— Как пожелаете, кавалер, — отвечал Карл Брюнхвальд. * * * Они прождали весь остаток дня, но до наступления темноты отряд Фильшнера не появился. Дождь усилился, стало холодно. Уже в сумерках Волков со всеми офицерами обходил лагерь и окрестности. Дорога покрылась лужами, глина на холмах раскисла, холмы стали скользки. Мерзкие колючие кусты стали еще и мокрыми. Было нехорошо вокруг, даже солдатские костры толком не горели, все больше дымили. — Наверное, уже не придут, — сказал Брюнхвальд, когда опять они лезли на холм. — Может, дозволим солдатам снять доспехи и ложиться отдыхать? — Да, вряд ли уже придут, — соглашался кавалер, он не без труда залез по мокрой глине на вершину холма, всматривался вдаль. — Рене, поставьте заставы из десяти человек на каждый холм, и на дорогу, дорогу пригородите рогатками. На каждую заставу по сержанту. — Будет исполнено, кавалер, — отвечал родственник. — Вильгельм. — Я тут, господин, — откликнулся молодой сержант роты стрелков. — На каждую заставу по пять стрелков. Пусть идут аркебузиры в первую очередь, накажите, что бы порох сухим был всю ночь, после полуночи сходите, проверьте, — распорядился Волков. — Будет исполнено, господин, — заверил сержант. Он пошел к себе в шатер. Там Максимилиан разжег огонь в жаровне, горели лампы. Было сухо, светло и тепло. На столе из перевернутой бочки стояла еда в большой тарелке — телятина, лук, чеснок, хлеб, оливковое масло и вино в большом стакане из стекла. Он по-солдатски быстро поел и завалился на кровать, не снимая ни сапог, ни доспеха. Ничего, ему не привыкать, он далеко не первый раз так спал. Бывало, что и голодный спал, и мокрый насквозь. Меч под левой рукой, шлем и подшлемник под правой, все в порядке. Кони стоят, не расседланы. Дежурный по лагерю Бертье, ему можно доверять, спать страже и дозорам не даст. А значит, он может спать спокойно, ну, если, конечно, у него получится заснуть. По полотну шатра шелестели капли, хороший шатер он отобрал у Ливенбаха. Где-то совсем рядом переговаривались солдаты из роты Брюнхвальда, теперь они были его охраной, пахло влажным дымом плохо горящего костра, конь стряхивал воду с гривы, звенела узда. Все было как когда-то в молодости, точно так же. Только тогда не болела нога и шея… А теперь приходилось ворочаться и искать для членов своих неспокойных удобное положение, а попробуй его найди, если на тебе столько железа. Он уже подумывать начал, что неплохо бы позвать Увальня или Максимилиана, чтобы снять доспех да заснул под шорох дождя. * * * Гауптман Фильшнер негодовал. Все это на первый взгляд простое дело шло наперекосяк. Все словно сговорились ему вредить или хотя бы не помогать. Он вышел из города, при нем было едва двести пятьдесят человек, хотя он намеревался иметь четыре сотни вместе с дворянским ополчением. Пройдя неспеша половину пути и не дойдя до границ Эшбахта, он поставил лагерь, чтобы дождаться сержантов, что остались в Малене нанять еще людишек. Все сержанты, кроме одного, вернулись с очень плохим уловом. Вернулись поздно, намного позже полудня. Привели они тридцать нищих и бродяг, которые согласились за пол талера куда-то идти. Фильшнер начал ругать своих сержантов, хотя знал, что сержанты его вовсе не виноваты. А сержанты ему отвечали, что других людей в городе нет. К ним вообще никто не хотел идти из добрых людей, даже если сержанты предлагали им целый талер за три дня, особенно не хотели, когда узнавали, что идти придется против фон Эшбахта. Фильшнер плюнул и пошел к себе. Он стал ждать последнего сержанта, который еще не пришел. А его все не было. Что там с ним произошло — капитан мог только гадать. Может, он запил с горячими кабацкими девками. А может, его обворовали. Может, проигрался, всякое бывает. А может, он дезертировал с денежками, хотя в это гауптман не верил, его сержанты были люди проверенные, семейные, все из Вильбурга. Но сержант так и не объявился до вечера, его роте пришлось ночевать на дороге, под дождем. И утром его не было, что удивило капитана еще больше. Солдаты Фильшнера на рассвете встали, рубили мокрые кусты и хотели готовить еду, но гауптман решил не ждать, чтобы поберечь свой провиант и пообедать в Эшбахте, за счет хозяина и его мужиков. Тем более, что хода туда было всего четыре часа. Ну, учитывая, что дорога стала от дождя плоха — шесть. Недовольные, голодные и промокшие солдаты, ворча, пошли дальше на юг. И если его солдаты ворчали тихо, то те мерзавцы, что дал бургомистр Малена, ворчали, рыл своих не пряча. Одного пришлось успокаивать плетью. Впрочем, ни плохая погода, ни плохая дорога, ни солдаты недовольные решимости и уверенности Фильшнера не колебали. Капитан видел людей этого Эшбахта на смотринах у графа. Да, солдаты были у него неплохи, да уж чего там — хороши были его солдаты. Но было их всего около сотни, может чуть больше. А гауптман вел к нему не таких хороших солдат, но в два, два с половиной раза больше, этот Эшбахт никуда от него не денется. Они часа не шли еще, как приехал из авангарда его офицер и сказал капитану: — Кажется, ждут нас, гауптман. — Кто? Что? — не понял тот поначалу. — Нас ждут? — Точно так, дальше на холме шатер, — офицер указал на юг плетью, — видите? Сквозь пелену дождя немолодой глаз Фильшнера разглядеть шатер не смог, офицер поехал