Трудно сказать, делал ли Беннетт это из дружеских побуждений или исполнял свои обязанности. Как главный медбрат, он не только составлял графики дежурства и решал текущие рабочие вопросы, но и отчитывался о всяких нарушениях. Поэтому он никогда бы не дал уставшей медсестре выйти в смену. Я чуть согнула ногу. Вертикально наложенные швы и немного спавшая опухоль позволяли кое-как двигаться. – Сколько времени я спала? – Сейчас начало четвертого. Ты спала как убитая. – Беннетт подмигнул, кивая на окно. – Я могу войти? – спросил он, видя, как я пытаюсь сесть в кровати. – Да, только не надо мне помогать. Сев прямо, я почувствовала себя лучше. И не только из-за ноги – было приятно сознавать, что с самого начала не ошиблась насчет снотворного. Надо будет попросить у Сидни побольше. – Конечно, просто подстраховать. Мой коллега подошел к краю кровати. Он бывал в доме много раз, но никогда не заглядывал в спальню. – Беннетт, я не стану подавать на тебя в суд, если упаду. Он делано улыбнулся. Азбука больничного протокола: не допустить дальнейших увечий. Вставая, я оперлась о протянутую мне руку, другой он придержал меня за локоть. Так дальше продолжаться не могло. – Что теперь? – спросил Беннетт, отступив назад и изучая меня с головы до ног. Он сморщил нос, помолодев при этом лет на пять. – Как насчет душа? Я не переодевалась с прошлой ночи, грязь на пижаме затвердела. Мои странные видения при пробуждении, скорее всего, объяснялись приставшим ко мне запахом страха и адреналина. – Какой ты деловой, – сказала я, понимая, что тот осматривает меня как медик. Не шатает ли меня, не теряю ли я равновесие? Проверяет мою реакцию, смотрит зрачки. – Может, и пульс мой проверишь? Теперь он улыбнулся по-настоящему. – А ты позволишь? – Нет. – Я так и думал. Удачи. – Он махнул в сторону ванной. – Швы не намочи, – услышала я, закрывая за собой дверь. – Знаю! – крикнула я, закатывая глаза. Конечно, Беннетт не пустил бы меня одну, если бы считал, что мне нужна помощь. Можно положиться на его оценку, на его уверенность в том, что я справлюсь и все образуется. Что опасность миновала. Так же он обращается с пациентами, побуждая их встать, немного походить, мягко, но уверенно подталкивая их к выздоровлению. Даже если те сопротивляются. Безличная, клиническая доброта. Мне не терпелось убраться в доме, избавиться от последствий прошлой ночи. Только не при Беннетте. К тому же он бросился бы делать все сам. Бурая вода из-под ног, листик, застрявший в волосах, – кружась и исчезая в сливе, с меня стекали остатки вчерашней ночи. Ногти я вычистила еще накануне у Рика. Я натянула спортивные штаны и свободную футболку – поздно прихорашиваться. Из-за открытой двери комнаты до меня не доносилось никаких звуков. – Беннетт? – позвала я, осторожно шагнув в коридор. Присутствие в доме моего коллеги угадывалось безошибочно. Наводить порядок Беннетт бросался каждый раз, когда нервничал или не знал, чем заняться. Трудно сказать, что послужило поводом сегодня. Журналы, купленные в «Бакалее», сложены стопкой в хронологическом порядке. Диванные подушки взбиты и симметрично разложены на диване. Я бы не удивилась, если, пока я спала, он помыл окна и протер пыль. Теперь же мой гость занимался крыльцом. Через приоткрытую дверь я видела, как он, стоя на взятой из кухни табуретке, вкручивает лампочку. Я хорошо изучила тот образ Беннетта, который он создавал для окружающих, и в какой-то степени даже узнавала себя в том, как он взаимодействовал с окружением, как сознательно подбирал слова и поступки. С ним я чувствовала себя привычно и комфортно. Когда же в больнице – и в нашем дуэте – появилась Элиза, динамика наших отношений изменилась. Теперь дружба с ним виделась мне как бы со стороны, и я стала замечать то, что раньше от меня скрывалось. Пробиться сквозь оболочку Беннетта удавалось редко. Более открытую Элизу я понимала легче, поэтому с ней тоже можно было расслабиться. Пока Беннетт сосредоточенно возился на крыльце, я могла наконец побыть одна. Я заглянула во все ящики на кухне. Когда я сюда въехала, Рик дал мне канцелярский нож, чтобы открывать коробки. Мне еще тогда бросилось в глаза пятно голубой краски на рукоятке. Как у детских игрушек – легко заметить, легко найти. Однако ножа не оказалось ни среди прихваток, ни среди рецептов и купонов, ни среди других кухонных принадлежностей. Закрыв последний ящик, я услышала голос Беннетта: – Если ты голодная, я прихватил кое-что по дороге. Не знал, будет ли тут что поесть. На столешнице у холодильника стоял бумажный пакет из «Бакалеи», рядом на салфетке – стакан с недопитым апельсиновым соком. – В доме полно еды, Беннетт. Он бросил перегоревшую лампочку в мусорное ведро, достал весь пакет и аккуратно обернул его еще одним. После чего взял второй стакан и налил сок. Лучше меня знал, что нужно. Приятно, когда о тебе заботятся. Обычно все было наоборот: я разыскивала не вернувшуюся домой мать; обшаривала дом в поисках таблеток; пыталась придумать, где мне отсидеться и переждать ее перепады настроения от приступов повышенной заботы до паранойи. С тех пор как я съехала, каждый телефонный звонок означал, что с ней что-то случилось. Я поняла вдруг, что не могла ее спасти. Никто не мог. Только себе мы в состоянии помочь. – О, выглядишь лучше процентов на двести! – заявил Беннетт. – Хуже было просто некуда. Я поставила стакан. Холодный сок тек по пищеводу, пробуждая онемевший от сна организм. – Старайся не напрягать ногу, – сказал Беннетт. Мы перебрались в гостиную. Пульты на журнальном столике лежали в рядок. Откуда-то появились подставки под стаканы, которыми мы только при нем и пользовались. В доме самого Беннетта царили такие чистота и порядок, что я сомневалась, что там вообще кто-то живет. Снаружи до нас доносились голоса полицейских. Беннетт включил телевизор и оставил его негромко бубнить прогноз погоды, заглушая голоса. – Ну так что, расскажешь о прошлой ночи? – Сначала ты, – попросила я. Звук его голоса действовал на меня успокаивающе. Наверное, я, как хамелеон, научилась подстраиваться под окружающую обстановку. Что-то вроде защитной реакции на чрезмерное внимание к моей персоне. Желание слиться с окружением, стать незаметной. Беннетт поморщился. – Тебя не было, когда я вернулся к барной стойке. Элиза рассказала, как Беннетт отреагировал на мой внезапный уход. В голове пронеслись воспоминания о вчерашнем вечере. Элиза, флиртующая с Тревором, Беннетт со своей бывшей – его незажившие раны. – Я же говорила, что неважно себя чувствую. – Лив, почему ты не позвонила из больницы? Элиза оставила сообщение, но я не знал, что с тобой, до самого прихода на работу. – Прости. Беннетт помрачнел и отвел глаза. – Ты же знаешь, что всегда можешь звонить. Если телефон отключен, оставь сообщение. Дай о себе знать. Не заставляй меня так волноваться. Он достал телефон и проиграл голосовое сообщение Элизы. Ее пронзительный голос разнесся по комнате: «Что за фигня, Беннетт? До тебя хрен дозвонишься. С Лив что-то случилось, она сейчас в больнице. Чтоб ты знал». Молчание. – Что-то случилось, – повторил Беннетт, качая головой. – Это все, что я услышал сегодня утром. Больше ничего. От тебя ни слуху ни духу. Примчался в больницу – тебя уже выписали. А когда наконец дозвонился до Элизы, ты спала. Даже не знаю, почему не додумалась ему позвонить. Как-то не привыкла на него рассчитывать. Опыта длительных взаимоотношений у меня не было. Раньше я дружила со случайными людьми, которые находились рядом. Такая дружба не выдерживала испытания временем и не продолжалась после школы, колледжа или аспирантуры. Я предпочитала держаться на удобном приятельском расстоянии и рассчитывать только на себя. – Наверное, не сообразила из-за шока, – пожала плечами я. – К тому же Элиза сказала, что ты в курсе. Взгляд Беннетта задержался на моем телефоне, которому при наведении порядка отвели место на столе. – А Джоне ты позвонила? – спросил он резко. – Нет. Досадно, конечно, что Беннетт приплел моего бывшего парня, но, если честно, Джоне-то я вчера написала. – А то он обзвонился, бедолага. Я вздохнула, откинулась на спинку дивана. – Джона прислал полупьяное сообщение пару дней назад. Может, я и ответила из-за паршивого настроения после бара. Ну, когда вы все там… – Неопределенный жест. – Хотел попробовать еще раз – мол, вдруг у нас получится. Я дала понять, что ничего не хочу. Вроде бы. Помню, он звонил при Ригби, помню свой ступор при виде его имени, когда осознала, что труп у меня во дворе – не он. – Ясно, – лаконично отозвался Беннетт. Он переключил канал с местных новостей на бейсбольный матч, и создалось впечатление, что ничего необычного и не произошло. Будто мы, как обычно, пили пиво и смотрели игру. – Твоя бывшая – красавица. – Ага. – Он продолжал смотреть в телевизор. – Жаль, что у вас не сложилось.