– Перестань беспокоиться обо мне, Ви. Пожалуйста. Просто… перестань. – Не могу. И никогда не смогу. Ты мой лучший друг. Прозвенел звонок, Миллер задумчиво посмотрел на меня и отвел взгляд. – Мне пора в класс. – Миллер, поговори со мной. Прошу тебя. Он сдался и побежденно опустил плечи. Его глубокий голос еще больше охрип. – У моей мамы появился новый любовник. – Ох. – Мое сердце упало от скрытого в этих словах подтекста. – Он… плохой? – Еще неизвестно насколько, но да. На днях к нам зашел Марко, полицейский. Чет повел себя как полный осел. Мне было жутко стыдно за него. Поэтому я сказал Марко больше не приходить. – Миллер, нет. Тебе нужна помощь. – Со мной все будет в порядке. И я не хочу об этом говорить, Ви. Я неохотно кивнула. – Ладно. Мне очень жаль, что тебе приходится терпеть. Его. Он встретился со мной взглядом, и глухие стены немного опустились, как будто только для меня. Он вздохнул и провел рукой по своим длинным каштановым волосам. – Прости, что веду себя как козел, но с кем поведешься… Не говоря ни слова, я крепко обняла его. Он наклонился, чтобы мне было удобнее, но едва обнял меня в ответ, как будто боялся обжечься. – Мистер Стрэттон? Мисс Макнамара? – Заместитель директора Чаудер стоял за спиной Миллера и постукивал по наручным часам. – Вы оба опаздываете. Миллер отстранился и закинул сумку на плечо, глядя куда угодно, только не на меня. – Увидимся позже? – спросила я. Мне хотелось узнать, придет ли он ко мне вечером, как делал тысячи раз за последние четыре года. Но это казалось неправильным. Теперь все между нами казалось неправильным. – Да, увидимся, Ви, – ответил он и быстро ушел. В тот день на уроке истории я, как обычно, сидела рядом с Шайло. Мистер Баскин начал перекличку. – Ватсон? – Здесь. – Венц? Последовало молчание, а затем Баскин, грузный мужчина с седеющей бородой, пробормотал себе под нос: – Ох, точно. Отстранен. Он сделал пометку в своем журнале, а затем снова запустил на доске фильм, который мы начали на прошлом уроке: документальное кино о российской революции. Когда в классе выключили свет, Шайло наклонилась ко мне и прошептала: – Ладно, мисс подружка папарацци. Кто этот новый парень, который все время не появляется? – Ронан Венц, – прошептала я в ответ. – Его отстранили за то, что он ударил Фрэнки Дауда. Сломал ему нос. – Мой герой, – пробормотала Шайло. – Этот говнюк сам напросился. Я кивнула. – Он доставал Миллера. Снова. Шайло нахмурилась и откинула за плечо россыпь косичек. – Фрэнки ненормальный. Уверена, это у него от папаши. – Офицера полиции? – Ага. Не ты одна слушаешь сплетни. Биби дружит с одним из детективов в полицейском участке рядом с нашим домом. Я улыбнулась. – Биби со всеми дружит. Бабушке Шайло перевалило за восемьдесят, и она почти совсем ослепла, но состоит практически во всех городских и социальных клубах. – Биби сказала, что этот детектив предупреждал ее насчет офицера Дауда. Последнее время у него возникали некоторые проблемы с дисциплиной. – Эвелин сказала, что этот Ронан похож на преступника. Правда, ее там не было… – Тогда ему лучше не подставлять свою задницу, – сказала Шайло, глядя вперед. – Если он сломал Фрэнки нос, то его отец будет жаждать крови. С минуту я молчала, а потом снова наклонилась к Шайло. – Миллер рассказывал тебе, что у его мамы появился новый приятель? – Нет. В последнее время он очень замкнутый. Почему спрашиваешь? – Думаю, что это плохой человек. Миллер мне почти ничего не рассказал и не верю, что расскажет. Очевидно… – Что? Но я не могла этого сказать. От одной мысли о том, что между мной и Миллером что-то не так, меня затошнило. Слишком остро я ощущала, что вокруг меня все рушится. Я улыбнулась. – Ничего. После школы я поехала на своем белом «Рав-4» в медицинский центр Калифорнийского университета. Я припарковалась, и пока шла по первому этажу, здоровалась с администраторами и медсестрами. Успела с ними подружиться за время летнего трехнедельного волонтерского тренинга по уходу за пациентами. Директор жестом пригласила меня в свой кабинет. Доктору Элис Джонсон было за пятьдесят, хотя она выглядела моложе своих лет. Гладкие черные волосы были аккуратно подстрижены в элегантный асимметричный боб, а красная помада на губах оттеняла теплый цвет ее смуглой кожи. Элис мне улыбнулась. – Вайолет. Как твои дела? Готова? – Думаю, что да. Надеюсь на это. А еще я надеялась на работу с Миллером Стрэттоном. – Я знаю, но решила приставить тебя к Нэнси Уитмор, потому что из всех наших волонтеров ты мне кажешься самой квалифицированной. И самой сострадательной. Но если такая реальность для тебя слишком сурова, говори, не стесняйся. Я сделала глубокий вдох. – Она умирает? Доктор Джонсон кивнула. – Боюсь, что так. Онколог дает ей в лучшем случае полгода. Нэнси – прелестная леди. Такая же позитивная, как и ты. С оптимизмом вам будет проще. – Она изучающе меня разглядывала. – Ты уже выбрала, в какой области медицины хотела бы специализироваться? Общая хирургия, верно? В ее словах прозвучала нотка сомнения. – Думаете, я для этого не подхожу? – Я думаю, из тебя бы вышел отличный хирург. За время тренинга ты показала блестящие способности. Но уверена ли ты, что именно в хирургии сможешь раскрыть свои лучшие стороны? По своей сути врачи – это люди, которых учат заботиться о других людях. А твоя личность определяет выбор, как именно ты собираешься о них заботиться. Так что важно не усердие в учебе, а то, какая специальность позволит полнее раскрыть твой дар. Ты понимаешь, о чем я? Я слабо улыбнулась. – Хотите сказать, что я слишком добрая, чтобы орудовать скальпелем? – Я хочу сказать, что усердно учиться и овладеть профессией врача – только половина уравнения. Вот почему я выбрала тебя для Нэнси Уитмор. Я хочу, чтобы ты испытала на себе человеческую сторону нашей профессии, прежде чем определишься со своей специальностью. Твоя мягкосердечность и стала причиной, почему это задание я могу доверить лишь тебе.