Шейми ответил, что отправляться нужно незамедлительно. Тронутый добротой Халафа аль-Мора, он поблагодарил шейха за щедрость и заботу. Шейх улыбнулся. – Это, мой друг, я делаю не для тебя, – сказал он через Абдула. – Я это делаю, потому что Уилла Олден – любимая женщина Аллаха. И любимая женщина Халафа аль-Мора. Глава 67 Уилла открыла усталые, воспаленные глаза. Она ожидала вновь увидеть тьму камеры, но вокруг было светло. В окне сияло пустынное солнце, и его лучи падали на чистые белые простыни ее кровати. Поднеся руку к лицу Уилла увидела чистые пальцы. Ногти, куда набилось изрядно грязи и запекшейся крови, были вычищены и аккуратно подстрижены. Исчез и грязный рваный рукав рубашки цвета хаки, которую она, не снимая, носила неделями. На ней была белая прохладная хлопчатобумажная сорочка. Доболелась до галлюцинаций, подумала Уилла. А может, это сон. Начальник тюрьмы отколошматил меня до полусмерти, и мне лишь снится, что я лежу в чистом помещении, в чистой одежде и на чистой постели. Уилла не закрывала глаз, ожидая, когда галлюцинация оборвется или наступит пробуждение. Тогда свет померкнет, и она снова окажется у себя в камере. Но свет не исчезал. – Где я? – пробормотала она вслух. – А-а, вы проснулись, – послышалось сбоку. Голос был женским, резким, деловым. В нем улавливался немецкий акцент. Уилла села, морщась от боли в сломанных ребрах. Повернув голову, она увидела женщину. Та стояла возле небольшого умывальника. Вся одежда женщины была белой, включая и шапочку на голове. – Вы были очень больны, – улыбаясь, сказала женщина. – Фактически вы находились при смерти, и я была почти уверена, что мы вас потеряем. У вас сломано три ребра. Вы перенесли тяжелейший тиф. Несколько дней назад ваша температура подскочила до ста шести градусов[15]. – Кто вы? – спросила Уилла. – Ваша медсестра, – ответила женщина. – Но как… – Вам нельзя много говорить. Вы еще очень слабы. Примите это. Женщина вложила в руку Уиллы маленькую белую таблетку и поднесла стакан воды. – Что это за таблетка? – Морфий. Он поможет унять боль. Пожалуйста, примите таблетку. Сказано было таким тоном, что Уилла поняла: выбора у нее нет. Она послушно проглотила таблетку и запила водой. – Отлично, – похвалила ее медсестра. – А теперь ложитесь. Морфий способен вызывать некоторую размытость сознания. Особенно при таком состоянии, как ваше. Если вам что-нибудь понадобится, зовите меня. Что-то внутри Уиллы хотело спорить, задавать новые вопросы или устроить словесную перепалку, но морфий уже растекался по телу, окутывая ее приятным теплом и вызывая сонливость. Боль в груди и во всем теле исчезала. Проглоченная таблетка действовала сильнее опиума, который она курила. Намного сильнее. Уилла перестала сопротивляться. Она лежала, и ей казалось, будто она плывет на мягком туманном облаке. Уилла не знала, как долго она пробыла в этом состоянии. Может, всего минуту, а может, целый час. Из коридора донеслись медленные размеренные шаги. Идущий остановился возле двери ее палаты и вошел. Уилла попыталась открыть глаза и посмотреть, кто это, но вдруг почувствовала себя невероятно слабой и усталой. Ей было даже не поднять веки. Чужая рука коснулась ее волос, потом щеки. Мужская рука, ибо вслед за прикосновением она услышала мужской голос. Голос показался ей знакомым. Где-то она уже слышала его, но где? Она вспомнила: там, в тюрьме, в комнате, где ее допрашивали. Уиллу охватил ужас. Захотелось встать и опрометью выбежать из комнаты, но она не могла. Ее руки и ноги налились свинцовой тяжестью. – Ш-ш-ш, – произнес мужчина. – Все в порядке, Уилла. Все в полном порядке. Я лишь немного тебя поспрашиваю. Всего пара вопросов. А потом ты снова уснешь. Голос был негромким, успокаивающим. Совсем не сердитым, как тогда. – Уилла, где сейчас находится Лоуренс? Мне нужно знать. Мне очень важно это знать. Ты ведь поможешь мне, правда? Как тогда, в горах. Уилла попыталась кивнуть. Она хотела помочь. И потом спать. – Не надо кивать. Вообще не двигайся. Тебе нужно лежать тихо. Отдыхать. Достаточно ответов. Так где сейчас Лоуренс? Уилла сглотнула. Во рту вдруг совсем пересохло. Она уже собиралась ответить на вопрос, когда перед ее мысленным взором вдруг появился Лоуренс. Он сидел на корточках возле костра в пустыне. Рядом примостился Ауда. Взглянув на нее, Лоуренс медленно поднес палец к губам. Уилла поняла: она должна уберечь его и Ауду. Ей ничего нельзя рассказывать этому человеку. – Устала… – сказала