Глава 16 На запястьях наручники. Ее сопровождают вооруженные охранники. Подводят к двери с табличкой «Зал судебных заседаний». Внутри низкий потолок, узкие проходы, деревянная мебель, ряды стульев, линолеум на полу, тяжелые портьеры на окнах, — короче говоря, акустика отвратительная. Самый звонкий звук — двойной поворот ключа в замке решетчатой двери железной клетки. «Триньк-триньк» слышит Нота за спиной, привычно разворачивается, протягивает охранникам руки, чтобы сняли наручники. Руки свободны, а она взаперти на деревянной скамье в железной клетке. — Сегодня самый важный день. Держись, Анна, — ободряюще шепчет ей адвокат через решетку. «Какой же был вчера? Не важный, а страшный, — задумалась Нота и с горечью усмехнулась: — Уж точно не унылый». Как те два месяца, что она провела в заключении. Отгороженная от мира железной клеткой, девушка цеплялась за вымышленное имя Диджей Нота. Так было проще уйти от реальности. И вроде бы не к ней обращаются на судебном процессе: подсудимая Самородова Анна Антоновна. Ранее во время следствия ее называли обвиняемой. Что дальше — осужденная? А обвиняли ее в диком и страшном: подготовке террористического акта. Защищавшая Ноту круглолицая тетя, похожая на требовательную воспитательницу с подходящим именем Курочкина Марина Сергеевна, сидела спиной к Анне. Напротив, лицом к подсудимой, готовился к процессу самоуверенный прокурор в кителе с золотыми погонами. Среди зрителей Нота увидела сосредоточенного Костю Круглова, взволнованного Юру Лагушкина, любопытную Наталью Рыжикову. Вчера была и Полина Ветрова, но сегодня ее нет. Зато впервые появился другой знакомый — опасный и страшный. Он изменил внешность, старался быть незаметным, но проронил пару слов, и Нота его опознала. В зал суда вошли присяжные заседатели. Двенадцать граждан с настороженными лицами проследовали друг за другом, скосили взгляд на подсудимую и заняли место на скамьях за перегородкой. Кресло судьи за центральным столом на возвышении пока пустовало. Вчера здесь выступал обвинитель Клочко Роман Владимирович. На его лысой голове выделялись узко посаженные колючие глазки и прямой длинный нос. Речь прокурора тоже была колючей и длинной. Прокурор начал издалека: — Подсудимая Анна Самородова с малолетства была сиротой. Она воспитывалась в доме малютки, затем в школе-интернате среди таких же обездоленных детей, лишенных простых житейских радостей. А рядом находилась нормальная школа с благополучными сверстниками. Аня им всегда завидовала. А зависть разъедает душу. Многолетняя зависть перерождается в ненависть. Ненависть требует агрессивного выхода. Если до этого Клочко обращался ко всем присутствующим, то теперь пригвоздил девушку в клетке двухстволкой маленьких глаз и изобличал лично ее: — Долгие годы Анна Самородова сдерживала внутреннюю агрессию, накапливала злость. В небольшой станице благополучные школьники не так разительно отличаются от интернатских детей, как в большом богатом городе. Попав в Москву, Самородова увидела школьников в фирменной одежде, с дорогими телефонами, чего у нее никогда не было. Она замечала, как школьники развлекаются в торговых центрах, рассказывают об отдыхе за границей. Счастливые дети олицетворяли беззаботное благополучие, чего была лишена подсудимая. И Самородова задумала чудовищную месть. Вот главный мотив ее преступления! Прокурор дал возможность проникнуться его пафосом и стал рассказывать, как новоявленная террористка планировала отравить школьников. — Анна Антоновна Самородова по прозвищу Диджей Нота работала в ночном клубе. Всем известно, что ночной клуб — это злачное место, где можно приобрести запрещенные препараты: наркотики, психотропные таблетки и тому подобное. Нет сомнений, что именно у продавцов дурманящей дряни Самородова заказала смертельный яд. В качестве мишени она выбрала ни чиновников, ни педагогов, которые могли чем-то обидеть ее. Самородова решила убить безвинных учеников младших классов, которые получают горячее питание в школьной столовой. Прокурор подошел к присяжным и трагическим голосом сообщил: — Объем и концентрация яда была такова, что им можно было убить сотни школьников. Только вдумаетесь, эта внешне милая девушка хотела лишить жизни ваших детей, внуков, племянников, родственников. — Протестую! — заявила адвокат судье. Старый седой, но мощный как кряжистый дуб, судья Новиков Евгений Андреевич взглянул поверх очков и сделал замечание прокурору: — Роман Владимирович, меньше эмоций. Переходите к делу. Прокурор вернулся за свой стол, перелистнул бумаги, затараторил: — Следствием установлено, что в семь утра в день преступления Самородова Анна приехала к комбинату школьного питания. Водители комбината Шадиев Борз и Султанов Айдар дали показания, что Самородова предлагала им деньги, чтобы они пустили ее в фургоны автомобилей. После категоричного отказа Шадиева и Султанова подсудимая устроила автоаварию. Для этого она причинила вред водителю рейсового автобуса Бессонову, который чуть не умер от сердечного приступа. Самородова завладела управлением автобуса и снесла ворота комбината. В создавшемся хаосе подсудимая сумела проникнуть в фургон со школьным питанием. Самородову застали в момент, когда она наливала яд в открытый термос с горячим супом. Таковы факты. — Неправда! — выкрикнула Нота. Судья стукнул деревянным