Миссис Лора промолчала. Она окунула кисть в ведерко и снова принялась красить. — Всего один вечер, — продолжал уговаривать мистер Ник. — Уедем из дома. Никаких семестровых ведомостей. Никакой работы. Это подождет. — И куда же ты хочешь отправиться? — Как тебе Берлоуэй — старый загородный дом неподалеку от Батон-Руж? Я уже все узнал. Они сдают комнаты. Можем провести там ночь. — И променять один огромный покосившийся загородный дом на другой? — Миссис Лора фыркнула. — Допустим, — протянула она. — А мальчики? — А что мальчики? — Возьмем их с собой? — Это всего на одну ночь. Одному шестнадцать, другому тринадцать… — Только вот Эдди… — начала миссис Лора и запнулась. — Ты понимаешь, о чем я. Нельзя сказать: «Ему тринадцать» — и отмахнуться от остального. А Маршалл… — …таков, каков есть, — закончил мистер Ник и резко выдохнул через нос. — Слушай… — И то, как Эдди передвинул все в комнате… — Это мы уже обсуждали. — Да неужели? — Тогда, может, давай попробуем обеспечить себе такую возможность? Спокойно поговорить? Чтобы мы не выходили из себя, не были слишком вымотанными и не валились без сил, прежде чем… — С каждым словом его голос все больше ожесточался. Он сделал небольшую паузу и постарался смягчить тон. — Лора, это всего на одну ночь. Нам правда это нужно, милая. Мистер Ник пересек комнату. Скрипнули полы — он опустился на колени рядом с женой. Его голос понизился почти до шепота. — Я только что проходил мимо комнаты Маршалла. И слышал их. Они там вместе сидят. И разговаривают. — Да ладно? — Я слышал, как Эдди смеялся, — продолжал он. — И они там вдвоем. Только представь! Когда ты в последний раз слышала, чтобы Эдди смеялся? — Здорово. — Миссис Лора снова царапнула плинтус щетинистой кистью. Мистер Ник стоял рядом и молча ждал реакции. — Лора? — наконец не выдержал он. — Задумалась, — пояснила она, вернув малярное ведерко на пол. — На что это было похоже? Как вообще Эдди смеется? Решение принято Элиза сидела в темноте и не могла сдержать расплывшуюся от уха до уха улыбку. Старших Мейсонов не будет целую ночь. Хотя она видела годовщины и повеселее — эта новость не могла не навести ее на мысли о родителях. Она вспомнила, как мама, босиком и в платье, становилась перед большим зеркалом в спальне, а сама Элиза, взобравшись на кровать, застегивала ей сережки — и в награду получала брызги лавандовых духов на запястья. В ванной жужжала отцовская бритва. Потом они уходили: папа, с перекинутым через руку пиджаком, и мама, процокав по коридору высокими каблуками, — похожие на актера и актрису из старого фильма. Элизу в такие вечера оставляли дома с няней, что, по правде говоря, было чистой воды формальностью — седовласая женщина засыпала в кресле в гостиной, едва успев прийти. Однажды Элиза воспользовалась случаем и съела остатки чокопаев, добытых неделю назад на фестивале Марди Гра, — устроила триумфальный запой, прикончив четыре или даже пять пирожных за раз. Потом до глубокой ночи она читала на крыльце. Когда сахар в ее венах наконец рассосался, она, почувствовав усталость, отправилась в кровать, не поленившись заглянуть по пути в гостиную, чтобы завалить спящую няню подушками. Годовщина, пусть праздновали ее Мейсоны, а не родители Элизы, была радостным известием. Этот отдых пойдет на пользу не только миссис Лоре и мистеру Нику — чем меньше людей сновало по дому, тем свободнее ей дышалось. Эдди и Маршалл запрутся в своих спальнях, и, когда наступит ночь, весь огромный пустой дом будет в ее распоряжении. Конечно, придется быть осторожной, но, вероятно, она даже позовет Броуди. Надо только заставить его вести себя потише — и можно будет устроиться на заднем крыльце и поиграть в шашки. Спальни мальчиков были достаточно далеко от лестницы — они не услышат. Хотя, пожалуй, грохочущие в коробке и звонко скачущие по доске шашки были не лучшей идеей. Слишком рискованно. Тогда можно будет расположиться в библиотеке или на террасе и почитать. Хотя читатель из Броуди выходил так себе — скорее, все кончится тем, что она просто будет пересказывать ему сюжет своей