Тут все начали ему хлопать, хлопали и улыбались, кто-то поднимал бокалы за здоровье юноши, а Волков смотрел на него серьезно, и только качал головой, словно соглашался с кем-то: — Как вас зовут, молодой человек? — спросил он, перекрикивая шум в зале. — Меня зовут Курт Фейлинг, — отвечал юноша. — Я беру вас и вашего брата в учение, — произнес кавалер. И зал еще больше оживился. Виночерпиям и лакеям пришлось пошевелиться, все требовали вина. * * * У выхода столпились важные горожане, прохода ему не давали, многие желали засвидетельствовать свое почтение. А кое-кто и нет. То были его кредиторы. Эти господа желали говорить о своих вложениях. Говорили, что деньги они давали не на войны, а на строительство замка. И знай они, что он затеет войну, так не дали бы. Но с ними кавалер был лаконичен, и на попытку их заговорить с ним о возврате золота отвечал так, как шептал ему брат Семион из-за спины: — Все буде так, как писано в договоре. Ждите свои проценты. По времени прописанному будет вам ваше золото. — А пока молитесь, господа, за кавалера, и уповайте на Господа нашего, — смиренно говорил, закатывая глазки к небу, брат Семион. Они пытались еще что-то говорить, но кавалер больше их не слушал, шел к выходу, где его остановили другие важные горожане. Кредиторов оттеснили от него его офицеры: нахальный Бертье и мрачный Роха. К дьяволу кредиторов. Почти в дверях зала его остановили господа важные. Было их семеро. Стали представляться, все они были из мастеровых гильдий, не купцы, не банкиры, но тоже люди не последние. Тоже из городского нобилитета. Все в золоте и мехах. Имен их Волков потом и не вспомнил бы, но все остальное про них запоминал хорошо. Когда-то купцы, а тем более банкиры, на цеха мастеровых смотрели свысока, но не теперь, не в Малене. Теперь главы промышленных цехов и гильдий играли в городе едва ли скромную роль. И вот они стояли перед Волковым. — Бейцель, — говорил один. — Цех литейщиков и рудников города Малена, шестьдесят два члена мастеров и подмастерий. С коммуной Литейной улицы даем городу шестнадцать добрых людей. — Роппербах, — кланялся другой. — Цех оружейников Южных ворот, сорок два члена, даем городу двадцать восемь добрых людей. — Биллен, — говорил третий. — Гильдия оружейников Малена и коммуна Нозельнауф, даем городу сорок добрых людей, шесть из которых конные. — Кавалер Фолькоф, — скромно отвечал Волков каждому и жал руки. Всего глав гильдий было семь. — Рад, что познакомился с вами, — сказал кавалер, пожав руку последнего. Руку сухого господина в отличной шубе, что звался Шонер и занимался свинцом. Он хотел было уже откланяться, но они, видно, не просто его остановили. — Господин Эшбахт, — заговорил оружейник Биллен, — купчишки наши говорят, что на реке вы ставили амбары и причал, так ли это? — Да, ровно на восток от Эшбахта пришлось поставить амбары для зерна и небольшую пристань. Уж больно купцы нашего графства, что приезжают ко мне за зерном, скупы. Пришлые купцы, что приплывают, пощедрее будут, — отвечал Волков. — Нам, людям, что дело имеют с металлами, очень интересна ваша затея, — заговорил свинцовых дел мастер. — Я делаю пули и картечь, трубы и листы, а также прочую всячину из свинца. А возить все приходится в Хоккенхайм, четыре дня до Вильбурга, а потом еще четыре дня до Хоккенхайма. А товары мои, — он обвел рукой все присутствующих, — да и у всех у нас, тяжелы. Подводы нужны крепкие, по две лошади в каждой, возницы за наш товар просят цену большую. Едут долго, еще и дорого. Нам накладно выходит. Волков начал понимать, куда клонят господа цеховые головы. И это разговор ему нравился: — Что ж, я буду рад видеть ваши товары у себя на пристани. — Да, но купцы говорят, что дороги у вас плохи, — сказал господин Бейцель. — Они говорят, что по таким дорогам только телеги ломать да лошадей надрывать. Они были правы, дороги от Эшбахта до амбаров почти не было. Тянулись две разъезжие колеи с холма на холм, с холма на холм да в овраг. Когда