— Что за холоп? — Мальчишка, оборванец, не из наших, даже не знаю, откуда он тут, говорит, что к вам у него очень важное дело, — ответил Максимилиан. — Пусть подождет пару дней, — продолжала строго говорить Бригитт под одобрительные кивки брата Ипполита. — Оборванец, говорите, не из наших? — насторожился Волков. — Точно так, кавалер, — сказал Максимилиан, — не из наших. — Давайте его сюда. Госпожа Ланге смотрела на него с укоризной, даже сдержанный брат Ипполит, и тот был, очевидно, недоволен. Но дело, кажется, было слишком серьезным, чтобы ждать. Волков это чувствовал. Как ему казалось, так и вышло, пред ним был худой мальчишка лет четырнадцати в драной одежде и в деревянных башмаках на толстый вязаный носок. Да еще и говорил он с заметным акцентом. — Ты свинопас из Мелликона? — сразу догадался Волков, увидав его. — Нет, господин, я свинопас из Бирлинга, — сказал мальчишка, кланяясь. — Бирлинг? — Деревня такая — Бирлинг, я как раз оттуда. Это за две версты по дороге к горам от Мелликона, господин. — Звать как? — Клаус Швайнштайгер, господин. — Говори быстро, что хотел сказать, Клаус Швайнштайгер, — строго сказал госпожа Ланге. — Господин болен, ему надобно отдыхать. Свинопас понимающе кивал, он и сам все видел. Госпожа Ланге, Максимилиан, Волков и брат Ипполит ждали, пока мальчишка начнет, а тот не сразу смог сказать, что хотел, он волновался оттого, что приходилось говорить ему в присутствии стольких знатных господ. — Ну! — прикрикнула Бригитт. — Давай уже, дурень, скажи, зачем пришел, или язык у тебя отсох? — Сказать? Нет, госпожа, не отсох, не отсох… Да, да, — кивал головой и поглядывал на всех свинопас. — Ага. Вот, что я хотел сказать, добрый господин и добрые господа. Человек один, господин Сыч, сказал мне, что если я увижу, что на берегу… Ну или где-то близко от реки будут собираться ратные люди и я об том скажу господину Эшбахта, то он даст мне три талера Ребенрее. — Три талера! Экий ты болван… — начала Бригитт. Но Волков ее перебил, остановил ее жестом: — Ратные люди? — Да, господин, так и сказал, если много будет людей при броне и оружии на берегу, так беги в Эшбахт, к господину. Он даст тебе три талера. Волков, который уже удобно устроился в перинах сел на кровати, опустил ноги на пол. Бригитт готова была испепелить мальчишку взглядом, а тот продолжал: — Господин, я долго к вам бежал, целый день, а перед тем еще реку переплыл, холодно мне было, на коряге плыл. Господин Сыч сказывал, что вы мне три талера дадите… Вы хоть один талер мне дадите? — Сколько было тех людей? — спрашивал кавалер, ища у кровати панталоны. — Господин, я не знаю, у меня больше двух дюжин свиней никогда не бывало. Я дальше и считать не умею. А людей было больше двух дюжин, много больше. — Как же ты деньги считать будешь, дурень, если господин тебе их мелочью даст? — усмехалась госпожа Ланге. Но Волкову было не до шуток, он был абсолютно серьезно: — Палатки, шатры были? — Были, господин. Много. — Сколько? — Не считал, господин. — Телеги видел? — Видел, господин. — Тоже не посчитал? — Не посчитал, — тряс головой мальчишка. — Коней тоже не считал? Мальчишка начал понимать, что задание свое выполнил плохо, он стал корчить жалостливое лицо и снова тряс головой: — Нет! — Флаги были? — Были, были. Красные с черными медведями, что на задних лапах стоят. Наемники. Райслауферы. То были соседи кантона Брегген, флаги кантона были другие. — Далеко от берега реки те люди? — В версте, господин. Стоят у дороги. — На