— Нет, что вы. У короля своя политика и свои соображения, но умышленно кормить погань он не станет. Все просто — иногда надо пожертвовать пальцем, чтобы сохранить руку. А если палец чужой, то совсем замечательно. А мы ведь чужие: бакайцы, давние грабители, любившие пощипать земли Кенгудов; иридиане, от которых воем воет святейший совет, угрожая отлучениями и проклятиями. Королю не жаль ни тех ни других. Он не жесток — справедлив и даже совестлив, — вот только свои люди ему дороже. А со своими не все ладно… Вам знакома прошлогодняя история про замок Мальрок? — Нет. Я долгое время провел без новостей. — Наследника старого барона на охоте ударило молнией. Совсем мальчик еще, оружия в руки не бравший, — смотрел с холма, как мужчины настигают загнанного оленя. Остался жив, но в себя не приходил. День за днем шли, а он так и лежал. Отец скрыл это от церковников — ведь в подобных случаях положен строгий надзор. Тело неразумное — лакомый сосуд для погани, тем более в пограничье: не зря там младенцев беречь приходится, — а ведь во взрослого тьма охотнее забирается. Так и вышло в Мальроке — опоганился поначалу наследник, а за ним и все семейство. Барон умом тронулся — не получалось больше детей иметь, вот и принял тьму, еще и братьев своих младших туда же затянул, и челядь. Кто противился — тех под нож пустили, демам ворота отворили. С ними уже сообща за округу взялись — вот тогда все и всплыло, когда крестьяне побежали. Соседи, хватая их на своей земле, россказням простолюдинов не верили — назад беглых возвращали. Да только с концами: своих людей тоже теряли, которые к Мальроку уходили. Хоть там и пограничье, но положение у замка удачно для тьмы — уединенная долина в стороне от дорог. Вот и смогли долго в тайне темные дела сохранять. Когда король спохватился и послал маршала с армией, угодили солдаты в западню — мглы пережидать не стали, нахрапом пошли. Вот и встретили их перерожденные Мальрока с демами и помощью из погани. И получил Кенгуд Восьмой новую войну, как будто непрекращающейся битвы на границе ему мало было. Гнойник такой давить надо сразу, иначе получит погань новый край, и край удобно расположенный — на две стороны можно набеги делать. А как давить, если сил не хватает, особенно после такого поражения? А просто: начать дробить силы погани, ударяя там, где этого не ждут. Мы — один из таких ударов. Слабый удар, но хоть какое-то беспокойство для перерожденных. Теряются они, не понимая, где за них всерьез взялись, а где обманывают. Там укол, в другом месте укол — и набирается прореха, которой поганым уже не заткнуть. Кровью великой, приходится платить за такое, не говоря уже о тратах казны, но если не заплатить, то втрое больше потом потеряется. Почему нас до сих пор не задавили? Да некогда ей на нас отвлекаться — Кенгуд не позволяет, щипая их в сотне мест сразу. Понимаете? — Понимаю: лучшая защита — это нападение. — Хорошие слова, надо запомнить. На смерть нас послали — никто ведь не отправит в сердце погани армию при маршале, если на границе такая беда приключилась. — И что — сэр Флорис этого не понимал? — Он бакаец — они на войне умом тронутые все. Или не задумывался, или… Он невероятно своеобразный человек был, хотя и хороший. — Не думаю, что король будет сильно огорчен вашим возвращением. Вы достаточно долго продержались, и при этом больших сил на себя так и не отвлекли. Толку в выжидании практически нет — так зачем оставаться на смерть? Наш уход, возможно, гораздо эффективнее окажется, чем все это многомесячное ожидание подмоги. — Могли бы погань до бешенства довести — отмолить здешнюю землю, да только паствы не хватает. А бакайцы без священника не способны ни на что. Предлагал сэру Флорису по зиме смириться и перейти в нашу веру, чтобы вместе отмаливать, да он уперся — все ждал церковников при маршале. Отмаливать? Это что еще за суеверия? Первый раз вижу, чтобы оккупированные земли молитвами освобождали. С серьезным видом говорит, хотя поди пойми этих сектантов… — Я так понимаю, вы по-прежнему боитесь королевского гнева? — Боюсь… Боюсь, что самим придется держать ответ. Вы приказываете, чтобы мы быстро собрались и не стали в дороге обузой? Я могу попробовать, но мне будет легче, если все будут знать, что вы сами замолвите о нас слово перед Кенгудом Восьмым. — Что именно вы хотите получить от короля? — Ничего того, с чем ему жалко расстаться. Землю где-нибудь в приграничье — скудную и никому не нужную. Хорошо бы бакайцев туда же — хоть и варвары, но ужиться с ними можно, а без защиты трудно нам. Только не надо нас опять на смерть бросать: два раза за одну вину не казнят. Вот чего хотим. — Хорошо, я попробую уговорить короля. Ага, так он меня и послушает… — Он мудрый правитель и справедлив к тем, кто пострадал за королевство. Нас почти в два раза уже меньше стало — мы заплатили кровью. Отдых заслужен; и ни светский, ни церковный суд не должен нас осуждать за то, что мы сделали или не сделали. — Да понял я, понял. Сколько вам надо времени, чтобы собраться? — Все собрано. Прикажете если, то к полудню выступим. — Удивительно — Арисат говорил, что вам на это и недели не хватит. — Он умен для варвара, но до нас ему неблизко… — А почему же вы из деревень людей не увели? Столько людей погубили… — Зачем? Пока есть хоть какие-то жители в деревнях, они разоряют их и храма не