– Запросто. Ушел молча в тайгу, а после охоты к хан-там подался. А все продукты, что готовить не надо, перед этим в сарай унёс. Вот и вся штука. Она в сарай сунулась, а там всё что угодно, кроме продуктов. Вот и сидела сутки, почитай, голодная. – Ох, Мишка, уморил! – урядник ржал так, что ему в конюшне Монгол ответил. – Графиню… голодной… ой, не могу… Да уж. Рассказал бы кто другой, не поверил бы. А ты можешь такое учинить, – простонал урядник, успокаиваясь. – Характеру и не на такое хватит. Силён, бес. Ох, силён. Расскажи кому, не поверит. – Дядя Николай, а чего там поп ваш опять про меня вспомнил? Или ему рожу начистить, чтоб знал, на кого пасть разевает? – сменил Мишка тему. – Уймите вы пьянь эту, пока я не рассердился. Нет меня больше в деревне. А как живу, не его пьяного ума дело. – Поговорю с ним, – отмахнулся урядник. – Самому надоел уже, да только где нам другого попа взять? – Так, может, в синодскую канцелярию отписать, что, мол, поп совсем спился и звание духовное позорит выходками своими? – осторожно предложил Мишка. – А то ведь форменное безобразие получиться может. Народ духовного окормления жаждет, а он его на бузу подбивает. – Ишь, хватил. В синодскую канцелярию, – качнул урядник головой. – Это дело непростое. Тут как следует подумать надо. Да и не так уж сильно он и пьёт. – Ага, а кто на крестины принялся поминание петь? – напомнил Мишка самый большой поповский ляп. – Да его народ чуть прямо в церкви не поколотил. Едва успокоились. – Ну да. Было такое, – скривился толстяк. Мишка выскочил на крыльцо, где стоял раскочегаренный самовар, и, убедившись, что агрегат вскипел, поволок его в дом. Быстро накрыв на стол, парень заварил свежий чай и, выставив домашнюю выпечку, развёл руками: – Вы уж не обессудьте, дядя Николай, да только в булочную мне теперь не наездиться. Угощайтесь, чем бог послал. – И так слава богу, – отмахнулся урядник. – Пироги вон всякие. Неужто Глафира расстаралась? – И она, и Настя, родственница атаманова, – кивнул Мишка. – Что, забегает? – заинтересовался толстяк. – А с чего ей не забегать? Дом-то её родной. Как тут не пустишь, – пожал Мишка плечами. – Так, может, жениться тебе на ней? Девка-то справная. Вон мастерица какая. – Может, и женюсь, – не стал отказываться Мишка. – Вот подрастёт ещё малость, и женюсь. – Куда ж больше-то? – удивился толстяк. – Давно уже заневестилась. Мишка вздохнул, не решившись начать объяснять ему, что шестнадцать – это ещё не возраст для хорошего деторождения. Таких понятий тут не существовало. Кровь пошла, девкой стала, значит, замуж пора. Примерно так всю эту механику ему объяснила тётка. Так что к мысли о женитьбе он потихоньку начинал относиться почти нормально. Да и Глафира регулярно устраивала ему лесопилку на дому, вынося мозг не хуже автоматной очереди. Словно в ответ на его размышления, в дверях показались разом все. И тётка, и Настя, и маленькая Танюшка. Увидев гостя, весело гомонившие женщины притихли и, чинно поздоровавшись, отправились на кухню. Только Танюшка, не удержавшись, подбежала к столу и, взобравшись Мишке на колени, крепко обняла его за шею. Чмокнув малышку в нос, парень отправил её к бабушке и, повернувшись, с удивлением понял, что урядник, глядя на эту картину, вдруг прослезился. – Вы чего, дядя Николай? – тихо спросил парень, не понимая его реакции. – Храни тебя Христос, Миша. Чужого ребёнка как кровную дочку растить – это суметь надо, – вздохнул толстяк. – Вот уж чего не думал. – Это маме Глаше спасибо. Научила, надоумила, – развёл Мишка руками. – Моё-то дело маленькое. Прокормить да обуть-одеть. А учить – это всё она. – Добрая баба в этом деле великая вещь, – произнёс урядник, помахивая указательным пальцем. После чего снова задумался. – Вы чего задумались вдруг, дядя Николай? – насторожился Мишка. – Да у меня из головы всё убийство то не идёт, – вздохнул толстяк. – Уж больно ловко всё сделано было. Мы даже понять не смогли, откуда стреляли. Вроде и следов много, а всё не то. – Ну, хунхузы на такие штуки, мастера. Им что в тайге, что в деревне спрятаться, как воды попить. – Может, съездишь со мной, посмотришь? – осторожно спросил урядник. – Нет, дядя Николай. Мне эта сволочь столько крови выпила, что я только на могилу ему не плюну, потому что лень. К этому делу я и близко не подойду, – отрезал Мишка. – А вообще, причину в делах его ищите. С его жадностью я удивляюсь, как его