– Хорошо, – ответила я, воодушевленная ее верой в меня. – Спасибо. Доктор Джонсон вкратце изложила мне мои обязанности и вручила перечень того, что нравилось миссис Уитмор: чай «Эрл Грей», вязание, классическая литература, «Хот Покетс»[7]… Я оторвала взгляд от списка. – «Хот Покетс»? Доктор Джонсон с усмешкой пожала плечами. – У нас у всех есть свои грешки. Я могу увлечься и съесть целую упаковку конфет «Смартис». Я ухмыльнулась. – Аналогично. «Смартис» – это вещь. Спасибо, доктор Джонсон. – Удачи. Я покинула Медицинский центр и поехала через Санта-Круз мимо маленьких магазинчиков, кафе и зелени. Мой родной город располагался посреди леса, на побережье океана, и упирался в горный хребет. В моих глазах это было самое красивое место на земле. Уитморы жили недалеко от моего района на Куорри-Лейн. Я свернула на подъездную дорожку к дому, который был меньше, но новее моего. Двухэтажный, с гаражом на две машины и еще одним гаражом, который, судя по виду, пристроили позже. Дверь была открыта, и повсюду валялись различные детали автомобиля и его остов. Я предположила, что мистер Уитмор любил поработать не только в автомастерской, но и дома. «Шевроле Сильверадо» Ривера нигде не было видно. Я позвонила во входную дверь. Внутри раздалась трель, и через несколько мгновений меня встретила темноволосая женщина примерно маминого возраста. Она широко распахнула дверь и лучезарно улыбнулась. – Вы из больницы? Я кивнула. – Вайолет Макнамара. А вы?.. – Дэзия Хорвет, – представилась она, оглядывая меня с ног до головы. – Лучшая подруга Нэнси. Только взгляните! Глазки как у лани. Милое личико. Спасибо, что пришли. Входите, входите. Я последовала за Дэзией в дом. Женщина со слабым акцентом, который я не могла определить, болтала об одной из медсестер, которую она не любила, о том, какая прекрасная стоит погода, как Нэнси любит чай, но не может пить его слишком горячим. Я слушала и оглядывалась. Вдоль лестницы наверх висели фотографии Ривера. Вот он совсем малыш, а вот уже чуть постарше, играет в детский футбол, и его практически не видно под снаряжением. Семейные фотографии, по одной на каждый год: мистер Уитмор, крупный, темноволосый, широко улыбающийся. Ривер, как юная версия своего отца. Сестра Амелия, младше Ривера на три года. На одной фотографии она маленькая и беззубо улыбается, а на другой уже красивый подросток. И Нэнси… У меня сдавило горло. Яркая, жизнерадостная. Голубые глаза, темно-русые волосы и счастливая улыбка. У входа в хозяйскую спальню я глубоко вздохнула. Дэзия постучала в дверь. – Ты одета? – Она подмигнула и пропустила меня внутрь. Лежавшая в постели Нэнси совсем не походила на женщину с фотографий. Эта женщина была худой, хрупкой и с шарфом на голове. Никаких бровей и ресниц, но глаза… Они все такие же. В них вся жизнь. – Привет, Вайолет, – сказала Нэнси. – Так рада тебя видеть. – Я тоже, – ответила я, сдерживая слезы. Не из жалости, а из-за внезапного, странного желания заботиться об этой женщине в последние, священные минуты ее жизни. Но я взяла себя в руки, твердо решив не расклеиваться в первый же день, в первую минуту моей работы. – Ты знаешь моего сына, Ривера? – Да. Не очень близко, но… да. – Он хорошо о тебе отзывается. – Правда? – Я понизила голос. – То есть… это мило. Я тоже о нем высокого мнения. «О боже, пристрелите меня». Но Нэнси оказалась достаточно любезна и не заметила, как я покраснела до корней волос. – Он сейчас так занят футбольными тренировками и игрой. Я его почти не вижу. Комнату, словно туманом, окутало печалью. Дэзия поправила подруге