Перед поворотом обернулась. Показалось – мелькнула темная фигура. Лестница. Нинка схватилась за перила, вворачивая себя в поворот. Слетела, не чувствуя под ногами ступенек. Дверь. Еще вечер. Еще никто не лег спать. На улице еще есть люди! Она рванула дверь и резко захлопнула. Он стоял там. В черной шляпе. С черными глазами. «Тили-тили-тили-бом… Ждет тебя он за углом…» Хотелось крикнуть, но что-то было с горлом. Его перехватило – и ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни слово произнести. На ступеньках вверх споткнулась, пробежала, помогая себе руками. Влетала в палату, захлопнула дверь. Получилось громко. Перегородка звенела. Замок оглушительно щелкнул. Врачиха должна услышать. Должна прийти! Звуки появились. По коридору шли. «Придет серенький волчок… И укусит за бочок…» Нинка упала на кровать. Вся сжалась. Нет! Только не сейчас! Этого всего давно не было. Это не могло вернуться! То, что уходит в ночь, там и остается. Нинка потянула на себя простынку. Но она была такая тонкая, совсем не прятала от того, что наступало. «И утащит во лесок…» Нинка вдруг увидела себя у костра. Темный лес наступал, шумел листвой, напевал страшные сказки. – Монстров можно убить только специальным ножом, – шептала сильно склонившаяся к огню Ирка. – Его делают из сердца тьмы. – И он у тебя, конечно же, есть? – смеется веселый Серый. Ему что ни скажешь, все весело. И он никогда ни во что не верит. Вообще голяк с фантазией. – Наивняк! – Ирка замирает, и ее лицо как будто целиком охватывают языки пламени. – Его нельзя просто так иметь. Он появляется, когда придет время. Ты идешь во тьму, и достаешь его. – А тьма тебя того, – заливается Серый. – И остается от тебя один нож. За спинами во мраке явственно щелкает ветка, шуршит. После костра вокруг вообще ничего нельзя было разглядеть. Но идущий был чернее тьмы. И еще большей чернотой светились его глаза. Все молча смотрели на него. Он улыбнулся. И вокруг костра заорали. «И утащит во лесок…» Нинка дернулась, резко открыла глаза. Ощущение было – не спала, только моргнула. Но по затекшему телу поняла – нет, не мгновение прошло, а гораздо больше. Она лежала на краю кровати, вцепившись в деревянную раму, вся потная с головы до ног. Пальцы не разжимались. Было больно, но она ничего не могла сделать. Еще и шею свело. Так что смотреть она могла только перед собой и видеть свою руку. Рука была красная, словно ее кто-то схватил и сильно сжал. Недавно. Синяка еще нет. Но скоро проступит. Глава 5 Иногда они возвращаются Вечером было общее собрание лагеря, где директор, толстый добродушный Квадрат, очень строго говорил об играх. Что нельзя заигрываться, что все несут ответственность. Потом воспитательные лекции читали по отрядам. Про дружбу и взаимовыручку, про то, что отряд – это как единый кулак, всегда вместе. Кудрявая уехала. Тинтин пропал. Шептались, что его посадили на автобус, и он сам доехал до города. Кто-то подслушал, что сутулый старший боялся: начнут травить. Вот и отправил его домой. За Нинку не боялся никто. Она сидела в стороне. Проводили игры на сплочение, играли в «Веревочку», «Круг», «Телеграмму». С косой стояла рядом и постоянно смотрела в глаза. Она чувствовала себя немного виноватой – это же их кровати соседние, она знала, что Тинтин к Нинке пристает, она должна была быть чуткой подругой и все рассказать вожатым, предупредить, спасти. Это ей как раз сейчас и открылось – что должна была. Теперь она отрабатывала за прошлое и настоящее. Нинка терпела. Она знала, что любое рвение ненадолго. Пара дней, а потом природа берет свое. Время от времени появлялся Пося. Жаловался, что все изменилось, что стало скучно, что вожатая Лана – имя теперь было колючее – пристально за всеми следит, что родители в наказание не привезли шоколадок. Нинка слушала, иногда подкидывала новую страшилку про реку с покойниками и про заброшенный лагерь на другом берегу. Пося пугался и убегал, чтобы назавтра вернуться. Что-то у него, видимо, не