она, стараясь не поддаваться туману в голове, думать связно и уклоняться от ответов. Мужская рука соскользнула с ее щеки и больно сжала ей подбородок. – Где Лоуренс? – повторил голос, в котором появилась жесткость. Уилла напрягла разум. Собрала остатки сил, чтобы придумать подходящий ответ и отбить у мужчины желание приставать к ней с расспросами. – Каркемиш, – сказала она. – Он сейчас в Каркемише, занимается раскопками. Он нашел там храм… Лоуренс действительно занимался раскопками на месте древнего хеттского города Каркемиша, но это было давно, задолго до войны. Мужчина отпустил ее подбородок и выругался сквозь зубы. – Вы дали ей слишком сильную дозу. После жара она и так находилась в полубредовом состоянии, а от морфия совсем тронулась рассудком. В следующий раз прошу снизить дозу. Шаги стали удаляться. Дверь закрылась, а потом Уилла уже ничего не слышала. Глава 68 – Мистер Фостер, вы не находите эту затею безумной? – Только если мы потерпим неудачу, мадам. Если она удастся, вы назовете ее гениальной. Фиона, которая сидела напротив дворецкого в поезде, отправившемся в 8:15 в Оксфорд, кивнула. – Сид рассказывал, что некоторые его пациенты любят работать в саду. Чарли часто помогал мне возиться с розами. Помните? – Еще бы не помнить! – усмехнулся Фостер. – Особенно мне запомнилось, как Чарли решил изготовить собственное удобрение. Взял овощные очистки, рыбьи головы, выдохшийся эль. Смешал все это в кладовой и потом забыл. А помощница поварихи случайно опрокинула его смесь. – Это я тоже помню, – засмеялась Фиона. – Его смесью провонял весь дом. – Вот-вот. В кухне было невозможно находиться. Глаза слезились от паров его «удобрения». Наша повариха рассвирепела и заявила, что увольняется. Я пустил в ход всю свою силу убеждения, чтобы уговорить ее остаться. – Я и не знала. Спасибо вам, мистер Фостер. Посмотрев на дворецкого, Фиона вдруг поняла, как же она мало знает об этом человеке. За Фостером она жила как за каменной стеной. Он всегда был рядом, исправляя возникавшие ситуации и сглаживая острые углы. Стараниями дворецкого Фиона была избавлена от головной боли, именуемой домашним хозяйством. Она не представляла жизни их дома без этого немногословного, тактичного человека. А ведь ему было почти шестьдесят пять. Он поседел и страдал от артрита в руках и коленях. Пять лет назад они наняли в помощь Фостеру Кевина Ричардсона, ставшего младшим дворецким и избавившего его от наиболее утомительных обязанностей. Однако Фостер по-прежнему управлял домом, и Фиона хотела, чтобы так продолжалось и дальше. Без него она не представляла ни своего дома, ни своей жизни. Фиона и Джо всегда хорошо относились к Фостеру. Он получал щедрое жалованье. В доме у него было несколько просторных комнат. Его уважали, с его мнением считались. Но сейчас, сидя в грохочущем поезде, упираясь ногами в тяжелую корзину с рабочей одеждой, которая стояла между ней и дворецким, Фиона чувствовала, что мало заботилась об этом человеке. Она ни разу не сказала ему, как много он значит для нее и как она ценит его усилия. Фиона решила хоть как-то это исправить. Она подалась вперед, откашлялась и начала: – Мистер Фостер, я… – Не надо слов, мэм. Все нормально. Я знаю, – сказал он. – Знаете? – удивилась Фиона. – В самом деле? – В самом деле. Фиона кивнула. Ей было известно, что дворецкий не жаловал бурных проявлений чувств. Когда она оправилась и набралась смелости, необходимой для новой встречи с сыном, она попросила Фостера поехать вместе с ней. Не Джо. С Джо, ее любимым мужем и отцом ее психически травмированного сына, она бы плакала. А с Фостером, бывшим военным, она будет держаться бодро и делать то, что надо. А надо заниматься садом. Так решила Фиона. В имении Мод был розарий, полный красивых, пышных, благоухающих старых роз, к которым давно не прикасались руки садовника. Госпитальный садовник и его помощники занимались почти исключительно огородом, необходимым для пропитания пациентов и персонала госпиталя. Сид рассказывал, какие чудеса делает с жертвами психических травм обыкновенная работа по хозяйству. Чарли унаследовал отцовскую любовь к садам и огородам. Он всегда следовал за Джо, когда тот катился на коляске между рядами яблонь и груш в их имении в Гринвиче, осматривая созревающий урожай. Фиона надеялась, что уход за розами Мод поможет выздоровлению Чарли. Поезд замедлил ход. Выглянув в окно, Фиона увидела приближающийся перрон станции.