– Мистер Фостер, мы подъезжаем, – сообщила она, но дворецкий уже стоял и собирал их вещи. – Прошу вас, мэм, помнить про одну особенность, – сказал он, снимая с вешалки ее дорожную сумку и зонт. – Про какую? – Рим не сразу строился. – Конечно, мистер Фостер. Я буду это твердо помнить, – пообещала Фиона. Их встретил Сид. – Ну как он? – спросила брата Фиона. – Увы, без перемен. А ты как? Встревоженная, подумала о себе Фиона. Испуганная. Сердитая. Жалкая. Неуверенная. – Настроена решительно, – сказала она вслух. – Другой я тебя и не знаю, – улыбнулся Сид. – Я хотела бы без промедления заняться розовым садом, – заявила Фиона. – Найдешь нам тачку? Пока она переодевалась в рабочую одежду, Сид сходил за всем необходимым. Помимо тачки, он раздобыл удобрения и садовые инструменты, которые Фиона не стала везти из дома. В дополнение к ним Сид погрузил в тачку корзину с сэндвичами и чаем. Когда все было готово, он повел сестру и Фостера в палату Чарли. Чарли все так же сидел на койке; кажется, на том же самом месте. Он по-прежнему дрожал и смотрел прямо перед собой. На мгновение Фиону захлестнула волна горя, угрожая поглотить, но в голове зазвучал голос Роуз: «Ты – его мать и должна сражаться за своего ребенка». Потом она услышала тихий голос стоящего рядом Фостера: – Помните про Рим, мэм. – Привет, Чарли, – сильным, бодрым голосом произнесла Фиона. – Это я, твоя мама. Со мной приехал мистер Фостер. Думаю, ты засиделся в палате. Предлагаю немного погулять и поработать в саду. День сегодня чудесный. И пойдем мы прямо в розарий. Да-да, здесь есть розарий. Он за госпиталем. Август кончается, время жары миновало. В такую пору некоторые розы снова зацветают. Хочешь проверить? Тогда вставай и пошли. Сид с Фостером подняли Чарли на ноги. Его ноги тряслись не меньше остальных частей тела. Понадобилось время, чтобы провести его по коридору и вывести наружу. Но и там Чарли не мог идти сам. Мужчины его вели. Фиона шла сзади, толкая тачку. – Чарли, ты только посмотри на эту красоту! – воскликнула она, когда они пришли. Даже в своем нынешнем, неухоженном состоянии сад оставался великолепным. Розы всех размеров, форм и оттенков перевешивались через плетеные изгороди, наклонялись к плитам дорожек и смыкались между собой. – Нужно обрезать засохшие ветви и подкормить кусты навозом… Видишь куст? Этот сорт называется «Девичий румянец». На листьях черные пятна. Вы их видите, мистер Фостер? А «Сесиль Бруннер» разрослась до неприличия. Начнем с подрезания и подкормки, потом срежем самые красивые розы. Принесем их в госпиталь и поставим в вазы, бутылки, банки из-под варенья. Словом, во все, что попадется. Сделаем так? Сид горячо поддержал идею, сказав, что букеты оживят палаты. Побыв еще немного, он ушел за своим подопечным Стивеном, которого требовалось отвести в конюшню. Сид объяснил причину: надо вспахать участок земли, а Ганнибал, своенравный тягловый жеребец, позволяет себя запрягать только Стивену. Фиона с Фостером расстелили на земле одеяло и усадили Чарли вблизи куста, густо покрытого ярко-розовыми цветами. Не прошло и нескольких минут, как верещащая белка, рассерженная их присутствием, прыгнула с земли прямо на куст, сильно его встряхнув. Вниз полетели не только цветки, но и капли росы, еще остававшиеся внутри лепестков. Несколько капелек упало на Чарли. Один цветок задел ему щеку, опустившись на плечо. В глазах Чарли что-то блеснуло. Это длилось доли секунды, но Фиона успела заметить. На мгновение в тусклых, мертвых глазах ее сына зажглась искорка жизни. Фиона посмотрела на Фостера. Судя по его взволнованному лицу, дворецкий тоже это заметил. Тогда Фиона взяла секатор, срезала с куста другую розу и вложила в дрожащую руку сына, потом осторожно согнула его пальцы вокруг стебля, взяв его руку в свою. – Чарли, я сильнее лейтенанта Стивенса. Сильнее этих поганых снарядов. Сильнее всех призраков, которые воют в твоей голове. Однажды я дала тебе жизнь. Война ее забрала, но я дам тебе жизнь еще раз. Ты меня слышишь, мой мальчик? – Она поцеловала Чарли в лоб. – Слышишь. Я это знаю. Фиона встала, отряхнула с рук капельки росы, взяла грабли и принялась за работу. Глава 69 Шейми смотрел на стоящего перед ним бедуина по имени Азиз. Бедуин был одет в красную джеллабу, на голове – красный головной платок. Азиз держался уверенно. Расставленные ноги упирались в землю, руки скрещены на груди. Он желал знать, почему какой-то чужестранец оскорбляет его вопросами и своим присутствием. Шейми, Абдул, Халаф и люди Халафа совсем недавно приехали в эту деревню. По пути в Хайфу они узнали от странствующих торговцев, что нужного им человека можно найти здесь. На поиски деревни у них ушло четыре дня. Шейми, остававшийся в седле, оглянулся по сторонам. Место, куда они приехали, едва ли можно было