Я не замечаю приближающихся к нам мужчин, пока нас с Малькольмом не отрывают друг от друга. Бледная костлявая ладонь зажимает мне рот, а чья-то рука крепко обхватывает меня за талию, так что ноги отрываются от земли. Малькольма ударяют сзади, так сильно, что он падает на землю, но потом еще один мужчина, в черных сапогах со стальными носками, взваливает его на плечо и направляется к фургону без окон, который стоит неподалеку с уже заведенным двигателем. Я кричу, точнее, пытаюсь кричать, но рука, зажимающая мне рот, приглушает звук, так что я кусаюсь и тут же чувствую медный привкус крови. Меня швыряют на тротуар, так что клацают зубы, но на этот раз мне удается избежать удара головой. И все же ноги у меня дрожат, и я барахтаюсь, безуспешно пытаясь подняться на ноги. Тем временем я слышу, как тот человек ругается: – Мелкая скотина… Укусила за руку… Я кричу, когда он хватает меня за лодыжку. Я пинаюсь и с радостью слышу стон, но мужчина не отпускает меня. Я вцепляюсь в асфальт, отчаянно выискивая что-то, что смогу использовать как оружие. Резким движением он переворачивает меня на спину, а затем наносит удар кулаком под ребра, так что я теряю способность дышать. Я вскрикиваю, на глазах проступают слезы, затуманивая все вокруг. Он наклоняется надо мной. – Маленьким девочкам не следует, – он снова пинает меня, – вести себя, – еще один пинок, – как, – я пытаюсь свернуться клубком, но он поворачивает меня, чтобы пнуть еще раз, – черто… Я пинаю его пяткой в пах. Он падает на землю рядом со мной, так близко, что меня от его покрасневшего лица отделяют считаные сантиметры. Его кристально-чистые синие глаза полны ненависти. Оттолкнувшись от асфальта, я всхлипываю от боли, пытаясь сесть. У меня нет времени ждать, пока боль отступит. Нужно встать. Нужно бежать. Сейчас же. Тело не хочет подчиняться, и, когда я встаю, мне не удается выпрямиться полностью, но я все-таки двигаюсь вперед. Не слишком быстро, но двигаюсь. Малькольм. Я вижу его бессознательное тело, отброшенное к дальней стенке фургона, и второго мужчину – охотника за головами. Повернувшись, он замечает меня. С отвращением взглянув на того, кто по-прежнему корчится на земле, он бросается на меня. Я пытаюсь бежать. Клянусь, я пытаюсь. Но понимаю, что этого недостаточно. Я не смотрю назад, но слышу, как его шаги звучат все ближе, ближе, и этот звук пронзает мое тело. – Нет, нет, – шепчу я, и слова смешиваются со всхлипом, который я не в силах сдержать. А потом голова раскалывается от ослепительно-белой боли. Ловушка Открыв глаза, я вижу, как мир вокруг, перевернутый вверх ногами, медленно раскачивается из стороны в сторону. Полоска света режет глаза. Большую часть вида заслоняют чьи-то обтянутые джинсовой тканью бедра. В боку вспыхивает острая боль, когда мы – я и мужчина, перебросивший меня через плечо – спускаемся по узкой лестнице. Я моргаю, пытаясь прояснить зрение, но вокруг полумрак, а голова болит так сильно, что мне приходится оставить эти попытки. Когда мы спускаемся на несколько ступеней по скрипучей лестнице, я слышу, как открывается дверной засов, меня опускают и бросают на твердый деревянный пол. Это происходит настолько неожиданно, что я вскрикиваю. – Подъем, подъем, девчонка! – это Синеглазый. Он наклоняется надо мной, и я чувствую кислый запах его дыхания. Я пытаюсь отвернуться, но он хватает меня за подбородок, так сильно, словно пытается раздавить его, и заставляет меня поднять взгляд. – Надеюсь, ты не скажешь детективу ничего, когда он явится сюда. Потому что тогда именно меня попросят заставить тебя говорить. Он сжимает пальцы, заставляя меня открыть рот. – Сначала я один за другим выдерну эти прекрасные зубки. Два часа, а может, и меньше, и ты моя. – Отойди, – произносит другой голос, и когда Синеглазый отходит в сторону, я слышу, что он ступает уже иначе. Тихо звякает металл, и я понимаю, что это охотник за головами. Света настолько мало, что я вижу лишь его силуэт и очертания тела, которое он взвалил на плечо. Малькольм. Не знаю, произношу ли я его имя вслух, но я всхлипываю, когда мужчина бросает его рядом со мной, и Малькольм даже не дергается. Не дыша, я прижимаю пальцы к его шее и нащупываю ровный пульс. Без сознания. Не… не худшее. А потом дверь закрывают, и тьма окружает меня, такая непроницаемая, что я невольно касаюсь рукой груди Малькольма. В кромешной тьме