнул, отпивая противное зелье и продолжил: — А потом заскочите к барону фон Фезенклеверу. Сам он, конечно, не поедет, но один из его рыцарей, не помню, как его зовут, тоже обещал приехать. Вдруг он не забыл о своем обещании. — Я все сделаю, кавалер, — фон Клаузевиц поклонился и открыл дверь. — Клаузевиц, — окликнул его кавалер.