На пятый этаж Мэв Ливингстон поднималась одна, и медленная тряска в лифте дала ей достаточно времени отрепетировать, что она скажет Грэхему Хориксу, когда наконец до него доберется. Локтем она прижимала к боку тонкий кожаный портфель, некогда принадлежавший Моррису: на удивление мужской предмет. Одета она была в белую блузку, джинсовую юбку и в серое пальто поверх них. Встречавшие Мэв Ливингстон видели длинноногую красавицу с исключительно белой кожей, и волосы у нее остались (лишь с минимальной помощью химии) такими же золотистыми, какими были, когда Моррис Ливингстон женился на ней двадцать лет назад. Мэв очень любила Морриса. Когда он умер, она не стерла его номер из памяти сотового телефона, даже когда аппарат сняли с обслуживания. Еще у нее в сотовом была фотография Морриса, которую как-то сделал ее племянник, и она не могла заставить себя с ней расстаться. Сейчас ей очень хотелось позвонить Моррису и попросить у него совета. Внизу она назвала свое имя в домофон, и, пожужжав, устройство впустило ее в холл, а, когда она поднялась наверх, в приемной ее ждал сам Грэхем Хорикс. — Как наши дела, дорогая? Как поживаем? — Нам нужно поговорить с глазу на глаз, Грэхем, — сказала Мэв. — Сейчас же. Грэхем Хорикс кривенько улыбнулся. Странно, но большинство его потаенных фантазий начинались с того, что Мэв произносила как раз такую фразу, а после переходила к «Ты мне нужен, Грэхем, сейчас же», или «Ах, Грэхем, я была такой нехорошей девочкой, меня нужно немедленно наказать», или в редких случаях: «Ах, Грэхем, одной женщине тебя не вынести, поэтому позволь познакомить тебя с моей голой близняшкой Мэв II». Они прошли в его кабинет. К некоторому разочарованию Грэхема Хорикса, Мэв ничего не сказала о том, что он нужен ей здесь и сейчас. Даже не сняла пальто. Только открыла портфель и достала оттуда стопку документов, которые положила на стол. — По предложению управляющего в моем банке я передала банковские балансы и выписки со счетов за последние десять лет независимому аудитору. Еще за то время, когда был жив Моррис. Можешь просмотреть его отчет, если хочешь. Цифры не совпадают. Ни одна. Я подумала, наверное, стоит сначала поговорить с тобой и лишь затем обратиться в полицию. Я сочла, что в память о Моррисе должна это для тебя сделать. — Верно, — согласился Грэхем Хорикс, вкрадчивый, как змей, подбирающийся к гнезду. — Ах как верно. — И? Мэв Ливингстон подняла великолепной формы брови. В лице ее не читалось ничего хорошего. Мэв Ливингстон из его фантазий нравилась Грэхему Хориксу гораздо больше. — Боюсь, к нам в «Агентство Грэхема Хорикса» ненадолго затесался негодяй, Мэв. На прошлой неделе я сам вызвал полицию, когда сообразил, что что-то неладно. Длинная рука закона уже ведет следствие. Учитывая, что среди наших клиентов много знаменитостей и видных лиц — ты, разумеется, в их числе, Мэв, — полиция держит рот на замке, и кто станет их в этом винить? Лицо Мэв Ливингстон ничуть не смягчилось, и, несколько обескураженный, Грэхем Хорикс попробовал зайти с другой стороны: — Полиция очень надеется вернуть если не все деньги, то большую их часть. Мэв кивнула, и Грэхем Хорикс расслабился, но только чуть-чуть. — Можно спросить, как звали негодяя? — Чарльз Нанси. Должен сказать, я доверял ему безоговорочно. Для меня это был истинный шок. — А-а… Он казался таким милым. — Внешность бывает обманчива, — напомнил Грэхем Хорикс. Тут она улыбнулась — и очень ласковой, нежной улыбкой. — Не выйдет, Грэхем. Подлог тянется уже целую вечность и начался задолго до появления здесь Чарльза Нанси. Возможно, задолго до появления меня самой. Моррис абсолютно тебе доверял, а ты его обкрадывал. И с твоих слов получается, что ты пытаешься подставить одного из своих сотрудников… или переложить вину на кого-то из сообщников… Так вот, не выйдет. — Да, не выйдет, — покаянно согласился Грэхем Хорикс. — Извини. Она взяла со стола документы. — Так, из чистого интереса, сколько, по-твоему, ты выдоил из нас с Моррисом за эти годы? Я бы сказала, около трех миллионов. — Э-э-э… — Теперь он совсем