все остальные чувства обостряются: от пола или стен тянет запахом сырого, плесневелого дерева, пальцы еще помнят холодный металл перил в «Серебряном возрасте», и я слышу, как Малькольм дышит все быстрее. Его буквально трясет. – Малькольм? Вскочив с пола, он бросается к двери и в панике принимается колотить по ней и дергать ручку. Это тяжелая дубовая дверь, а петли у нее снаружи – я успела это заметить, пока не выключили свет, – так что выломать ее совершенно невозможно. Даже если бы это удалось, мы просто сразу же налетим на охотника за головами и Синеглазого. Я невольно провожу языком по зубам, которые он пообещал выдернуть, и понимаю, что меньше всего на свете я хочу, чтобы он дотронулся до меня снова. Малькольм оставил в покое дверь и теперь мечется от стены к стене, словно запертое животное, не замечая, во что он врезается и обо что ушибается. В тесной комнате я с легкостью нашариваю его руками и хватаю за плечи. – Остановись. Нам нужно подумать. Он застывает, но дышит все еще лихорадочно. – Я никогда раньше не боялся темноты. Мне показалось, что я снова один, в том багажнике. Скажи мне, что это не так. Его мышцы вздрагивают под моими руками, и я крепче сжимаю пальцы. – Ты не в багажнике. И ты не один. Мы так близко друг к другу, что, хотя здесь темно, как в подземелье, я ощущаю, как он опускает голову, чтобы посмотреть вниз, потом чувствую его слишком быстрое дыхание на своем лице. – Я ничего не вижу. Ты видишь? Я не могу… не могу… – Вот. Я опускаю ладони ниже, обхватывая его запястья, перемещаюсь вместе с ним приблизительно в центр комнаты и заставляю его поднять руки. – Чувствуешь пространство? Я чувствую, как он растопыривает пальцы, и на мгновение они переплетаются с моими, а затем его руки раздвигаются еще шире, не встречая больше никаких препятствий. Его дыхание слегка успокаивается, но не до конца, так что я заставляю его вытянуть руки прямо вверх – мои ладони остаются на его предплечьях, потому что он выше меня. – Что ты ощущаешь? – Ничего, – говорит он, выдыхая словно всем телом. В этот момент я ощущаю, что его внимание смещается – с тесного помещения, вызывающего клаустрофобию, к тому факту, что наши тела разделяет всего несколько сантиметров. Он снова вдыхает, на этот раз уже не для того, чтобы успокоиться. Не знаю, как мне удается определить разницу, но я ее чувствую. Он понемногу опускает руки, пока они снова не коснутся моих, а затем проводит пальцем по моей ладони. Вздрогнув, я отдергиваю руку. – Теперь ты в порядке? – Нет, – отвечает он. – Уверен, меня снова сожрет паника, как только ты отодвинешься. – Он очень уверенным движением снова берет меня за руку. – Так что не делай этого, ладно? Дрожь в его голосе свидетельствует о том, что он не просто использует свой страх как повод. Тепло, идущее от его ладони, согревает мою, и мышцы начинают напрягаться. Я не могу так просто стоять и держать его за руку. Есть слишком много вещей, о которых я не хочу думать. Слишком много вещей, о которых я не могу думать. Я сглатываю, надеясь, что он этого не услышит. – Я никуда не уйду. – Ладно, но это не помогает. Я пытаюсь не думать о том, что мы заперты в темной комнате, которая немногим больше твоего шкафа. – Его дыхание снова начинает ускоряться, и я опять заставляю его поднять руки. – Чувствуешь? Пространство. Больше, чем тебе кажется. Ты даже не можешь дотянуться до потолка. Если бы ты мог дотянуться, то почувствовал бы только… – я замолкаю. – Погоди, что ты сказал? Я по-прежнему касаюсь его, так что тут же замечаю, что он застывает совершенно неподвижно. Темнота становится еще тяжелее, и мне внезапно кажется, что она давит на меня, пытаясь задушить. – Раньше ты говорил, что заходил в мой дом, был в коридоре, который вел к моей комнате, но в нее входить отказался. Так откуда ты знаешь, насколько большой у меня шкаф? Шпионаж Внезапно, какой бы уставшей и напуганной я себя ни чувствовала, как бы сильно все ни болело и как бы я ни была уверена в том, что именно благодаря Малькольму я еще держусь, я все же отстраняюсь от него. – Ты соврал. Он не отрицает, хотя я слышу, как его дыхание сбивается, когда я отпускаю его руки. – Технически я не соврал. Я… – Ну же, прекрати. Я слишком устала, чтобы возразить ему хоть как-то. Слова просто вылетают изо рта, пока я потираю бок в том месте, куда меня пнул Синеглазый. – Ты работаешь с ними?