одеяло и похлопала ее по ноге. – Он популярный парень. Только и всего. Дела, дела, дела. Разве я не права, Вайолет? – Так и есть. Его все любят. Нэнси ласково улыбнулась. Устало. – Спасибо за эти слова. Боюсь, сегодня тебе и делать почти нечего. Дэзия приехала на несколько дней и носится со мной, как наседка. – Я украла твою работу, да? – Дэзия плюхнулась в кресло рядом с кроватью и взяла вязание. Нэнси вязала шарф в синих и фиолетовых тонах. – Ничего страшного. Я найду себе занятие. Принести вам что-нибудь? Чашечку чая? – Было бы чудесно. – Дэзия? – Неси две. Ты просто персик. – Мне не сложно. – Я вышла из комнаты и прижалась спиной к двери, на этот раз не сдерживая слез. Да, я мягкосердечная. Но это не значит, что слабая. Работа врачом не подразумевает полное отсутствие эмоций. Просто их нужно вкладывать в пациента, чтобы обеспечить наилучший уход. Я не собиралась отказываться от профессии хирурга, но в первые минуты с Нэнси мне стало понятно, что доктор Джонсон, должно быть, во мне разглядела. Я позволила скатиться по щекам нескольким слезинкам сочувствия. За нее. И за Дэзию, Амелию, мистера Уитмора и Ривера. Особенно за Ривера. А затем я вытерла глаза и приступила к работе. 6 Миллер В субботу я с десяти утра до четырех вечера работал в Галерее игровых автоматов. Она была самой большой на Набережной, в нескольких минутах ходьбы от каруселей, горок и колеса обозрения, высившегося над пляжем. Когда я шел домой, в голове звенело от звуков выстрелов, взрывов и стука жетонов. Иногда я не мог заснуть из-за звуков «вака-вака», издаваемых Пак-Мэном, а перед глазами носился маленький желтый кружок, убегающий от призраков, которые ускорялись и неизбежно загоняли его в угол. Я ненавидел эту чертову игру. Подойдя к дому, я остановился, вздохнул, собирая волю в кулак, и поднялся по лестнице. Чет сидел на своем обычном месте: задница не отрывалась от нашего дивана, глаза в нашем телевизоре, а рот набит нашей едой. Комнату окутывал густой сигаретный дым. Похоже, старого доброго Чета не беспокоил тот факт, что диабетик (да и вообще кто-то) не должен дышать куревом. – Как там игровые автоматы? – поинтересовался он. – Давать сдачу и менять билеты на пластиковое дерьмо, которое они потом просто выкинут. Крутая работа, а? – Это работа, – буркнул я. – А где мама? – Пошла по магазинам за продуктами. – Мы не можем себе позволить ходить по магазинам с тех пор, как она уволилась из закусочной. Чет усмехнулся. – О, думаешь, твоей маме нужно вкалывать на двух работах, чтобы обеспечивать крышу над твоей башкой, пока ты весь день играешь в видеоигры? – У меня учеба и работа, – процедил я сквозь зубы. – А вот чем, интересно знать, занимаешься ты? – Если хочешь знать, мистер Умник, я получил травму. У меня инвалидность и хорошая компенсация. Вот почему твоей маме не приходится пахать на двух работах. Я забочусь о ней. И о твоей жалкой заднице. Господи, это еще хуже. Мама не только хотела, чтобы он был рядом, но и нуждалась в нем. Уже не в первый раз я подумывал бросить школу, чтобы найти работу получше. Мои мечты о том, чтобы выбраться отсюда и заниматься музыкой, начали обугливаться по краям. Если ситуация еще ухудшится, они вообще сгорят. – Ты пытаешься вспомнить слово «спасибо», – прервал Чет мои невеселые мысли. Я проигнорировал его и пошел в свою комнату – крошечную клетушку, в которой умещалась двуспальная кровать, комод и небольшой стол со стулом, вплотную придвинутые к окну. Вся одежда валялась на полу, а стол был усеян бумагами. Гитару я всегда хранил в футляре под кроватью.