– Я не… – Доктор Макнамара не сможет оставить пациента, даже если и попытается. Насколько тебе было тяжело не спросить меня о показателях? Я облегченно вздохнула, понимая, что он делает. – Черт, это оказалось практически нереально. – Я скрестила руки на груди и смерила его строгим взглядом, хотя мое сердце разрывалось от радости и облегчения. – А что? Как они? Сколько пива ты выпил? Он усмехнулся и оттолкнулся от скалы, направляясь ко мне. – С ними все в порядке. Я выпил одну бутылку пива и выпью еще. Вот и все. – Теперь он стоял прямо передо мной. – Хорошо, – произнесла я, и у меня стиснуло горло. – Но, если откроешь третью, я насыплю в нее песок. – Держу пари, что ты не шутишь. Улыбка Миллера погасла, когда он посмотрел на меня сверху вниз. От ветра к моей щеке прилипла прядь волос. Миллер поднял руку, будто хотел отвести волосы с моего лица, уставился на мои губы. Но затем спохватился и отступил назад. – Ты дрожишь, – произнес он. – Нам пора возвращаться к костру. – Ладно. Мне хотелось обнять его, чтобы скрепить наше примирение. Я жаждала ощутить его руки, раствориться в близости, но догадывалась, что пока еще рано. Нужно подавить разочарование и удовольствоваться тем, что мы хотя бы разговариваем. Теперь у него была девушка, и нечестно – или неправильно – просить большего. Мы вернулись в круг друзей. Шайло сразу же прочла на моем лице, что дела обстоят лучше. Не так, как раньше; после потрясающего поцелуя отношения, вероятно, никогда не возвратятся в прежнее русло, но начало положено. Она улыбнулась, и я улыбнулась в ответ. Хороший ведущий чувствует настроение зала. Так и Холден заметил, что напряжение между нами с Миллером спало. Он уже порядком напился, и я видела, как от пойла из фляжки затуманились его ясные глаза. – Они вернулись. Все уладили? Сняли напряжение? – Заткнись, Пэриш, – протянул Ронан. – Отвали, Венц, – огрызнулся Холден. – Затяжные холода нашего недовольства и его хандры наконец закончились. Пора праздновать. Миллер проигнорировал перебранку друзей и посмотрел на меня. – Дать тебе плед или еще что-нибудь? – Конечно, спасибо. Я вскочила с лежака и села на мягкий песок. Миллер и Ронан достали из хижины еще несколько одеял, а также хот-доги, чипсы и зефир для жарки на костре. Мы впятером ели, смеялись и болтали, Холден громче всех, а Ронан – самый молчаливый. Я осторожно наблюдала за ним и Шайло, но если между ними что-то и было, то я не заметила. Весь их разговор в тот вечер состоял из обмена колкостями и сарказмом. Холден наклонился ко мне. – Они так бессовестно флиртуют, да? – Флиртуют? Они ненавидят друг друга, – прошептала я в ответ. – Неужели? – Он задумчиво потер острый подбородок. – Зависит от того, как посмотреть. Но я не успела спросить, что это значит, как он повернулся к Миллеру. – Эй, звезда. Не будь такой жадиной. Это преступление, сидеть в такую идеальную ночь возле костра на пляже и без музыки. Сыграй. Мы с Шайло захлопали в ладоши и засвистели, а потом к нам присоединился Холден. – Ладно, ладно, – сдался Миллер. – Я не собираюсь быть настолько придурком. – Слишком поздно, – хором произнесли Ронан и Холден и чокнулись пивной бутылкой и фляжкой. Миллер показал им средний палец и положил гитару на колени. Пальцы легли на лады и струны, словно были созданы для этого, и зазвучала акустическая версия Hozier «Take Me to Church». Голос Миллера был не таким глубоким, как у Hozier, но грубоватая хрипотца придавала чувственной лирике еще большую сексуальность. Я сидела прямо, не сводя глаз с огня, хотя каждая частичка моего тела тянулась к Миллеру. Хотелось забраться к нему на колени, вырвать гитару из его рук и целовать крепко, глубоко. Хотелось ощутить его слова на вкус, испить их до дна и потонуть в таланте Миллера, в самой его сущности, которая делала его таким необыкновенным. Боже, что со мной не так? Когда качнулся наш маятник, то его удар стал сокрушительным. Поцелуй Миллера много месяцев назад что-то пробудил глубоко внутри меня. Изменил меня. Изменил мою любовь к нему, добавил химию, в которую включилось тело, гормоны, желание. Месяцы разлуки только усилили ее, она стала еще более мощной, опасной. Я хотела Миллера, а страх потерять нашу дружбу отодвинулся на задний план, уступив место животной, раскаленной похоти. Песня закончилась, и наша маленькая компания на мгновение замерла. Затем Шайло замахала у лица ладонями. – Черт бы меня побрал, скажу я вам. – Если бы можно было разливать эту песню по бутылкам и продавать в секс-шопах, ты бы здорово заработал, – произнес Холден. – Не планировал, – усмехнулся Миллер. – А есть план? – поинтересовалась