задалось с друзьями в отряде. А потом лагерь закончился. На память все друг другу писали открытки, дарили угольки из прощального костра, обменивались адресами. На автобусах привезли в город. Всех разбирали родители. Вожатая Кристина терпеливо стояла рядом с Нинкой, смотрела по сторонам, показывала на проезжающие машины, спрашивала: – Эта? Нет? Может, эта? Нинка провожала взглядами серебристые Киа и черные бумеры. Максим стоял рядом, вытянувшись, как в военном строю. С каждой минутой лицо Кристины становилось все мрачнее, четче обозначались складки от носа к уголкам рта. – Она вообще придет? Ты ей говорила? Нинка выбрала красную машину. Хороший цвет. Машина была большая. Марка… Сейчас вот она повернет, и можно будет разглядеть значок на капоте. Тойота. Отлично. – Вон она! – показала на притормозившую машину Нинка. Если очень захотеть, то машина вообще остановится. И она сделала так – остановилась. Нинка подхватила сумку и рванула к перекрестку. Из машины вышла девушка. Офигительно красивая. У нее прямо над головой табличка неоновая светилась – красивая. На перекрестке загорелся зеленый, и Нинка шмыгнула к зебре. – Нинка! – крикнул Максим. Хорошие у него легкие, разработанные. Он и побежать может. Если побежит, догонит. Зеленый кончился. За спиной хлопнула дверь, слышнее заработал мотор. Нинка оглянулась. Красная машина все еще стояла. С водительского места на нее смотрел мужчина. Черная шляпа закрывала половину лица. Зеленые губы растягивались в улыбку. Для машин загорелся зеленый, они рванули каждая в свою сторону. Максим стоял на пешеходном переходе. – Я сама! – махнула рукой Нинка. – Мать на работе. Она и не собиралась приходить. Ему что-то сказала Кристина. Но Максим еще клонился, готовый шагнуть вперед под машины. Наверное, Кристина опять говорила про ее справку. Сдвиг по фазе. Да пошли они. Ладно, не получилось стать хорошей в лагере, станет хорошей после него. Лагерь будет границей – до и после. До – уже неважно что было. А после… о, теперь все будет отлично. До дома добиралась на двух автобусах, и это было даже немного смешно – сплошной тяжело-колесный транспорт. Распаковала сумку и первым делом выкинула все открытки и записки, все адреса и фотографии. Никого вспоминать она не собиралась. Впереди был еще целый месяц лета, который можно было провести свободно. Мать не приставала – она выполнила свой материнский долг, отправила ребенка в лагерь, и опять занялась поиском своего счастья, то есть слиняла куда-то на неопределенное время. Каждому свое – и это здорово. Нинка сидела в чатах, смотрела кино, чувствовала, как наполняется хорошестью. Это произошло на третий день. Знаковое число – три. Обычно не действовало, а в этот раз заработало. В чате высветился незнакомый аватар – большая лягушка с желтым пузом, выпученными глазами и свесившимися лапами. Из пасти торчит сигарета. Лягушку держала крупная мужская рука. «Привет!» – написал любитель лягушек. Сайт услужливо спросил, хочет ли Нинка разговаривать с неизвестным. Нинка ни с кем не хотела разговаривать. «Сгинь!» Сайт все еще ждал ответа. Если нажать «нет», то желтая лягушка никогда больше не появится у Нинки на горизонте. А если нажать «да», то появится… Надо было уже вообще уходить из сети и заняться чем-нибудь другим. Поваляться на кровати, например. Люди, у которых все хорошо, так обычно и делают. «Я тебя нашел!» Нинка убрала руку с мышки – собиралась нажать на «нет» – откинулась на спинку кресла, прищурившись, посмотрела в окно. На березе сидела ворона, балансировала на тонких ветках. А за березой была серая хмарь. «Теперь потеряй!», – отбила Нинка, не разрешая себе начинать перебирать в голове имена тех, кто мог ее найти. Не так, сначала надо было решить, кто ее мог потерять. Кто тот сумасшедший, что не рад ее исчезновению из жизни. Ворона не улетала. Ветер покачивал ветку. Все шло своим чередом. «Ты говорила, что мы никогда не увидимся. Что встретиться в большом городе невозможно».