Волков чувствовал, что его правая часть лица и шеи залиты кровью, но не знал, что верхняя треть его правого уха болтается на остатках кожи. Нет, даже пусть все ухо отрублено будет, он не собирался останавливаться. Он опять сдал шаг вперед. Глава 40 И снова продолжился поединок. Снова Шоуберг коротко и быстро атаковал его. Теперь же наученный горьким опытом Волков не пытался парировать все его удары. Он, заливаясь кровью, пытался отходить настолько, насколько это позволяла ему его нога. А Шоуберг наседал, думал, дурень, что кавалер старше его да еще теряет кровь, быстрее устанет. Нет. Ветер быстро высушил рану, она саднила, но кровь уже не шла из нее. Рана пустячная, Волков, полон сил, он до вечера так топтаться сможет. Удар, удар, длинный выпад. Волков отбивает и отходит на два шага. Выпад приходится в пустоту. Кавалер отмахивается, шут останавливается, чтобы не попасть под отмашку. Пауза, снова они собираются с силами. И снова шут водит клинком из стороны в сторону, ищет, откуда начать. И начинает. Шаг! Удар, удар и вдруг снова попытка закончить серию коварным, рубящим ударом в голову справа. Нет, дорогой шут, второй раз старый солдат на такой красивый фокус не попадется. Мало того, удачно встретив меч врага и поймав его на противоходе, Волков делает шаг ему на встречу, они сталкиваются плечами. Оружие у обоих опущено вниз. Глаза в глаза, мгновение, но старый солдат опытнее шута. Сейчас ему плевать на усмешки и на презрения во взгляде Шоуберга. Кавалер той же правой рукой, что он сжимал меч, вернее, локтем этой руки, неожиданно бьет шута в лицо, в левую часть. Ах, как это хорошо у него получилось! «Что, шут, не ждал ты такого грубого солдатского приема. Такому тебя в манежах и фехтовальных залах не обучат». Шут явно такого не ждал. У Шоуберга от неожиданности округлились глаза, он потерял равновесие и Волков нанес первый отличный удар. Вернее, укол, он колол его точно в брюхо. Но слишком хорош был шут графа. Даже, почти падая, перебирая по скользкой глине своими дорогими сапогами, он все равно отвел клинком страшный укол кавалера в сторону и смог сделать шаг назад. Волков делал шаг к нему и снова колол его, но тот снова отводил удар, отходя еще на шаг. Кавалер колол еще раз, и снова каким-то чудом Шоуберг отводил опасность, словно дьявол помогал подлецу. И уже надрывая ногу, вытягиваясь, как только можно, чтобы дотянуться до врага, он выкинул руку с мечом вперед, понимая, что уже рискует, что сам уже находится в уязвимой для контратаки позиции, он все еще тянулся к врагу… И тут, наконец, хвала Господу, дорогой и почти без каблука сапог Шоуберга наконец поехал по глине, а сам он опять потерял равновесие. Левая нога его задержалась всего на мгновение. Именно этого мгновения Волкову было достаточно. Он дотянулся до его ноги. Острый, как бритва, меч, прошел через тонкую кожу сапога, как через бумагу. Прошел он через ткани, не задев кости. — Ах, дьявол, он, кажется, попал! — воскликнул незнакомый кавалеру господин. Волков успел вытащить из раны лезвие и отвести руку, прежде чем Шоуберг отмахнулся. Лезвие меча Шоуберга промелькнуло в ногте от правой брови кавалера. Но кавалер успел отпрянуть, выпрямиться и встать, расправив плечи. А потом отошел на два шага назад. Теперь он мог переводить дух и злорадствовать. Теперь и на его мече были капли крови. — Шоуберг ранен, — не унимался незнакомый господин. Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург ничего не говорил, он был весь во власти зрелища. Смотрел во все глаза, не отрываясь. Хотя пока смотреть было нечего, противники замерли, Шоуберг, видно, привыкал к новым ощущениям в ноге, не атаковал, а Волкову теперь это и вовсе было ненужно. Теперь он мог ждать, пока противник истечет кровью. Кавалер очень надеялся, что проколол важную жилу в ноге врага, ведь он так удачно попал. «Что-то ты, кажется, печалиться начал, шут». Нет, не печалиться. Лицо Шоуберга не было печальным, но уже и не было столь высокомерным и заносчивым. Теперь он был просто зол. И ничего в лице этом не было, кроме желания убить Волкова. Наконец, враг сделал шаг. Да, он еще был достаточно тверд, ногу ставил уверенно. «Ну, ничего, посмотрим, надолго ли тебя хватит». Выпад, кавалер отбил. Шаг, длинный выпад, быстрый и опасный, едва Волков его успел отвести, как рубящий удар. Кавалер отпрянул и отмахнулся, чтобы не было следующего удара. Да, этот шут прекрасный мастер. И, кажется, рана в ноге его не так уж и беспокоит. Единственное, что порадовало Волкова, так это то, что после этой атаки шут опустил меч к земле. Это верный признак того, что рука у него начинает уставать. Меч его, конечно, легче, чем у Волкова, но Волков был сильнее, а главное — выносливее его. Кавалеру нужно было тянуть время. Шаг, выпад — Волков отводит удар, отходит. Шаг, удар, шаг, выпад, Волков отводит, отходит назад. Но Шоуберг не унимается, он стал торопиться. Значит, с ногой не так все хорошо. Значит, кавалеру нужно тянуть и дальше. Хотя от всей этой забавы и у него самого начинает крутить левое колено, очень не вовремя, очень. Он надеялся, что это начнется попозже. А теперь уже неизвестно, кто из них первый остановится и будет не в силах дальше передвигаться. Чертов Шоуберг наседает, словно понял, что у Волкова начала болеть нога. Шаг, удар, Волков пятится. Шаг, удар, удар. Волков отбивает, снова пятится. И снова серия ударов и вдруг, казалась, вот она и закончилась, вдруг выпад! Простой, незатейливый, длинный, выпад. Это одно из первых упражнение в фехтовании. Это быстрый укол на всю длину меча и с приседание на опорную ногу. Очень опасный прием, рассчитанный на верное попадание, иначе наносящий этот удар боец оказывается в позиции, в которой почти невозможно защищаться. Но это простой прием наносил мастер, настоящий мастер. Он с филигранно рассчитал все, он знал, что тяжелый меч кавалера не успеет блокировать укол, а больная нога не позволит ему быстро отпрянуть. И Шоуберг дотянулся, попал. Единственное, что не учел шут, так это, что под дорогой тканью колета противника спрятана тончайшая и прочнейшая кольчуга. Иначе кончик его шпаги вошел бы Волкову в грудь, под левую ключицу, на целый палец. — Отлично, Шоуберг! — воскликнул неизвестный господин. Он не знал, что кавалер невредим. А молодой сын графа все молчал, в волнении терзая свои перчатки. Волков поздно среагировал и ответил на выпад, когда нога шута уже распрямилась, он снова был в удобной для обороны стойке. А еще лицо Шоуберга выражало досаду, он не понял, что попал в кольчугу, кажется, он думал, что просто попал в кость, которую не смог разрубить. Все-таки, этот мерзавец был очень опасен. Волков собрался, ему опять везло, но везение не могло быть вечным. И опять он заметил, что шут опустил меч на мгновение. Потряс им, как бы расслабляя кисть. «Что? Устает ручонка? А у меня еще нет, да у меня меч можно держать и двумя руками, эфеса хватит». — Шоуберг, заканчивайте, он ждет, пока вы устанете, — волнуясь, кричал неизвестный господин. Но шут и не собирался тянуть, видно, в его рукаве были припрятаны еще пара фехтовальных фокусов. И он опять пошел вперед. Волков отражал удары и пятился. И тут он после двух быстрых ударов снова сделал выпад. Почти такой же, что и тот, который был почти успешен. Но Волков отвел удар. Два раза он на один и тот же фокус попадаться не собирался. А это был уже другой фокус. Когда кавалер отвел удар, Шоуберг исполнил мечом полукруг, такой же, как и вначале поединка, ударил Волкова наотмашь в лицо, только теперь с левой стороны. Это получилось само, остановить бритвенно-острое железо своим железом он уже не мог, он просто поймал его перчаткой и зажал. Это прием у Шоуберга вызвал удивление. Он смотрел и не понимал, как это Волкову удалось остановить его оружие. И пока тот удивлялся, Волков быстрым взмахом поднял меч и, потянув на себя клинок шута левой рукой, рубанул