я, рискнув взглянуть на него. – Эвелин вроде как… мне помогает. – Ах да. Видела ее канал. – Я улыбнулась. – Немножко лучше моего малыша. – С твоего видео все и началось, – возразил Миллер. – Чем бы это все ни было. – Все – это признание, которого ты заслуживаешь. Я поймала его взгляд и утонула в нем, весь остальной мир исчез… пока не послышалось громкое всхлипывание. Я очнулась и увидела, что остальные смотрят на нас, а Холден делает вид, будто промокает глаза. – Заткнись, – бросил Миллер, – или в следующий раз сыграю что-нибудь из Nickelback. Все застонали, и настроение улучшилось. Миллер играл самые разные песни, но ни одна из них не была его собственной. Напряжение развеял океанский бриз, и воздух наполнился голосом Миллера. Ночь все сильнее вступала в свои права, было выпито много пива, и все пересели с лежаков на песок, чтобы укрыться одеялами. Шайло поежилась, и Ронан стащил с себя джинсовую куртку с воротником из искусственной овечьей шерсти. Он молча снял одеяло с ее плеч, накинул на нее куртку, а затем снова подоткнул одеяло и уселся рядом. – Спасибо, – неохотно поблагодарила она. Мягко. Я заметила, что между ними установилось что-то вроде перемирия. К тому времени, как Миллер закончил свою песню, Шайло уже прижималась щекой к руке Ронана. Во мне боролись радость и грусть. Радость за Шайло и грусть от того, как сильно я от всех отдалилась за последние несколько месяцев. Я отступила в сторону, чтобы залечить раненое сердце, и так много пропустила. – Уже поздно, – произнес Миллер, собираясь убрать гитару. Все хором запротестовали. – Ну еще одну, добрый сэр, – устало произнес Холден, и в его голосе прозвучала такая печаль, что мне тоже захотелось обнять его. – Еще одну, чтобы завершить эту ночь. Миллер кивнул, снова положил гитару на колени и бросил на меня взгляд, который я не смогла расшифровать. Затем он начал тихонько напевать песню Билли Айлиш «When the party’s over». Он спел несколько первых строк а капелла, и только во время припева начал подыгрывать себе на гитаре. Мы вчетвером зачарованно слушали, как мужественный голос Миллера превращает тихую песню в нечто более надрывное. Мощное в своей болезненной тоске. – Я причиню тебе боль, только если ты позволишь, – пел он рядом со мной, и слова проникали мне в душу. В самое сердце. – Зови меня другом, но будь со мной рядом… Я закрыла глаза, зарываясь поглубже в одеяло, собственные ошибки… а голос Миллера продолжал меня убаюкивать. Я проснулась с первыми лучами выглянувшего из-за горизонта солнца и слепо поморгала. Остатки сна наконец рассеялись, и я увидела синее одеяло, белую футболку, гладкую кожу с тенью щетины на подбородке… У меня вырвался тихий вздох. Я лежала в тесных объятиях Миллера, под одним одеялом. Он крепко прижимал меня к себе, а моя голова идеально покоилась у него под подбородком. Наши обтянутые джинсами ноги переплелись, словно виноградные лозы, я ощущала, как мерно поднималась и опускалась его грудь. Не шевелясь, я огляделась. Костер тлел. Пляж казался пустынным. Мы были одни. Нужно сесть. Отодвинуться, забрать вещи и уйти. Но тело переполняла удовлетворенная тяжесть. Настоящее удовольствие. Беспокойные ночи последних месяцев отступили, я не могла и не хотела шевелиться. Еще немного… Я позволила себе закрыть глаза и задремать. Когда снова очнулась, то все равно будто находилась в каком-то пограничном состоянии полудремы. Миллер крепче прижал меня к себе и уткнулся носом мне в волосы, вдыхая аромат. Его губы коснулись моего лба. Легкий как перышко поцелуй. Я слегка приподняла подбородок и мазнула губами по его шее. Не до конца проснувшись, не раздумывая, я оставила легкий поцелуй, пробуя кончиком языка солоноватую кожу. Миллер снова заерзал, и я почувствовала прижимающуюся к паху эрекцию. Он гладил меня по спине, зарывался пальцами в волосы, чувствительно цепляясь за них. Я приоткрыла губы, нежно всасывая его кожу, прикусывая, а затем успокаивая место укуса языком. Миллер сжал волосы в кулак, оттягивая мою голову назад. Теперь я прокладывала дорожку из поцелуев выше, по подбородку, царапая нежные губы о щетину, пока не добралась до его рта. Миллер с рыком перевернул меня на спину и навалился сверху всем своим весом, его пах вдавился между моих ног в потребности проникнуть сквозь джинсы, как и его язык страстно желал проникнуть в мой рот. Я позволяла ему. Охотно. Встречала его поцелуй сплетением языков. Господи, поцелуй с Миллером… особенный, как он сам. Жесткий, всепоглощающий, но в то же время удивительно заботливый. Острые зубы и мягкие губы. Грубая щетина вокруг нежного рта. Тихий шепот проклятий.