дожди пойдут, а они вот-вот пойдут уже, так никакая коняга по грязи телегу из оврага не вытянет, на холм не затащит. — Не думали ли вы о том, господин Эшбахт, что бы дорогу свою улучшить? — продолжал глава гильдии свинцовых дел Шонер. И пока кавалер раздумывал над ответом, брат Семион опять был тут как тут, он все слышал, все понимал, всегда знал, что сказать: — Господа, так дорога, что тянется от Эшбахта до реки вдесятеро короче, чем та дорога, что тянется от Эшбахта до Малена. И дорога до Малена тоже нехороша. Какой в том резон, что бы делать малую дорогу хорошей, когда большая дорога, что ведет к малой, будет плоха? Речь монаха удивила господ промышленников, они удивленно приглядывались, Волков был доволен, что монах об этом вспомнил, он удовлетворенно глядел на господ, пока господин Бейцель не сказал: — Мы как раз думали об этом. Мы думаем, что до ваших владений можем проложить дорогу сами, а уж от границ ваших владений, то забота ваша, господин кавалер. — Господа, видно забыли, — смиренно продолжал монах, не давая Волкову рта раскрыть и этим уже, кажется, раздражая господ-промышленников, — что господин Эшбахта войну ведет с еретиками и что в средствах ограничен весьма. Думаю, справедливо было бы, что бы до границ Эшбахта дорогу строил славный город Мален, город богат весьма, серебра у него в достатке, что для него дорогу построить! А уж от границ поместья и до самого Эшбахта могли бы взяться и вы, господа, а уже от Эшбахта до амбаров дорогу делал бы сам хозяин поместья. Так, мне кажется, было бы справедливо. Ему кажется! Господа промышленники смотрели на монаха неодобрительно, не так они собирались строить беседу, не к таким выводам о справедливости должна она была привести. За то Волков был доволен, монах правильно мыслил, он бы так все не смог бы вывернуть и взялся бы, наверное, все строить сам, только предложи ему это промышленники. А брат Семион продолжал, пока господа не опомнились: — И думается мне, что те господа, что будут участвовать в строительстве дороги по поместью, будут за свои траты вознаграждены всяческими преференциями. Уж в этом пусть никто не сомневается, доброта и щедрость господина Эшбахта всем известна. — Что ж, хорошо, что мы поговорили и все выяснили, — задумчиво произнес за всех голова гильдии свинцовых дел Шонер. На том они и раскланялись. Как Волков и монах отошли, так господа принялись живо обсуждать предложения монаха. А Волков шел и косился на брата Семиона: — Не откажутся ли? — Куда им деться? — злорадно хмыкнул монах. — Придут с согласием, только поначалу торг затеют. Надобно будет все цены на подобные работы вызнать у архитектора. — Думаешь, не откажутся? — Нипочем не откажутся. Цена на извоз посуху раз в пять дороже извоза по воде, — заявил монах. Да, тут он был прав. Глава 10 Прямо на главной площади, не успел он сесть на коня, к нему подошли люди, среди них был старый его знакомец, землемер Куртц. Их было шестеро. Волков, увидав их, на коня садиться не стал, подошел к ним. Те стали его поздравлять. Принесли кубок из серебра, говорили, что это подарок от всей Южной Роты имперских ландскнехтов земли Ребенрее. Волков брал приз и жал всем руки, говорил с ними, ласково называя каждого не иначе, как брат-солдат. А, чуть подумав, и сказал им: — Господа ландскнехты, а не собрать ли нам пир, зовите всех своих однополчан сейчас в лучшую харчевню, что есть в городе. Пир будет за мой счет, пусть все придут. Не то, что бы он хотел есть, да и вино в нем еще бродило, но дружить с имперскими служащими, которые некогда были лучшими солдатами императора, было необходимо. Куртц и его товарищи с радостью согласились, стали рассылать мальчишек за другими ландскнехтами и выбирать место для гуляний. К ним с радостью присоединились и офицеры Волкова, которые, посовещавшись, решили взять на пир еще и сержантов, что пришли с ними в город. Так впервые Хельмут и Вильгельм, что служили сержантами в стрелковой роте господина Рохи, попали на