раньше не пришили. – Да кто ж меня в дела его допустит? – фыркнул урядник. – Вот и не рвите жилы, – отмахнулся парень. – Кому надо, пусть сам из города дознатчика выписывает. А такие дела вам не по чину. Уж простите за прямоту. – Да чего там, – отмахнулся толстяк. – Верно всё. Тут ещё и майор наш совсем с катушек слетел. Пьёт, как та лошадь. Доктор его уже два раза из запоя вытягивал. Как бы не помер, болезный. – Вот уж кого не жалко, – жёстко усмехнулся Мишка. – Тварь он продажная. – Не держи сердца, Миша, – вздохнул урядник. – Плюнь да разотри. Каждому за свой грех отвечать придётся. – Вот потому и уехал я из деревни, – тут же ответил Мишка. – Не хотел греха тяжкого на душу брать. Сами знаете, одно дело в бою да с бандитами хлестаясь, и совсем другое – вот так, ночью. – Ладно, Миша. Спасибо тебе за хлеб-соль. Поеду. Дел у меня ещё с этим убивством столько, что и подумать страшно. Мишка едва сумел не расхохотаться, услышав, как урядник произнёс ключевое слово. Толстяк явно настолько погрузился в собственные мысли, что невольно принялся проговаривать их вслух. Поднявшись, парень проводил урядника до пролётки и, помогая ему усесться, негромко напомнил: – Вы с попом-то не забудьте поговорить, дядя Николай. Вот ей-богу, доведёт ведь людей до греха. – Помню, Миша, – кивнул урядник, пожимая ему руку и здороваясь с соседями, проходившими мимо. Глядя ему вслед, Мишка вдруг сообразил, что именно так его удивило. Приехал урядник не в санях или возке, а всё в той же бричке. И это зимой! Растерянно почесав в затылке, парень шагнул было в калитку, когда на дорогу вышел атаман. Поздоровавшись с ним, казак бросил быстрый взгляд вслед уряднику и, повернувшись к парню, спросил: – Случилось чего, Миша? С чего вдруг они прикатили? – Купца Кособородова ночью пристрелили. С дальнего расстояния. Вот они и решили, что такой выстрел только я сделать мог, потому как специальный прицел имею, – быстро пояснил парень. – Допрыгался аспид, – скривился атаман, мелко перекрестившись. – А сам чего такой задумчивый? – Да понять не могу, с чего урядник зимой в бричке катается. Неужто не может себе возок нормальный справить? – Ему обычный возок не подойдёт, – рассмеялся казак. – Тяжёлый больно Коля стал. Ему бы из железа сделать, да только кто ж возьмётся? Это у тебя головы хватает даже телегу из железа сделать. А ему для такого придётся инженера просить. – Так чего ж он раньше ничего не сказал? – растерялся Мишка. – Гордый он, Миша. Не любит просить. Для дела может, а себе не станет. Слухов про него много всяких ходит, да только враньё всё это. Николай за дело своё радеет. Потому и оружейником тебя сделал, и жалованье у майора выбил. – Вот, значит, как, – растерянно покачал Мишка головой. – Жаль, я раньше не знал. Ладно. Доживём до весны, видно будет. – Задумал чего, Миша? – насторожился атаман. – Да вот думаю, надо ему возок толковый на следующую зиму сделать. Чтобы и верх откидывался, и подрессоренный был, и поворачивал легко. – Неужто сможешь? – обрадовался казак. – Дело нехитрое. Главное, чтобы в депо пускать начали, – вздохнул парень. – Хотя с ним, думаю, пустят. Особенно теперь. – А чего теперь? А, ну да, – сообразил казак. – Настя опять у вас? – сменил он тему. – С тёткой полчаса как пришли, – кивнул Мишка. – Вот повадилась, лиса, – покачал атаман головой. – Пусть, Сергий Поликарпович, – вздохнул парень. – Если сложится, по весне сватов за ней засылать буду, – сказал он, как в воду бросился. * * * Разбудил Мишку не петушиный вопль под окном, у атамана тоже оказался горластый будильник, а сам атаман, вбежавший в дом так, словно где-то горело. Услышавший сквозь сон шум и разговор Мишка выскочил к дверям в одном исподнем, но с револьверами в руках. Атаман, устало присев на лавку прямо у дверей, распахнул полушубок и, посмотрев парню в глаза, тихо сказал: – Беда, Миша. На Колю напали, когда от нас вчера ехал. – Живой? – разом проснувшись, глухо спросил Мишка. – Доктор сказал, жить будет. Повезло. – Где случилось? – чуть отмякнув, уточнил парень. – На тракте. Точно не знаю. – Есть кто верхом? – подумав, спросил Мишка. – Сын мой. Он весть и привёз. Ты чего задумал? – насторожился атаман. – Мама Глаша, дай молока да хлеба кусок. Я быстро, Сергий Поликарпович, – не отвечая, сказал Мишка и бросился умываться. Спустя семь минут он допил свою кружку молока и, закинув за спину винчестер, скомандовал: – Пошли.