— Удар милосердия, — прошептал Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург, выпуская из зубов перчатку. — Удар милосердия. — Удар милосердия! — услышав его, закричал неизвестный господин. — Слышите, Эшбахт. Удар милосердия. И только после этого Волков склонился над Шоубергом. Встал на колено. Нижняя часть лица у того была просто свежесрубленным мясом с обломками костей, но глаза его были живы, он смотрел на кавалера с ненавистью. И кавалер сказал ему, доставая из сапога стилет: — Плевать мне на вас, да хоть сто раз вы задирали подол моей жены, меня это мало заботит, моя честь восстановлена, а вы сейчас умрете. И умрете вы с мыслью о том, что на мне была кольчуга, — он усмехнулся. — Умрите, глупец. Волков воткнул свой старый стилет прям в сердце мерзавца и смотрел, как в глазах того затихает жизнь. Раз, два, три… Все. Кавалер вытащил оружие из тела шута, вытер его об одежду мертвеца и спрятал в сапог, на место. Не без труда поднялся с больного колена и пошел к товарищам Шоуберга. Он весь был в своей крови и крови врага. Все платье, все лицо и волосы. И по роскошному лезвию драгоценного меча скатывались последние капли. Он был страшен, и это он видел по их лицам. Когда кавалер подошел к господам, он спросил с удивительной для него вежливостью: — Надеюсь, господа, вы все еще мои гости? — Что? — удивился неизвестный господин. — Господа, мое приглашение все еще в силе. Думаю, что госпожа Эшбахт будет рада вашему визиту, — продолжал Волков, почти улыбаясь и смотря при этом на сына графа. — Полагаю, что визиты в данной ситуации будут неуместны, — выдавил из себя Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург. Он был бледен, ему совсем не хотелось ехать с этим окровавленным человеком куда-либо. — Очень жаль, господа, но я всегда буду рад вас видеть у себя в имении, — сказал Волков и не очень-то галантно вырвал из рук неизвестного господина узду коня Шоуберга. — Извините, но это теперь мой конь. Неизвестный господин ничего ему не ответил. Глава 41 Он стал разглядывать то, что было на седле коня, первым делом взял плащ Шоуберга, плащ был хорош. — Вилли, — он полуобернулся к своим людям, — тебе нужен новый плащ, отличный плащ? — Конечно, господин, — отвечал сержант. Подойдя к Волкову, он взял у него прекрасный и теплый плащ, стал его с удовольствием рассматривать. Явно плащ пришелся ему по вкусу. — Хилли, — продолжал кавалер, беря с седла музыкальный инструмент шута, — на, может, научишься играть! А нет, так продашь, вещь, видно, не дешевая. И берет. Возьми берет у любителя чужих жен, тоже недешевый. Вон, какой бархат. Хилли чуть не бегом к кавалеру побежал за подарками. Все это он делал на глазах у господ, это зрелище им было явно не по вкусу, но это ему и нравилось. К Волкову подъехал Роха и сказал: — Постой чуток. Он достал из-за пояса кинжал, склонился к кавалеру, наклонил ему голову и что-то сделал. Это было Волкову явно неприятно: — Что там? — Вот, — Роха протянул ему окровавленный кусочек. — Что это? — поморщился кавалер и взял кусочек в руки. — Твое ухо, — сказал Роха, — болталось на коже. — Выброси его, болван, на кой черт ты мне это суешь? — Ну, мало ли… Вдруг твой волшебный умник монах тебе его пришьет, — Роха выбросил кусок уха. — Да и голова за ухом у тебя разрублена так, что костяшка видна, тебе и впрямь нужно к монаху, само не зарастет. Зашить это нужно. — Ну, хорошо, едем домой, — сказал кавалер. — Эшбахт, — окликнул его Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург, — а что будет с прахом? — Не волнуйтесь, у меня телега, — сообщил кавалер. — Я заберу эту тушу. — Тогда, до свидания, — сказал молодой сын графа с заметной неприязнью. — Храни вас Бог, господа, — Волков даже помахал им рукой, ведь у него, в отличие от Гюнтера Дирка Малена фон Гебенбурга и его спутника, сейчас было прекрасное настроение. Пусть и впредь у него будет хорошее настроение, а не у них. Когда господа развернули коней и поехали обратно, он крикнул: — Эй, Хилли, скажи людям, что бы мертвяка закинули в телегу и куски от него не забыли, и главное — меч, меч его не забудьте. — Ты бы умылся, ты весь в кровище, — сказал Роха и достал флягу со своим отвратительным портвейном. — Подойди сюда. Волков подошел к нему и тот залил его рану крепким вином. А кавалер осторожно попытался смыть засохшую кровь. Потом помыл вином и руки. Затем один из солдат принес из телеги воду и Волков умылся и смыл вино. — Вот, так будет получше, — сказал Скарафаджо, глядя на него и допивая остатки портвейна. — И насчет плаща… — Что еще? Насчет какого плаща? — спросил кавалер, просовывая руки в рукава шубы, которую держал солдат. — Жирно будет сопляку Вилли такой плащ таскать, угробит он его. Будет в нем на земле у костра валяться. Лучше бы мне отдал. — Оставь плащ Вилли, — сказал Волков, садясь в седло, — коня себе возьми. — Коня? — переспросил Роха и повернулся, чтобы взглянуть на коня Шоуберга. — Коня это ублюдка? Мне? Он, кажется, не верил, что ему может достаться конь стоимостью в пятьдесят талеров. — Бери, — сказал Волков. — Только дашь своим солдатам, что были с нами, по талеру из своего кармана. — Дам, — сразу согласился Роха. — Тогда и поеду на нем прямо сейчас. — Поехали уже, мне к монаху надо, — сказал кавалер, — а то ухо горит. Нет, не только из-за уха торопился он домой, была у него еще одна причина. * * * Он выслал одного человека в Эшбахт, чтобы заранее нашел брата Ипполита и тот успел приготовиться. Иной раз лекарь бродил по домам простых мужиков или солдат, не сразу его разыщешь, а тут он еще на въезде ждал хозяина. — Покажите, — потребовал монах, когда Волков подъехал. Тот склонился к нему с коня, показывая рану. — Матерь божья, заступница наша, да когда вы уже перестанете драться? У вас еще шея до конца не зажила, а вы… — Ну, хватит тебе причитать, — Волков выпрямился в седле, — ты приготовил все, что нужно? — Дома у вас все уже готово. Они поехали к дому, а следом за ним бежали деревенские мальчишки и кричали: — Господин мертвяка привез. В телеге у господина мертвяк! Весь порубленный. Волков и Роха проезжали вперед, а люди, которые были на улице, подходили к телеге взглянуть на рубленного мертвяка. Охали, крестились, отходили. Шептались: — Кто это его так? — Это господин его порубал, они с ним на мечах дрались, — поясняли солдаты, что шли за телегой. — Ишь ты, вон оно как!