молотком: — Вам, подсудимая, слова не давали! Прокурор выдавил снисходительную улыбку и вышел из-за стола: — Я расскажу присяжным, как оправдывалась подсудимая. В ночном клубе, где гремит музыка и приходится кричать друг другу на ухо, она, якобы, расслышала через стены разговор террористов в удаленном кабинете. По ее версии те самые водители Шадиев и Султанов задумали отравить школьников. Затем подсудимая по звуку мотора автомобиля… — прокурор сделал многозначительную паузу — выследила их. Только представьте, шла пешком по городу за автомобилем целый час! И это не все. Затем на комбинате Самородова по голосам водителей нашла их фургоны. Слушала из-за забора! Как вам такая сказка? Клочко проскрипел начищенными ботинками вдоль ложи присяжных и яростно ответил: — Чушь! С начала до конца — выдумка! Если узнала о теракте — сообщи в милицию. — Я звонила! — крикнула Нота. На этот раз уже адвокат сделала ей замечание. Прокурор проигнорировал реплику подсудимой и продолжал обращаться к присяжным: — Следствие проверило показания Самородовой. И что выяснилось? Был звонок некой женщины про бордель на квартире. Там впоследствии провели облаву. Вот и все! А заверение подсудимой, что она спасла жизнь пожилому водителю автобуса — вообще верх цинизма. Якобы Самородова с помощью своего голоса восстановила его сердечный ритм. Сказки про невероятный слух и чудодейственный голос следствие, разумеется, отмело. Каждому разумному человеку понятно, что это неприкрытая ложь. Зал загудел. Присяжные непроизвольно кивнули. Ноте показалось, что даже судья выразил одобрение. Закончил свою речь прокурор требованием приговорить Самородову к двадцати годам колонии строго режима. «Двадцать лет — это больше, чем я прожила», — ужаснулась Нота. Присяжные отнеслись к требованию прокурора с пониманием. Большинство осуждающе посмотрели на Ноту. Судья объявил перерыв до завтра. На следующий день настал черед адвоката. Появление судьи все встретили стоя. Затем адвокат Курочкина пригласила первого свидетеля защиты. Еще до того, как прозвучало имя свидетеля, Нота распознала хорошо знакомые шаги за дверью и не ошиблась. В зал судебных заседаний вошла Полина Ветрова. Глава 17 Евгений Андреевич Новиков, судья с тридцатилетним стажем, раздвинул воротничок черной мантии, чтобы легче дышалось, снял очки, которые ему были нужны для чтения, и посмотрел на подсудимую Анну Самородову. Восемнадцать лет, наивная девочка из провинции. Без дома, без семьи и без денег. Легкая добыча для сутенеров, мошенников и террористов. Отчасти ее жалко, но подобные ей террористки устраивали взрывы в общественных местах, в метро, в самолетах. На этот раз взрывчатку заменили на яд, но целью выбрали детей и последствия могли быть более ужасными. Поведение подсудимой не поддается логике. Самородова не признает вины и не выдает заказчиков, а, наоборот, выставляет себя спасительницей школьников. Ладно бы она вовремя сообщила о возможном теракте, но ссылаться на невероятный слух и особый дар — глупая линия защиты. Присяжные не поверят. Судья вздохнул и перевел взгляд на свидетельницу защиты. Подруга подсудимой Полина Ветрова эмоционально отвечала на вопросы адвоката. — Я с детства знала про ее особенный слух. Девчонки за стеной шушукаются, а Аня повторяет их секреты. Не подслушивает, просто слышит! Как-то раз у сторожа щенок пропал, пушистик Ирма. Все наши обыскались, а Аня вдруг говорит, Ирма под мостом пищит. Это в полукилометре! И точно — щенка там нашли. Еще б немного, Ирма в речке утонула. И так всегда. Мы заранее знали темы сочинений и вопросы контрольных. В учительской прочтут — Аня с улицы слышит. — Про удивительный слух Анны Самородовой мы поняли. Расскажите про возможности ее голоса, — попросила адвокат. — Аня поет любым голосом. Высоким, низким, женским, мужским. И может изобразить что угодно. — Что например? — Мы в магазине продавцами работали. Ворвались два грабителя, один мне нож к горлу, другой кассу взламывает. И вдруг, раздается вой милицейской сирены и голос из мегафона: выходите с поднятыми руками, стреляем на поражение. Грабителей как ветром сдуло. А милиции нет. Это Анька из подсобки сиреной орала. Точь-в-точь! Представляете? Присяжные слушали свидетельницу с недоверием на лицах. Обвинитель усилил их сомнения: — Близкая подруга и не такое сочинит, чтобы обмануть суд. Также отмечу, что Полина Ветрова работала проституткой. Есть протокол ее задержания в борделе. — Меня там держали силой! Бандиты из клуба увезли. В протоколе об этом тоже есть! А про сирену не верите — проверьте. Аня выдай! Курочкина утихомирила возмущенную Ветрову и обратилась к судье: — Ваша честь, разрешите моей подзащитной продемонстрировать возможность своего голоса. Евгений Андреевич внутренне усмехнулся, но вида не подал. Просьба законная, самое время разрядить обстановку, решил он. — Подсудимая, покажите присяжным, как вы изобразили милицейскую сирену. Нота встала и прильнула к решетке. Она вытянула шею вверх, сложила ладони рупором и заголосила в потолок. Волнообразный вой милицейской сирены перекатывался по залу. Зрители обомлели. Присяжные сначала озирались в поисках невидимой патрульной машины, а потом ошеломленно уставились на подсудимую. Озадаченный судья спохватился спустя минуту-другую, стукнул молотком и остановил подсудимую: — Достаточно!