трогают. Спрячем всех здесь — к утру пепелище останется. Мы не бакайцы — не выстоим. Вот и кормим погань кусочками, чтобы сохранить самое ценное. — Жестоко… — Мир вообще с нами неласков… Что ж, главное мы обсудили — пора бы и пообедать, а то мне уже неудобно перед гостем. Обещаю, что вам понравятся все блюда, — это хоть немного компенсирует долгое ожидание. Так и знал, что этот тощий еретик не даст пожрать, пока всего важного не обговорим. Спасибо, что не пытается в свою веру обратить, — так есть охота, что могу согласиться. — Верю: ваши люди, похоже, во всем мастера. — Лучшие мастера. — Епископ указал на мои ноги. — Сапог, гляжу, у вас нет еще? — Завтра будут. — Наш сапожник снимет мерку, и завтра у вас будут боевые сапоги от иридиан. — Зачем мне две пары? — Как наденете — снимать не захотите, и будут бакайские без дела пылиться, сами убедитесь. А вот и обед! Еда здесь, кстати, оказалась на порядок разнообразнее, чем в Талле. И вкуснее. Милейшие люди — не понимаю, почему бакайцы с ними общего языка не нашли. Или предрассудки мешают? * * * «Продолжение отчета добровольца номер девять. День шестой. Сегодня обедал у местных мормонов. Или адвентистов — не знаю, как правильно перевести на русский. Пирог с осетриной. Тушеная зайчатина. Фаршированные куропатки. Рыбный и овощной салаты. Варенные в укропе крабы. Черная икра. Ложками. С хлебом черным и белым. Плакал, вспоминая товарища Сухова и Петруху. Криптона не дали. Подумываю о смене веры — может, со своим поделятся. Если кормить будут так же, согласен даже на обрезание». Глава 12 НА ЧЕМОДАНАХ Почти все жители Талля демонстративно занимались подготовкой к пешему драпу из этих благодатных мест. Даже ночью, при свете факелов и костров, чинили старые телеги и сколачивали новые. При этом все, за исключением меня, Арисата и, наверное, Зеленого, считали, что делают это лишь ради дезинформации врага. Пойдем-то по морю — струги и плоты готовили втайне, чтобы никто из погани не заметил; занимались этим только днем — не слишком демонстративно и не забывая про маскировку. Помимо общественной задачи каждый столкнулся с личной — надо определить, что из имущества стоит тащить с собой, а что можно бросить как малоценное. Желательно, чтобы первого было как можно меньше: большой груз при отступлении нежелателен. Мне тоже пришлось делать этот выбор. Вернувшись от иридиан, велел Туку собирать мои пожитки — ведь он при сэре Флорисе кем-то вроде завхоза был. Тук остановился лишь с началом ночи, сообщив, что завтра все доведет до конца. Я остаток дня бегал между кузницей, плотником, сапожником и «тренировочным закутком», не контролируя процесса сборов, о чем сильно пожалел. Тук собрал абсолютно все, кроме трех столов, топчана, печи, избы и поленницы. Три огромных сундука из кладовой были набиты под самые крышки. На стенах не осталось ни оружия, ни щитов — даже ломаное увязал и запасные древки к копьям и топорам. Постели больше не было — спать мне теперь предстояло на голых, не слишком ровных досках. Горшки и другая глиняная посуда набиты в мешки и переложены сеном. Апофеозом хомячества Тука была связка из ухватов, деревянных вил и грабель, перемотанная соломенной веревкой. Рядом, в такой же связке, возвышалась стопка струганых досок. К ней была прицеплена медная ночная ваза и два деревянных ведра. Занавес… Похоже, в Тука вселилась информационная матрица моей жабы… Чтобы все это увезти, не хватит двух телег… Утром пошел выяснять отношения. «Завхоз» нашелся на своей любимой завалинке — горбун с аппетитом поглощал все те же яйца и зеленый лук. — Здравствуй, Тук. — И вам здравствуйте, сэр страж, и попугаю вашему тоже здоровья побольше. Выпьете чего-нибудь с утречка? — Нет, благодарю. Скажи мне, Тук: то имущество, что ты собрал… — Если вы насчет того, что собрал не все, так это я мигом доделаю. Сейчас дожую и займусь. Может, даже к обеду управлюсь, а не управлюсь — так до вечера точно. Меня чуть не передернуло: он готов еще пару телег хлама по всем местным помойкам насобирать?! — Тук, ты хорошо понял мои слова? Я приказал забирать самое ценное — остальное бросаем. — Я так и делаю! Сено не буду забирать, даже нынешнего покоса, — на овсе лошади протянут, а там где-нибудь разживемся. Смолу, что для конюшни готовили, так и оставил у ямы вместе с тесом липовым — на новом месте накурим. Что мы — пней для такого дела не накорчуем? Кадку, в которой капуста завонялась… — Стоп! Ты, похоже, меня не понял. Представь, что мы должны забрать только то, что сумеем унести в руках. Представил? Вот это и оставляй. Остальное бросим здесь. — Да как же! — вскинулся горбун. — Одного оружия столько, что впятером не поднять! А бронь сэра Флориса?! А одежды полон сундук?! А мехов лисьих и куньих четырнадцать полных связок, и бобровых две?! А перина, почти не старая?! А две подушки перьевые?! А пуха гусиного четыре мешка?! А две шкуры медвежьи?! А посуда?! А… — Стоп! Оружие раздаем дружинникам — у кого свое похуже, и боевитым мужикам из жителей — пусть сами и тащат… уж такое они не бросят. — Э! Да оно же денег великих стоит! — Жизнь дороже. Бронь эту… На тебя она налезет? — При моей-то спине? Без переделки никак… — Сам сможешь переделать? — Я, конечно, не Грат, но по кузнечному делу не дурак — смогу, если он рядом будет. — Вот и займись — на себе броню и потащишь: твоя теперь будет.