ему по руке. Шоуберг попытался убрать руку из-под железа, но Волков дотянулся и рассек ее чуть выше кисти самым кончиком меча. Шоуберг с силой дернул свое оружие и выдернул лезвие из руки кавалера. Отскочил. Волков поднял перчатку, посмотрел на «ладонь». Замша была рассечена. Не будь под ней кольчуги, у него сейчас, возможно, не было бы пальцев, а может, и половины ладони. А так рука просто побаливала, он протряс ее, сжал и разжал кулак. Ничего, все в порядке. Он снова готов был драться. Неизвестный господин на сей раз даже не сказал ничего, он и сын графа просто с ужасом смотрели на происходящее, понимая, что дела у их спутника были плохи. Рука Шоуберга была залита кровью. Он переложил меч в левую руку и собирался продолжить поединок. Теперь и намека на пренебрежение на высокомерие или на насмешку в его лице не было. — Что, уже не кажутся вам обманутые мужья ничтожными и смешными? — спросил его Волков. Но шут только сверкнул на него глазами и не соизволил ответить. Теперь у него не было времени и сил на перепалки, он хотел побыстрее продолжить, ведь положение его было удручающим, он терял кровь и вынужден был драться левой рукой. И он пошел в атаку… но поскользнулся. Нога в дорогом сапоге опять поехала по глине. Чтобы удержать равновесие, он взмахнул рукой с мечом, слишком поднял ее… И поединок был закончен. Волков быстро сделал простой шаг ему на встречу и коротким движение выбросил меч вперед. Укол пришелся в левый бок под ребра. Меч вошел на ладонь. Шоуберг не устоял и упал на колено. Он взмахнул своим мечом и попытался ответить, но кавалер уже отступил на шаг обратно. — Боже мой! Шоуберг! — кричал неизвестный гражданин. — Вставайте! — О Господи, Шоуберг, — даже Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург заговорил. — Держитесь, друг мой. — Ну, наконец-то, — прорычал даже Роха. — Фольков, дьявол, вот нужно было столько тянуть с этим хлыщом? Я аж взмок. Но Волков не слышал ни друзей шута, ни своего старого приятеля, он смотрел, как окровавленной правой рукой, шут пытается закрыть рану в левом боку. Он знал, что сейчас Шоуберг пойдет в последнюю атаку. Ему нужно было быть настороже. Он был собран и сосредоточен, ему не хотелось из-за небрежности или нелепости умереть в выигранном поединке. Шоуберг встал и кинулся, именно кинулся на кавалера, видно, сил у него совсем мало оставалось. И при этом весь свой удивительный фехтовальный багаж он как будто позабыл. Он просто бросился на Волкова, замахнувшись мечом. И это на скользкой глине. Волков сделал шаг в сторону и коротким рубящим движением с оттягом рубанул его по глупо вытянутой вперед руке. Он не знал, как это его движение, его этот прием выглядит со стороны. А выглядел он страшно. — О, мой, Бог! — прошептал неизвестный господин. Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург схватил свою перчатку зубами. Даже суровый Роха и тот им восхитился: — Хорош, чертов проныра, всегда был таким. Шоуберг упал на землю, окровавленной правой рукой он держался уже не за левый кровоточащий бок, он сжимал ею обрубок левой руки. И он кричал: — Ах, дьявол, дьявол… Будь ты проклят, чертов выскочка. Волков был весь забрызган кровью шута, все лицо его было в красных каплях. Он наклонился к Шоубергу и сказал: — Проклятые, проклясть не могут. — Безродный пес, чтоб ты сдох. — После вас, добрый господин, — отвечал он ему. — Думаешь, ты победил меня, да? — шипел сквозь зубы от боли шут. — Нет, не думай так! Даже когда я умру, ты будешь помнить, что я задирал подол и раздвигал ноги твоей жене, и мы с ней смеялись над тобой, чертов ты безродный выскочка. Кровь он зажать не мог, из руки она текла и текла. Но Волкову после последних его слов этой крови было мало. Он распрямился, взмахнул мечом, и разнес Шоубергу лицо, всю нижнюю челюсть превратил в кровавое месиво с обломками костей и зубов. — Что вы делаете?! — кричал неизвестный господин. — Это бесчестно. Это низко! Остановитесь!