— Отнюдь, вам это удалось, — наконец сказал фон Шоуберг. — Только драться мы будем по правилам и не тут. — Вы при оружии и не больны, — твердо сказал кавалер, — драться мы будем здесь и сейчас. — Я сказал нет, — твердо ответил Шоуберг. — Он вправе выбирать оружие и место, брат, — напомнил Волкову Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург, которому все происходящее жутко не нравилось. А Волков вдруг достал из-за пояса пистолет и взвел курок: — Драться мы будем здесь и сейчас. Если вы, господин шут, надумаете повернуться и уехать, я выстрелю вам в спину без всякого поединка. Если я вдруг промахнусь, то я прикажу моим людям стрелять в него. — Вы забываетесь, Эшбахт, — проговорил фон Гебенбург. — Вы забыли, что господин фон Шоуберг личный друг графа. — Он подлец и мерзавец, он здоров и при оружии, — твердо сказал кавалер, — либо он будет драться, либо я убью его как труса. — Я не понимаю… — начал было незнакомый господин. Но Шоуберг прервал его: — Я буду драться, если господину обманутому мужу так будет угодно. — Он замолчал, а потом прибавил негромко. — Эти низкородные господа до смешного заносчивы. В его голосе опять сквозило и высокомерие, и презрение. — Вот и славно, — сказал Волков и подозвал к себе Хилли, — возьми поводья. Глава 39 Когда он служил в гвардии герцога де Приньи, герцог поощрял занятия своих гвардейцев в атлетических и фехтовальных залах. Господин поощрял выездку, стрельбу, фехтование и даже игру в мяч. Он часто устраивал конкурсы на владение тем или иным оружием с неплохими призовыми. Меньше всего Волков упражнялся как раз с мечом, разумно полагая, что в сомкнутом строю против закованных в железо людей меч ему может понадобиться в последнюю очередь. Пика, копье, алебарда, молот, тесак — да все, что угодно, все нужно, все может пригодиться. Но не меч. И поэтому во владении мечом он был далеко не среди первых. Кто ж мог знать, что ему предстоит стать господином и с мечом в руках отсеивать свою честь. Знай бы он об этом в те времена… Подъехал Роха, забрал у него шубу и пистолет: — Может, ты зря это затеял, а, Фолькоф? — негромко говорил он. — Может, и зря, — ответил кавалер, отвязывая ножны от пояса и предавая их товарищу. — Хочешь, я прикажу Хилли и Вилли пристрелить его, а ты будешь в стороне, вроде как, — предложил Скарафаджо, забирая ножны. — Не неси чушь, дурень, — сказал Волков и зло глянул на него, — это мое дело. — Черта с два это твое дело, — также зло отвечал ему Роха, чуть склоняясь к нему с коня, — тебя, дурака, сейчас зарежут, а что будет со всеми теми, кто живет на твоей земле? Появится новый хозяин и всех разгонит оттуда, заберет у нас у всех наши наделы, и куда нам с офицерами и солдатами идти? Волков промолчал, он сделал несколько движений, разминая кисть. Да, давно он не занимался этим делом. Кисть может и устать с непривычки. — К тому же ты хромой, а он вон, молодой бык, здоровый, — продолжал бубнить Роха. Волков невольно глянул на фон Шоуберга, тот уже слез с коня и снимал плащ. Да нет, на быка он не тянул, высок, но ниже Волкова, крепок, но и тут Волков заметно крепче. Да, кавалер хром, но он с удовольствием отметил, что Шоуберг поскользнулся на мокрой глине, когда перекидывал плащ через седло. Его изящные сапожки были предназначены для паркетов бальных зал, а не для поединков на мокрой глине. И Волков благодарил Бога за свои грубые и некрасивые кавалерийские сапоги с каблуками и гвоздями в подошве. И ничего, что он хром, эти сапоги сглаживали преимущество шута в подвижности. Но больше, чем Господа, он благодарил старого епископа Мален отца Теодора, за его роскошные подарки. За колет и перчатки со вшитой в них кольчугой. Вот! Вот на них-то он больше всего и уповал. Поэтому и требовал он поединка здесь и сейчас, а не когда-нибудь в фехтовальном зале, где пришлось бы снять все до рубахи, и где на них смотрела бы куча народа. Нет, именно тут и сейчас он хотел драться с шутом, пока его тело затянуто тончайшей и незаметной кольчугой от паха и до подбородка. А его руки в перчатках черной замши, могут перенести безболезненно прикосновение даже самого остро отточенного железа. Ну конечно, этого можно было ждать. У шута этот новомодный меч, что на родине Рохи зовется эспадой, а тут зовется дворцовым мечом. Он узок, его гарда почти полностью закрывает руку. Он легок и быстр. И на первых минутах, пока Шоуберг будет свеж, преимущество будет за ним. Главное для Волкова в эти первые минуты не дать ему возможности понять, что на кавалере кольчуга. Волков, рассекая мечом воздух, пошел на открытое место между холмом и дорогой, где не было кустов. Он остановился там, продолжая разминать руку. Шоуберг что-то сказал своим спутникам, и тоже пошел на то место. Кавалер с удовольствием наблюдал, как тот не спешит, почти семенит по грязи, боясь делать большие шаги. — Господа, — кричал юный Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург, — возможно ли примирение между вами, может ли что-либо предотвратить поединок? Голос его чуть не срывался, молодой человек заметно волновался. — Нет, — крикнул Волков. — Обиженные мужья никогда не могут успокоиться, пока не начнут харкать кровью, — язвительно произнес фон Шоуберг. Он опять ухмылялся. Волков уже взял себя в руки после недавнего приступа ярости, он был уже почти спокоен, это было важно, очень важно. Но это замечание снова его задело, и словно видя это, Шоуберг продолжал: — Эти низкородные господа очень переживают из-за того, что их жены предпочитают раздвигать ноги пред другими мужчинами. Даже его спутники не засмеялись над этой шуткой. А Волкова снова залило ненавистью, аж в глазах побелело, и это было плохо. Ярость в поединке к беде. Ему нужно было собраться. Собраться и держать себя в руках. Особенно в первые секунды. — Не убивайте этого несчастного, Шоуберг, — крикнул неизвестный господин. — Хорошо, — кричал тот в ответ нагло, — отрежу кое-что ненужное ему и отпущу. Волков пропустил это, он делал глубокие вздохи, пытаясь привести себя в состояние холодного покоя. Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург поморщился от таких разговоров, он почему-то не был так весел, как его приятели: — Господа, разрешите уже свой спор. Все, дело началось. И Волков, и Шоуберг подняли оружие и стали сближаться. Уже по тому, как враг держал оружие, уже было все ясно. Шоуберг развернулся к нему правым боком, упор на правую, чуть согнутую в колене ногу, левая подпирает как бы сзади, меч он держал на первых шагах острием вниз, к земле, так можно экономить силы в руке. Без всяких сомнений, это был сильный и опытный фехтовальщик. У Волкова не было сомнения, что враг знает много хитрых приемов, которые он часами, а может, и днями разучивал в зале с такими же, как и он. И эти приемы он не преминет использовать против него, Волкову нужно было быть настороже. Еще шаг и Шоуберг поднял меч. Все, сейчас кончики оружия соприкоснутся. И они не соприкоснулись, быстрым и длинным выпадом вперед, обойдя железо кавалера, враг ударил его прямо в кисть. Острая сталь сразу распорола ткань рукава, чуть выше кисти. Не будь под ней кольчуги, кровь бы уже полилась на желтую глину. Может, и не полилась бы, может только капала бы, но удар он пропустил, хоть и готовился к нему. Шут действительно был ловок, действительно был мастером. Он еще нанес два удара вслед первому, но теперь кавалер уже был готов. Удары были как раз туда, где у Волкова не было защиты, Шоуберг дважды пытался колоть ему его здоровую праву ногу. Колол в бедро. Волков шагнул назад, отбил и первый, и второй, после сам быстро ударил. Как ему казалось быстро. Но недостаточно быстро для шута, тот легко отскочил назад. Меч рассек воздух. Только теперь кавалеру стало ясно, настолько опасный стоял перед ним человек. А ведь поединок только начался. Шоуберг водил мечом туда и сюда, словно ища хода к телу Волкова. Поводил, поводил и снова шаг к нему, и снова шаг очень быстрый, снова удар, удар, удар. Звон железа, снова враг кидает жало своего меча в него. По бедру, по бедру и вдруг прямой и длинный выпад, укол в живот. Все, что мог сделать Волков, так это только отвести все три удара, Шоуберг был так быстр, что о контрвыпаде он даже и не помышлял. Только защищался. Да, легкий меч давал шуту большое преимущество. И снова враги замерли. Снова острие вражеского меча маятником качается пред глазами кавалера. Туда-сюда. Из стороны в сторону. Шоуберг делает шаг вперед и тут же делает шаг назад. Сволочь, отчего же ты не скользишь по мокрой глине, как ты так легко движешься. И снова длинный шаг, снова удар в правое бедро, кавалер отбивает. Еще один, кавалер снова отбивает, этот шут так приучает Волкова, старый прием, теперь все будет начинаться с удара в бедро. Удар, снова длинный выпад. Кажется, новый секущий удар справа, удар все в тоже правое бедро, кавалер наготове, его меч готов отвести и парировать выпад. А парировать, вдруг, нечего, его оружие разрезает воздух, оружия врага не встречая. Едва-едва какими-то своими древними навыками, теми, что он обрел в годы своей молодости и не позабыл до сих пор, теми навыками, что приходили из глубины сознания, он пользовался в этот момент, чтобы просто отпрянуть. Отскочить назад у него не выйдет, с его левой ногой не слишком попрыгаешь. Отпрянуть и попытаться поднять меч, чтобы… Чтобы не умереть. Узкая и быстрая шпага Шоуберга, делая воздухе полукруг снизу вверх, с неимоверной быстротой летит ему в голову с права. То, что он резко начал клонится влево, то, что он успел хоть как-то заслониться своим мечом, спасло ему жизнь. Меч смягчил удар, но это не уберегло его от раны. Хоть и потеряв силу, острое лезвие меча врага рассекло ему кожу на правом виске и поранило ухо. Боль? Да какая это боль — ерунда. Шок? Что за бред, никакого шока. Старый солдат не стал бы старым, испытывай он шок из-за каждой царапины. Растерянность? Да к дьяволу вашу растерянность. Он не видел, как Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург восхищался выпадом и хлопал в ладоши, как неизвестный господин кричит: — Блестяще, Шоуберг, это было блестяще! Волков всего этого не слышал и не видел, он, собравшись с духом уверенно, отвел еще два удара шута. Отвел и сам сделал вполне себе не плохой выпад. Такой, что пришлось и шуту напрячься, чтобы его отразить. — Эшбахт, вы весь в крови, — кричал Волкову Гюнтер Дирк Мален фон Гебенбург. — Может, остановитесь? Но Волков только помотал головой. Шоуберг отскочил и остановился: — Ну, что, муж обиженный, вам еще и вправду мало? Волков не собирался ему отвечать, заметно припадая на свою больную ногу, он сделал два шага к врагу. Шут сделал шаг назад: — От вас куски отваливаются, глупец, может, вам уже хватит?