назвать деревней. От силы два десятка каменных лачуг и покосившиеся загоны для скота. Азиз вышел к ним сразу, как только они приехали. Человек Халафа, выкупивший в Умм-аль-Киттайне ожерелье Фатимы, сразу его узнал и сказал, что покупал ожерелье у него. – Мне нужны сведения об одной женщине, – начал Шейми, убедившись, что Азиз немного говорит по-английски. – О женщине с разбившегося самолета. Той, которую ты похитил. Что ты с ней сделал? Азиз засмеялся, плюнул на землю и ничего не ответил. Медленно, осторожно, всем своим видом показывая, что он тянется не за оружием, Шейми сунул руку в седельную сумку и вытащил кожаный мешочек. Он потряс мешочком, чтобы все слышали звон монет. – Здесь двадцать гиней. – Шейми посмотрел Азизу в глаза. – Они твои, если скажешь, где она. Азиз засмеялся и вдруг испустил пронзительный птичий крик, напоминавший соколиный. Из лачуг выскочило человек двадцать пять, вооруженных винтовками. – Мои, если скажу, – улыбнулся он, затем кивнул на мешочек. – Если не скажу, тоже мои. Глава 70 Сколько времени прошло? Минута? Час? День? Неделя? Уилла Олден не представляла, сколько она проспала. Проснувшись, она увидела мужчину, сидящего на стуле возле ее кровати. Высокого, элегантного. Его светлые волосы были с серебристым отливом. Может, у меня снова галлюцинации? – подумала Уилла. Она закрыла глаза, выждала несколько минут, а когда открыла снова, сидящий мужчина никуда не исчез. – Макс? Макс фон Брандт? – удивилась она. Мужчина улыбнулся и кивнул: – На сей раз мы встретились в пустыне, а не в Лондоне и не в Гималаях. – Он наклонился к Уилле и тыльной стороной ладони провел по ее щеке. – Твоя щека стала значительно холоднее. Ты и выглядишь лучше. Впрочем, так и должно быть. Ты проспала четверо суток. – Макс, мне несколько странно видеть тебя здесь. Уилла попыталась сесть и тут же вскрикнула от боли. – Осторожнее, Уилла. Твои ребра еще не зажили. – Что ты здесь делаешь? Что здесь делаю я? И где мы находимся? Взявшись за бортик кровати, Уилла все-таки села. Боль была невыносимой. На верхней губе проступили капельки пота. – Начну с ответа на твой последний вопрос. Мы находимся в госпитале для турецких и германских военных. В Дамаске. А находишься ты здесь, потому что ты шпионка. И я по той же причине. – Ты… шпион? – Да. Работаю на германскую секретную службу. Какое-то время был в Лондоне, затем в Париже. Теперь вот в Дамаске. Уверен, тебе известно, что положение здесь критическое. – Ты уверен, что мне известно? Что именно мне известно, Макс? – спросила Уилла, добавив нотки раздражения. Она быстро оценила ситуацию. Сомнений не оставалось: турецкие тюремщики сохраняли ей жизнь по приказу Макса, хотя он не знал, кого они держат в тюрьме, пока не оказался в комнате для допросов. Турки попросту следовали распоряжениям, не особо заботясь, жива она или мертва. А вот Макс – это уже совсем другая история. Когда-то он питал к ней чувства. Сейчас он уверен, что она шпионка. Если его разубедить, появится шанс выбраться отсюда. Макс не сразу ответил на ее вопрос. Хмурился, словно обдумывал ответ, затем сказал: – Уилла, я предельно откровенен с тобой. Взамен я хочу такой же откровенности от тебя… Где Лоуренс и когда он планирует атаковать Дамаск? – Макс, ты сильно ошибаешься. Никакая я не шпионка. Как ты знаешь, я фотограф. Мне понадобились деньги, и я попросила киностудию «Пате» оплатить расходы на приезд в Каир. Там я докучала генералу Алленби… уверена, ты знаешь, кто он такой… Словом, добилась разрешения ездить с Лоуренсом. Фотографировала. Иногда снимала на кинокамеру. Все это отправлялось в Лондон, проявлялось, а потом попадало в выпуски кинохроники и показывалось по всем кинотеатрам Англии и Америки. И что в этом сверхсекретного, а тем более шпионского? Даже незначительное движение снова отдалось болью в ребрах. Ей становилось все хуже. Уилле срочно требовалась доза морфия. – Эй! – крикнула она, наклоняясь вперед. – Есть тут кто-нибудь? Таблетку мне! Где эта медсестра? – Скоро придет, – пообещал Макс. Его улыбка пропала, зато в голосе появились угрожающие нотки. Уилле было жарко. По лбу струился пот, но от мысли, что Макс намеренно отослал медсестру и позовет, лишь когда сочтет нужным, ее прошиб озноб. – Послушай меня, Уилла. Внимательно послушай. Ты в большой беде. Однажды я спас тебя от участи быть жестоко избитой и, возможно, изнасилованной. Но я не могу спасать тебя постоянно. Мое влияние не безгранично. На месте крушения вашего самолета нашли кинокамеру. Ты снимала турецкий военный лагерь близ холмов Джабаль-аль-Друз. Сердце Уиллы ушло в пятки. Она надеялась, что кинокамера разбилась при падении и пленка засветилась. – Вы с тем пилотом оказались очень храбрыми, – продолжал Макс. – Летели низко и сумели заснять достаточно важных объектов.