не улыбался. Сумма была гораздо большей, но все-таки. — Вроде того. Они смотрели друг на друга, и Грэхем Хорикс отчаянно прокручивал в уме ситуацию. Ему нужно выиграть время. Вот что ему нужно. — Что, если… — начал он. — Что, если я все верну? Полностью, наличными, прямо сейчас. С процентами. Скажем, пятьдесят процентов от названной суммы. — Ты предлагаешь мне четыре с половиной миллиона фунтов? Наличными? Грэхем Хорикс улыбнулся — в точности так, как улыбнулась бы кобра перед броском. — Абсо-ненно. Если пойдешь в полицию, я буду все отрицать и найму лучших адвокатов. В худшем случае после крайне длительного процесса, на котором мне придется всеми доступными способами чернить доброе имя Морриса, меня приговорят к десяти — двенадцати годам тюрьмы. Максимум. Если буду хорошо себя вести, возможно, даже выйду через пять лет, а ты уж поверь, я стану образцовым заключенным. Учитывая, как у нас переполнены тюрьмы, большую часть срока я отсижу в тюрьме нестрогого режима или меня будут даже отпускать на день. Тут особых проблем не возникнет. А вот для тебя оборотная изнанка в том, что денег ты не получишь ни фартинга. Альтернатива: помалкивать, получить все деньги, какие тебе нужны, и даже больше и дать мне немного времени, чтобы… поступить порядочно. Если понимаешь, о чем я. Мэв задумалась. — Очень бы хотелось, чтобы ты сгнил в тюрьме, — сказала она, но потом со вздохом кивнула. — Ладно. Я возьму деньги. И никогда больше не буду иметь с тобой дела. Все последующие чеки с ройялти пойдут прямо ко мне. — Абсо-ненно. Сейф вон там, — указал он. У дальней стены стоял книжный-шкаф, на полках которого выстроились одинаковые, как близнецы, переплетенные в кожу собрания сочинения Диккенса, Теккерея, Тролопа и Остен — непрочитанные, еще даже не разрезанные. Грэхем Хорикс тронул один томик, и книжный шкаф отъехал в сторону, открывая дверь, выкрашенную под цвет стены. Мэв задумалась, есть ли на двери цифровой код, но нет, имелась лишь замочная скважина, в которую Грэхем Хорикс вставил большой латунный ключ. Дверь распахнулась. Сунув руку внутрь, Грэхем Хорикс щелкнул выключателем. За дверью оказалась узкая комната, по стенам которой тянулись неумело прибитые полки. В дальнем конце стоял небольшой несгораемый шкаф. — Можешь взять наличными, или драгоценностями, или и тем и другим, — напрямик сказал он. — Я бы посоветовал последнее. У меня тут есть кое-какое недурное антикварное золото. Очень удобно в перевозке. Открыв несколько стальных шкатулок, он поднес содержимое к свету. Заблестели, замерцали, запереливались кольца, цепочки и медальоны. Мэв невольно открыла рот от удивления. — Сама посмотри, — предложил Грэхем Хорикс, и она протиснулась мимо него: это была истинная сокровищница. Потянув за золотую цепочку, Мэв подняла повыше медальон, чтобы восхищенно его рассмотреть. — Какая красота, — сказала она. — Он, наверное, стоит… И осеклась. В выпуклом медальоне отразилось какое-то движение у нее за спиной, и она повернулась, а потому удар молотком пришелся ей не по затылку, как рассчитывал Грэхем Хорикс, а лишь вскользь по скуле. — Ах ты сволочь! — крикнула Мэв и пнула нападавшего. У Мэв Ливингстон были отличные ноги и удар, достойный полузащитника, вот только места в чулане для замаха не хватило. Носок туфли Мэв ударил врага в голень, а сама она потянулась за молотком. Грэхем Хорикс врезал снова, на сей раз удар попал в цель, и Мэв пошатнулась. Взгляд у нее затуманился. Грэхем Хорикс ударил еще, прямо по макушке, и бил снова и снова, пока она не рухнула на пол. Грэхем Хорикс очень жалел, что у него нет пистолета. Черного такого, практичного пистолета. С глушителем, как в кино. Честно говоря, ему никогда не приходило в голову, что придется убивать кого-то в собственном кабинете, иначе он получше бы подготовился. Возможно даже, запасся бы ядом. Какое недомыслие! Обошлось бы без такой ерунды. На головку молотка налипли кровь и золотистые волосы. С отвращением положив инструмент на полку, он переступил через лежащую на полу женщину и собрал стальные шкатулки с