Бурная жизнь в мегаполисе ему внезапно опостылела, он возжаждал созерцать звезды, не обесцвеченные огнями бессонного города, обнимать замшелые стволы вековых деревьев и всеми иными способами сливаться с первозданной природой. Покровский, жаждущий сливаться с самим Петриком, нашел для любимого подходящую точку на карте, и мы отправились на пасторальный отдых в местечко с выразительным названием: хутор Тухлый. Покровский, а он мужчина состоятельный и со связями, снял для нас дом, который как нельзя лучше соответствовал новым представлениям Петрика об идеальном отдыхе в режиме перезагрузки. В хате-мазанке с плотно утрамбованным глиняным полом стояла огромная дровяная печь, но не было и намека на санузел. Водопровода, канализации, газоснабжения тоже не имелось, от чего я, признаться, пришла в тихий ужас. Петрик же был в восторге, что совершенно нетипично для него, сибарита и неженки. Я впервые пожалела, что отчасти владею магией слова, способной так сильно влиять на слушателя и читателя. Что мне стоило написать в той злополучной речи о необходимости периодической перезагрузки в условиях комфортабельного отеля «пять звезд» или хотя бы в бунгало на Мальдивах? Небось их тамошние звезды не мельче и не тусклее наших. Но причитать и роптать было поздно. Петрик уже страстно оплетал руками кривые ветви старой яблони с каменными недозрелыми плодами и падал на спину в бузину, чтобы полюбоваться снующими над зарослями насекомыми. Те проявляли к нему ответный интерес, но мудрый дарлинг запасся репеллентом. - Дора, - сказала я виновато, - если тебе тут так сильно не нравится, возвращайся в город. - Как? На попутной телеге? - Ой, не драматизируй, не такая тут глушь, чтобы рассчитывать исключительно на гужевой транспорт, - обиделся Петрик. Критики в адрес милого его сердцу хутора он не выносит. Даже не позволяет нам жаловаться на отсутствие элементарных удобств. Оскорбляется в лучших чувствах, дуется и куксится… А надутый и скуксившийся Петрик - это, я вам скажу, беда посерьезней, чем отсутствие благ цивилизации. Его плохое настроение заразно и убийственно, как чума. - Все равно, не могу я уехать. - Доронина встала и поплелась к себе, явно не желая продолжать разговор. - Тогда давайте попробуем поспать, - предложила я миролюбиво и присмотрелась к щели между закрытыми ставнями. - Ночь еще, темно, даже петухи не проснулись. - Спать иль не спать? Вот в чем вопрос, - с истинно гамлетовским драматизмом вопросил нарочитый бас с чердака. - Достойно ли терпеть безропотно позор судьбы? Иль нужно оказать сопротивленье? Восстать, вооружиться, победить? Или погибнуть, умереть, уснуть? - Ради бога, не надо восставать! - взмолилась я. - Спать, Эмма, спать! - Окей, - нормальным голосом согласился мой братец Витя, он же Эмма - студент актерского факультета и четвертое колесо в телеге нашего бизнеса. - Но с условием! - Он коротко откашлялся и мелодично напел: - На заре ты меня не буди… На заре ведь я сладко так сплю… - Хо-с-с-споди, и зачем только я с вами поехала! - простонала Доронина за дощатой стеночкой справа от меня. - Дайте уже спать, противные! - капризно потребовал Петрик из-за стеночки слева. Как будто это не он всех разбудил! Эмма, оценив иронию ситуации, демонстративно взоржал, но его демонический хохот быстро перешел в храп. Вопрос «Спать иль не спать?» решился положительно. - А где завтрак?! - возмутился брат мой Эмма поутру, окинув взором печь и ее окрестности. - А где Дора? - Я тоже огляделась. - Сегодня ее очередь готовить. Вахты на условной кухне мы методом жеребьевки определили сразу по приезде. Отдежурить успели я и Петрик. Это не сильно нас напрягло. С учетом того огорчительного факта, что опытных спецов по выживанию, знакомых с устройством и правилами эксплуатации русской печи, среди нас не оказалось, в первый день мы питались преимущественно печеньем, консервами и зеленью с грядки под забором. Причем лопали, как мне кажется, съедобную траву вперемешку с сорняками - знатоков ботаники в наших рядах тоже не нашлось. На второй день Петрик, наш ярый приверженец чистоты стиля, устав от сухомятки, сам подключил электрическую плитку. Просто поместил этот современный прибор на приступок русской печки, постановив его считать ее частью. Таким образом, мы фактически готовили на печи - вполне аутентичненько. - Дора куда-то ушла, - доложил Петрик из сеней. - Под лавкой нет ее кроссовок «Адидас». - Значит, в люди вышла, - поняла я. В пределах нашего двора Доронина щеголяет в галошах, найденных в тех же сенях: бережет свою фирменную обувь. Она ужасно экономная. - Надеюсь, она принесет еды, - пробурчал Эмма и пошел во двор - мыть руки перед