вперед, обгоняя колонну. Да, как проехал немного, так увидал отличный алый шатер на холме, а еще людей под холмом, их было много. Капитан стал приглядываться внимательно, а после, кажется, и злиться начал, он погнал коня дальше, вперед, вперед. И чем дальше ехал, тем мрачнее становился. Как проехал еще сто шагов, так рассмотрел за дождем он не только шатер роскошный, не только людишек конных вокруг него, а еще и стройные ряды людей пеших, людей добрых, что были при латах хороших. Увидал пики длинные и алебарды. Одна рота у подножья правого холма в двести человек и одна рота на невысоком левом холме, тоже двести человек. Да еще полсотни людей прямо за рогатками на дороге. А на самом холме, рядом с шатром — рыцари. Дюжина, не меньше. И знаменосец там же, стоит с большим стягом. Чуть наклонил его, чтобы намокшее от дождя полотнище к древку не липло, чтобы его хорошо недруги видели и друзья. И все остальные люди стоят под штандартами бело-голубыми. Хоть и дождь идет, люди построены, флаги развернуты, все издали видны. И те, кому нужно было видеть, все это увидали. Солдаты капитана Фильшнера и так не очень веселы были, а тут и вовсе стали шаг замедлять. И не удивительно. Они отлично видели железные ряды, считать они умели. И считали сквозь дождь. Людей у этого Эшбахта мало того, что больше в два раза, так еще и стояли они на холмах. Еще и кавалерия при них была. Капитан продолжал ехать вперед, не зная еще, что же ему теперь делать. Как брать наглеца и упрямца Эшбахта, когда солдат у того больше намного? А к нему, разбрызгивая воду из луж, скакал его помощник. «Вот тебе и пообедал в Эшбахте», — подумал капитан Фильшнер, и стряхнув воду с полей шляпы, сказал подъехавшему офицеру: — Остановите колонну. — Шесть знамен, капитан, главный штандарт, штандарт кавалерии и еще четыре. Дьявол, как же так, — начал ротмистр вглядываясь вперед, — мы же думали, что у него сто людей! — Остановите колонну, ротмистр, — повторил капитан, он и сам умел считать флаги, сам все видел. — Остановите колонну и будьте тут, — он тяжело вздохнул и поехал вперед. * * * — Никак не будет их три сотни, — сразу сказал Брюнхвальд, глазом опытного офицера оценив колонну гауптмана Фильшнера. Они все увидали, как от колонны противника отделился всадник. — Едва двести восемьдесят, — сказал Волков. Может, нога, шея и все остальное его и мучило, но глаза бывшего арбалетчика были все еще остры. — Максимилиан, останетесь при знамени, Клаузевиц и Увалень едете со мной. Брюнхвальд, вы за старшего. Волков тронул коня и тот, умный, осторожно стал спускаться с холма, передними ногами тормозя и оставляя в скользкой глине борозды от копыт. За ним так же осторожно стали спускаться Клаузевиц и Гроссшвюлле. Они ехали навстречу капитану. Тот остановился на краю дороги и у длинной лужи стал ждать их. — Какая встреча, — Волков снял из вежливости шлем, но так как капитан был в шляпе, подшлемник снимать не стал, — я вас видел, кажется, на смотре у графа, вы были в свите маршала? — Да-да, — отвечал ему гауптман, отвечал не очень вежливо, словно хотел закончить этот пустой разговор побыстрее, — а еще на балу у графа. Меня зовут Фильшнер, я капитан Его Высочества герцога Ребенрее, да продлит Господь его дни. — Воистину! — со всей возможной любезностью отвечал кавалер. — А меня Фолькоф. Это мои владения, добрый капитан… Фильшнер. — Я знаю, что это ваши владения… — сказал капитан. — И мне кажется, вы знаете, зачем я здесь. — Может, и знаю, какая разница, раз уж вы пришли, то я приглашаю вас быть моим гостем, — Волков поклонился капитану, насколько это позволял сделать доспех. — Гостем? — чуть ли не с удивлением переспросил Фильшнер. — Гостем, — подтвердил Волков. — Это так вы встречаете гостей, Эшбахт? — капитан указал на стройные ряды солдат кавалера. — Четырьмя сотнями людей при добром железе? — Вообще-то пятью сотнями, одной сотни вы не видите, — соврал кавалер, — а гостей я встречаю так, как они заслуживают. Недавно тут были одни гости… Из-за реки приплывали, не очень-то желанны были… Так их капитан, кажется, в реке потонул, говорят, так и не нашли беднягу. Увалень, дурак, не сдержал смеха, едва не засмеялся в голос, слава Богу, хоть фон Клаузевиц ограничился сдержанной улыбкой. — Никак вы осмелитесь поднять оружие на посланника сеньора своего? — насупился капитан. Ему очень не нравился этот разговор. Он недобрым взглядом смотрел на молодых людей, что сопровождали кавалера и позволяли себе ухмылочки при серьезном деле. И он продолжил: — Неужто дерзнете? — Никогда не осмелюсь, если посланник этот ко мне в гости пойдет. — Я не в гости к вам иду, у меня есть приказ арестовать вас и доставить в Вильбург, на суд Его Высочества. И вы, как его верный вассал, должны повиноваться его воле. Значит, и мне, как носителю его воли. — Я, как его вассал готов повиноваться, но вот в чем препятствие, мои офицеры ему вовсе не вассалы, они злы и своенравны, не хотят, что бы меня куда-то увозили, когда я воюю с горными безбожниками, — вежливо улыбаясь, объяснял Волков. — Значит, ваши офицеры не дозволят? — недружелюбно спросил капитан. Волков тронул коня и знаком попросил Фильшнера отъехать. Тот подумал немного и согласился. Они отъехали и сблизились, чтобы никто их не мог ни слышать, ни видеть из-за кустов.