драгоценностями. Содержимое он вывернул на письменный стол, а пустые шкатулки унес назад в сейф, откуда забрал «дипломат» со стопками стодолларовых купюр и банкнот по пятьсот евро и черный бархатный мешочек, до половины наполненный негранеными алмазами. Из несгораемого шкафа он достал несколько папок. И последним по очереди — но не последним (как он не преминул был указать) по значимости — принес из потайной комнаты кожаное портмоне с двумя бумажниками и паспортами. Закрыв ногой тяжелую дверь, он запер ее и вернул на место книжный шкаф. Постоял, отдуваясь и переводя дух. В общем и целом, решил он, есть чем гордиться. Отличная работа, Грэхем. Молодец. Проблема улажена, и как! Он импровизировал с тем, что имелось под рукой, и выиграл: блефовал, рисковал и проявлял творческую смекалку, был готов, как сказал один поэт, все поставить на кон. Он игрок. Однажды, сидя в каком-нибудь тропическом раю, он напишет мемуары, и люди узнают, как он одолел опасную психопатку. Хотя, подумал он, гораздо лучше было бы, если бы она действительно угрожала ему револьвером. А ведь у нее, пожалуй, был револьвер. Нет, точно! Он же видел, как она за ним потянулась! Ему еще крайне повезло, что под руку подвернулся молоток, что в страшный момент на полке в потайной комнате оказался набор инструментов, иначе он не смог бы защищаться так быстро и так умело. Только тут ему пришло в голову запереть дверь в кабинет. И только сейчас он заметил, что на рубашке, и на руках, и на подметке левого ботинка у него кровь. Сняв рубашку, он вытер обувь, а рубашку бросил в мусорную корзину позади стола. А потом сам себя удивил, когда поднес руку к губам и слизал — как кошка — каплю крови красным языком. И зевнул. Собрав со стола документы Мэв, он скормил их бумагорезательной машине. В портфеле у нее оказались копии, поэтому он отправил их туда же. И повторно затолкал в машину обрезки. В углу кабинета у него стоял платяной шкаф, где висели запасной костюм и чистые рубашки, а на полках лежали носки, белье и так далее. В конце концов, никогда не знаешь, куда придется отправиться по окончании рабочего дня. Будь готов ко всему. Он тщательно оделся. Еще в шкафу стоял чемодан на колесиках, из тех, какие можно положить на верхнюю полку в поезде, и, перемещаясь по комнате, он сложил туда нужные вещи. Затем позвонил в приемную. — Энни, — сказал он, — сбегайте мне за сандвичем, ладно? Нет, не из «Прэ». Может, лучше сходить в новую закусочную на Брюэр-стрит? Я как раз заканчиваю с миссис Ливингстон. Скорее всего я поведу ее на ленч в ресторан, но может, и нет, поэтому лучше подготовиться заранее. Еще несколько минутой провел за компьютером, прогоняя программу очистки диска, которая записывает поверх всех твоих данных нули и единички, а после растирает в крошку, прежде чем отправить на дно Темзы в бетонных ботинках. Затем, катя за собой чемодан, он вышел из кабинета. Пройдя по коридору, заглянул в один из офисов. — Я ненадолго отлучусь, — сказал он. — Если меня станут спрашивать, буду в три. Энни (так кстати!) в приемной отсутствовала. Прекрасно, теперь все решат, что он сам проводил Мэв Ливингстон, а что до него самого, то пусть сотрудники считают, что он с минуты на минуту вернется. К тому времени, когда его хватятся, он будет уже далеко. Грэхем Хорикс спустился на лифте, думая по дороге: «Рано все случилось, слишком рано». Пятьдесят ему исполнится лишь через год. Но механизм ухода со сцены уже запущен. Значит, случившееся сегодня придется рассматривать как выходное пособие служащему, от которого хотят избавиться, или лучше как спасательный парашют. А после, катя за собой чемодан, он вышел за дверь на утреннее олдвичское солнышко и навсегда покинул «Агентство Грэхема Хорикса». Паук мирно выспался в собственной гигантской кровати, на своем месте в крохотной задней комнате Толстого Чарли. Впрочем, он уже начал смутно задумываться, не навсегда ли пропал Толстый Чарли, и решил разобраться с этим в следующий же раз, когда будет нечем заняться, если, конечно, не подвернется ничего поинтереснее или память не подведет.