настоящий пир старых воинов. Трактир выбрали не самый лучший, но самый в городе большой. Звался он «Юбки толстой вдовы». И уже через пару часов эти «юбки» были битком набиты бывшими ландскнехтами и блудными девками со всего города, прознавшими про славный пир, что дает известный кавалер. В кабаке висел гомон, заздравные речи, пьяные крики и «виваты». Было жарко. Бегали лакеи, нося и нося бесконечные подносы с пивом, в больших очагах жарились свиньи целиком на вертелах, на столы высыпались ливерные, кровяные, свиные колбасы с чесноком и резаный большими кусками хлеб из лучшей пшеницы, и все целыми тазами. Волков велел хозяину готовить соусы и не жалеть специй. Тот улыбался и радовался такому прибыльному дню, и вскоре целые чашки острых соусов стояли на столах. Вино носилось, ну, для тех, кто любил вино. Женщины, раскрасневшись от вина, пива, острой еды и распутства, уже скидывали чепцы и распускали волосы, приспускали лифы платьев, оголяя плечи, а некоторые и вовсе так сидели, подобрав юбки, что было видно чулки у них. Смех, пиво, еда, женщины, корзины яиц вареных, сыры молодые и старые, жареные курицы, тем, кто не мог дождаться свинины с вертелов, дорогая селедка, лук, чеснок, горчица и оливковое масло — всего сколько хочешь. Все было, как положено. А потом и музыканты пришли. Ландскнехты стали петь свои грубые и сальны песни, прославлять Волкова и его офицеров. Они всегда были заклятыми врагами горцев, императоры и создали эти войска, собрали этих людей, так как никто кроме ландскнехтов не мог противостоять горцам в открытом поле. Горцы были извечные и заклятые враги. И поэтому ландскнехты так радовались тому, что Волков разбил этих «свиней» на реке Марте. Офицеры и сержанты кавалера радовались веселью и хорошему приему. А сам он радовался тому, что случись сбор городского ополчения против него, так не соберет герцог среди этих сильных людей, что пьют сейчас за его здоровье, и дюжины желающих. В общем, все было прекрасно, все были довольны. И даже шея его почти не беспокоила. И тут увидал он, молодого человека лет двадцати, в хорошем, но недорогом платье, при железе. Тот человек подошел к столу и поклонился ему. Волков ему кивнул и продолжил смотреть на него, ожидая, что человек ему скажет, кто он и зачем пришел. — Меня Клаузевиц зовут, — представился молодой человек. — Кавалер Георг фон Клаузевиц. — Меня зовут Фолькоф, — ответил Волков, — я слышал вашу фамилию, у вас известные родственники, прошу вас, господин Клаузевиц, садитесь пировать с нами. Это человек не был похож на тех, кто ищет бесплатных застолий. Он держался с достоинством, меч у него, судя по эфесу, был не из плохих. И человек не поспешил сесть за стол, хотя один из сержантов Волкова подвинулся на лавке, давая ему место. — Уж, простите меня, кавалер, — продолжал Клаузевиц, — что в столь веселый час пришел я, может, мне подождать с делом моим. Оно потерпит до утра. Но Волкову стало интересно, что за дело к нему у этого рыцаря: — Говорите сейчас о деле своем, я еще не пьян. — Хорошо, скажу, — он обернулся, уж очень шумно было в трактире, подойдя ближе, произнес. — Прошу вас принять меня на службу к себе. Я неплохо управляюсь копьем и конем, имею призы со многих турниров, в том числе и с тех, что учреждал сам курфюрст. Я приучен к любому оружию, в том числе и пехотному. Готов в случае нужды быть вашим чемпионом и принимать на себя вызовы, что осмелится вам бросить кто-либо. Наверное, он не хвастался. На вид молодой человек был крепок, хоть и не так высок, как сам Волков. — Готов доказать делом свои умения и в ристалище, и в битве, — продолжал Клаузевиц. — Я воевал в двух кампаниях под знаменами господина фон Бока и знаменами самого курфюрста. Одна кампания была здесь, против горских псов, против этих поганых еретиков из-за реки. Последние слова рыцаря были очень горячи. — Не любите горцев? — поинтересовался Волков. — Они убили моего названного брата, когда он, израненный, попал к ним в плен.