книги. Тихо-тихо. — Значит, в следующие выходные? — уточнила миссис Лора еще до того, как закончила подправлять отделку и скомкала разбросанные по полу ленты малярного скотча. — В субботу. Отложим работу. Прямо так и оставим. Перезарядка и правда не помешает. Мальчики побудут одни. Но следующим же утром мы вернемся, так? — Только после нашего свидания. Заглянуть под каждый камень Был первый день летних каникул. Родители уехали: у отца началась подготовка к летней школе, а у мамы на выходной была намечена встреча с клиентами — она показывала выставленные на продажу дома, а значит, часов до трех ее можно было не ждать. На улице, исчерчивая стекла струями воды и барабаня каплями по крыше, лил дождь. Мальчики начали с гаража. Они искали то, чего здесь быть не должно. Что именно? Им представлялись скомканные одеяла, чужие ботинки, рюкзак, возможно, даже большая картонная коробка, припрятанная за байдарками, — все те скудные пожитки, которые мог бы перетащить сюда бездомный с центральной улицы. Братья не были уверены, что именно они ищут. Но знали, что поймут, как только увидят. Они отодвинули расшатанные доски поленницы в гараже и пощурились, пытаясь разглядеть что-нибудь в ее темном нутре, посмотрели за моющей установкой, культиватором, стремянкой и бочкой со старыми бейсбольными перчатками и мячами Маршалла: он играл, когда был помладше — как Эдди сейчас, пока не провалился на отборочных испытаниях в команду. Они заглянули даже за груду из сетки и ракеток для бадминтона, купленных отцом для семейного досуга, который в итоге случился лишь дважды — на заднем дворе старого дома на северном побережье. Они двинулись дальше. Забрались в самые недра гардеробной в гостиной и посмотрели за родительскими пальто. Распахнули кухонные шкафы, вытащили мультиварку и овощесушилку, чтобы проверить за ними. В кладовке Эдди вскарабкался брату на спину и заглянул в потолочный люк — но увидел только густую темноту полых внутренностей дома. Они опускались на четвереньки и искали под кроватями. Вытащили стопку полотенец из бельевого шкафа и обшарили одежду, висевшую в гардеробе. Они были готовы к встрече. Маршалл сунул в задний карман второй складной нож. Он попытался посильнее заточить его одним из маминых кухонных точильных камней, но безуспешно — лишь поцарапал боковины лезвия. Тем не менее проверка на собственном пальце выявила более чем достаточный режущий потенциал ножа. В протыкающей способности острия сомневаться и вовсе не приходилось. Эдди надел рюкзак, который Маршалл подарил ему на день рождения. Сверху торчала старая алюминиевая бейсбольная бита. Всякий раз, когда они открывали очередную дверцу шкафа или опускались на четвереньки, чтобы заглянуть под кровать, Эдди слегка дрожащими руками выуживал ее и выставлял перед собой. Толщиной она была с его предплечье, даже больше. Он такую и в руках-то не держал. Физкультуру он всегда проводил в сторонке, сидя на гимнастическом бревне у турников. Держать биту между собой и темнотой кладовок, пока Маршалл протягивал руку, чтобы включить свет, было неоспоримо приятно. Стоило зажмуриться, сжать рукоять — и бита превратилась бы в большой, богато украшенный рыцарский меч. Но они искали, распахивали дверь за дверью, заглядывали за углы — разве можно закрыть глаза, когда и моргнуть-то страшно? И наконец — чердак Скорее всего, ответ ожидал их именно здесь. Обыскивая дом, они то и дело проходили мимо чердачной двери, но даже не смотрели в ее сторону, будто боялись сглазить. Однако они сами не до конца понимали, чего именно так опасались, надеялись ли не найти там никого и понять, что все это было лишь плодом их разыгравшегося воображения, или же жаждали встретиться с тем, кто прятался в их доме. Когда они наконец оказались перед входом на чердак, Эдди почувствовал некоторое облегчение: они обшарили весь дом и ничего не нашли — теперь он мог безошибочно указать, где притаилось это нечто. С другой стороны, сам чердак, казалось, был наготове. Ждал их, выгнув спину. — Готов? — спросил Маршалл и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь. Дробному