ожидаемым приемом пищи. Пока он там звякал пимпочкой допотопного рукомойника и крякал, выражая недовольство температурой воды, бодрый румяный Петрик с аккуратно зачесанным влажным чубчиком красиво раскладывал на блюде собственноручно собранную подзаборную зелень. В составе оригинальной икебаны я уверенно опознала крапиву и лопух, относительно укропа у меня были сомнения - его легко перепутать с ромашкой. - После завтрака у нас с тобой фотосессия в лесу, бусинка, ты не забыла? - напомнил мне дружище. - Надень льняное платье в стиле бохо и к нему, пожалуй, коралловые бусы. Или бирюзовые? Нет, все-таки коралловые. Они будут гармонировать с моими красными петухами. - Где петухи, почему красные - тушенные в томатном соусе? - обнадежился вернувшийся со двора Эмма и с порога искательно огляделся. - Не тушеные, а вышитые, - сухо объяснил ему дарлинг. - Петухи - это этнический узор на моей рубахе. - Да ну? Сам вышил? - братца Эмму прохладным тоном не проймешь, он толстокож, как молодой гиппопотам. - Кто вышел? Куда вышел? - В хату ворвалась запыхавшаяся Доронина. - Я принесла домашний хлеб и молоко, тут одна бабка коз держит, обещала оставлять для нас литр в день. - А жизнь-то налаживается! - обрадовался Эмма. Мы позавтракали вкусным хлебом с молоком, блюдо с зеленью оставили как украшение интерьера. Подобрав последние крошки, Доронина с намеком, которого я не поняла, сказала: - Роскошное утро сегодня! Свет, воздух, природа! - и усиленно заморгала. - Что это с тобой? - не поняла я. - Дорочка, если это упражнение для глаз, то ты его неправильно делаешь, - забеспокоился Петрик. - Так ты не избавишься от гусиных лапок, а только приобретешь новые морщинки. Смотри, как надо! - Он сделал вилки из указательных и средних пальцев, прижал ими уголки глаз и начал медленно открывать и закрывать их. - Ну же, повторяй за мной! Доронина не стала повторять, вместо этого скривилась в пугающей гримасе. - Люсь, ты не поняла? - Эмма, наш юный актер, первым уловил смысл миманса Дорониной и зашептал мне на ухо: - Она намекает, чтобы ты увела уже Петрика. - Да мы и сами собирались. - Я немного обиделась за дарлинга. Он, конечно, довольно утомителен, когда чем-то увлечен так, как сейчас, слиянием с природой, но ведь не настолько, чтобы выгонять его из дома сразу после завтрака! Хотя, если подумать, бедняга Доронина с нашими ночными подрывами по тревоге и своим утренним забегом к бабушке с козочками наверняка толком не выспалась. Надо дать ей возможность отдохнуть в тишине и покое. - Собирайся, Петя, надо идти, пока солнце невысоко, - сказала я другу, продолжающему размеренно моргать, шепча при этом «шестнадцать, семнадцать, восемнадцать», - потом свет для фото будет плохой - слишком яркий. - А мы пойдем в лес и будем сниматься в тени деревьев, - ответил Петрик, - девятнадцать, двадцать! И вот так три подхода, Дорочка, - проинструктировал он угрюмую Доронину. - А лес тут лиственный, редкий, у тебя все лицо будет в пятнах светотени, - надавила я. - Ой! Бусинка, а ты права! - Дарлинг подхватился и унесся наряжаться в этническую рубаху с петухами. - Ну, слава богу, наконец-то… И до обеда не возвращайтесь! - наказала мне воспрявшая духом Доронина. - Конкретнее, - потребовала я. - В котором часу будет обед? - Не раньше полудня. - Учту. - Я тоже пошла к себе. - Стой, Люся! Возьми мои часы. - Доронина отстегнула браслет с руки. Я кивнула, сообразив, что она права: без часов я рискую не выдержать сроки. Смартфон мне время не подскажет - хутор Тухлый мобильной связью не обеспечен. Тут такой сложный рельеф местности, что сеть можно поймать только на вершине горы. Провожаемые Дорой и Эммой, мы с дарлингом, уже наряженные для фотосессии, вышли за ворота. - Так, и куда бы нам пойти? - Петрик картинно, как богатырь на полотне Васнецова, оглядел окрестности из-под козырька приставленной ко лбу ладони. - Туда! - выбросив руку, как скульптурный Ленин, уверенно указала направление Доронина. - Почему именно туда? Может, я хочу в другую сторону? - предсказуемо закапризничал Петрик. - Потому что… Потому что там… Доронина понизила голос и напустила на себя жутко таинственный вид. - Что? Что там, что? - конечно же, заинтересовался Петрик. - Там лукоморский дуб! И избушка Бабы-яги! - заявила Дора. Я недоверчиво фыркнула. Могла бы и получше придумать. - Там чудеса: там леший бродит, русалка на ветвях сидит! - нагнетая, выразительно продекламировал Эмма. - Там на неведомых дорожках следы невиданных зверей! Избушка там на курьих ножках… - И без иных частей курей, - по-своему закончила я, не тая скепсиса. Доронина сделала большие глаза: - Люся! Не спорь, иди уже, куда послали!