одежде белые кресты были, на ляжках, на куртках нашиты у них? — Точно, господин, нашиты, нашиты кресты, — вспомнил мальчишка. Волков напяливал панталоны: — Не заработал ты, пока, три талера, будешь, пока, при мне. Тут. — Господин мой, неужто дело не подождет? — произнесла госпожа Ланге, она прикоснулась к щеке кавалера внешней стороной ладони. — Вы горите. — Это как раз то дело, что не будет ждать, — отвечал Волков, вставая, — шоссы мои найдите и сапоги. И собирайтесь в дорогу, госпожа Ланге. — В дорогу? — спросила Бригитт удивленно. — Да, возьмете Увальня и отвезете мои сундуки и жену к епископу в Мален. Сами вернетесь, вы мне тут будете нужны, дам вам двадцать злотых, поменяете на серебро, оно мне может понадобиться. — Как пожелаете, — сказал Бригитт с волнением. — И госпожу Эшбахт не в имение к отцу отвезете, а именно к епископу. Просите, чтобы следил за ней и не отпускал ее. — Все исполню, господин мой, — произнесла красавица. — Максимилиан, вы седлайте коней, едем к реке смотреть, как там дела, поговорить с сержантом Жанзуаном. Может, он что-то видел. Но перед этим отправьте человека к капитану фон Финку в Эмельратт. Пусть срочно ведет всех людей ко мне, пора. А к вечеру соберите всех господ офицеров и сержантов, пусть будут к ужину в моем старом доме. — Монах, снадобье какое-нибудь, чтобы я лучше в седле сидел, сделай мне, кажется, придется мне поездить. Бригитт с надеждой посмотрела на брата Ипполита, надеялась она, что скажет тот господину, чтобы дома сидел, в кровати лежал, что нельзя с жаром в седло садиться. Но монах дольше знал кавалера, чем рыжая красавица. И он ответил ему: — Дам вам снадобье такое, есть у меня отвар, что будет бодрить и сил придавать. Но перед этим я хотел бы вам шов за ухом вскрыть, покраснел он, набух, я хотел посмотреть пару дней, может, отек спадет, но если вы в седо надумали сесть, то лучше я сразу вам рану почищу. — Да, режь, я чувствую, как будто тянет кожу, — сказал кавалер. — Давай, пока Максимилиан коней седлает. — Господин мой, — Бригитт сложила руки на груди, — так зачем же вы собираетесь куда-то, вам лежать надо, монах, скажи ему. Чего же ты потакаешь такому безрассудству? Последние слова, что обращены были к брату Ипполиту, Бригитт сказала строго, даже сурово. Монах замер, теперь он и не знал, что делать. Смотрел то на нее, то на Волкова. «Ишь ты, как она взяла все тут под себя, — удивленно думал кавалер, — неужели теперь еще и монах слушаться будет ее больше, чем меня». А монах и впрямь стоял в нерешительности. — Ну, чего ты? — повысил на него голос кавалер. — Давай, неси свет, инструменты, ты же шов вскрыть хотел? — Может, вам вправду дома лучше быть? — произнес брат Ипполит. Волков привстал с кровати и прямо на виду у монаха и мальчишки свинопаса поймал красавицу за руку и притянул ее к себе. Обнял за талию и, заглядывая ей в глаза, произнес: — Госпожа Ланге, время пришло, которое и решит сейчас все наши судьбы. Горцы уже наняли людей, значит, уже скоро начнут. Думал, надеялся, что после Рождества начнут, так нет, уже люди их у реки лагерь поставили. Люди те за деньги воевать пришли, им в радость, когда войны нет, а серебро платится, только вот горцы скупердяи еще те, они просто так деньгу платить не будут, наемников всегда нанимают в последний момент, чтобы не переплачивать лишку. Значит, они вот-вот начнут. Нет у меня времени в постели лежать и болеть. Нужно ехать к реке: смотреть, гадать, где они высадятся, когда начнут.