стуку дождя по крыше аккомпанировал жужжащий вентилятор. На самом верху лестницы тусклым светом маячило чердачное окно. Они бок о бок медленно поднимались, деревянные ступени постанывали под ногами. На полпути их обдало жаром — так, будто они головой вниз нырнули в прогретый бассейн. Про себя Эдди отметил, что это всего лишь теплый воздух — он легче, поэтому поднимается. На верхней площадке мальчики остановились и вгляделись в тени за ящиками, старой мебелью и техникой. Толстые кровельные гвозди сорняками торчали из деревянных балок. — Я зажгу свет, — сказал Маршалл и направился к мерцающему раскаленно-оранжевым выключателю. Центр комнаты вспыхнул красками, но пространства за картонными и пластиковыми ящиками и за темными чемоданами оставались серыми и бесформенными. — Какой у нас план? — спросил Эдди. Они были окружены со всех сторон. Чердак казался отдельным домом. Чужим домом. — Ну, — протянул Маршалл, — например, просто передвинем ящики? — Он протиснулся между стопкой картин и набитыми мусорными мешками к стене, пригибаясь под ощетинившимся гвоздями низким потолком. — Заглянем прямо отсюда. — Маршалл достал из заднего кармана фонарик и посветил в щель между скатом крыши и полом. Потом развернулся и направил луч фонаря вдаль — на противоположную сторону чердака. — Пошли. Мальчики двинулись, и мансардный этаж застонал — казалось, сам огромный дремлющий дом зашевелился, ворочаясь с боку на бок. Ребята открывали коробки, вытаскивали зимнюю одежду и старые игрушки в поисках свернувшегося под ними незнакомца. Рылись в грудах украшений к праздникам. Вдруг Маршалл вскрикнул. Эдди взвизгнул в ответ и со всей силы вцепился в бейсбольную биту за спиной. — Все в порядке! — Маршалл поднял руку и жестом велел Эдди успокоиться. — Просто гребаный кактус. Палец уколол. Стоял в рождественском венке. — Он пососал палец и огляделся. — Какого хрена он вообще там делает? Поиски продолжились. Они открывали ящики видавшего виды шкафа, ползали на четвереньках, заглядывали с фонариком под металлическую громаду кондиционера. Ветер швырял воду в маленькое окошко, дождь упорно барабанил по крыше. Так прошло десять минут. Двадцать. Наконец Эдди нашел его. Удивительно маленький. Столько поисков, результат которых поместится в его ладонях. Эдди подозвал брата к чердачному окну: — Смотри. Отпечаток чьей-то босой ноги размером поменьше их, почти высохший, почти утопший в деревянном полу. За окном был только дождь. Каждая новая капля рябью проходилась по наплаканным им лужицам на крыше. Следы на полу вели внутрь. Будто кто-то, услышав, как они обыскивают все внизу, распахнул чердачное окно, собираясь выбраться на крышу. Но, ступив одной ногой на мокрую черепицу, передумал уходить и вернулся в дом. — Оно все еще здесь, — заключил Эдди. Они стояли прямо над ней Фанерный пол прогибался под их ногами, упираясь ей в живот. Поперечные балки сковали Элизу по вытянутым вдоль тела рукам. Они стояли у нее на груди. Выдавливали воздух из легких. Она чувствовала себя заживо похороненной и боролась с желанием пнуть нависшую над ней доску коленом. Они не разговаривали. Просто стояли над ней. И, кажется, общались жестами. Вертелись, осматривались. Элиза с трудом, маленькими глотками втягивала воздух в сдавленную грудь, шевеля губами, словно золотая рыбка. Уж не решили ли они раздавить ее? Потом мальчики все же отправились дальше, освободив ее. Элиза вздрогнула. Нечаянно. Фанера над ней стукнулась о соседнюю доску — она напряглась всем телом, но братья не остановились. Не услышали. Они вернулись в центр комнаты и какое-то время стояли на лестнице. Элиза прижалась лбом к фанере. Каждый вздох отдавался болью в грудной клетке. Кровь пульсировала в висках. Она пыталась разобрать, о чем они говорили. Чуть раньше, поняв, что они обыскивают дом, Элиза попыталась выползти на крышу и сбежать, но не смогла. Дождь прошелся по ноге дробью тяжелых холодных капель, резко дохнуло холодом и влажностью, подоконник был слишком скользким, чтобы за него ухватиться, — внутри было безопаснее. Тогда.