У Смирнова и у меня много общего. Только он совсем маленький. Увлечение у нас сменяется унынием и даже злостью. Ссор еще будет много, синяков и шишек хоть отбавляй, но сегодня мы оба обожаем наш класс и друг друга… Поздно возвращались домой. Улицы совсем пустынны. Идем широкой магистралью, Новослободской, прямо посередине, под гирляндами ламп. Рядом Валя Восков. Он тоже влюблен. – Замечательный у нас класс, Серафима Григорьевна. Нет больше такого в школе. Что ни человек – интересная личность, индивидуум… – Нам все в школе завидуют… (Чему – я так и не спросила.) И, подходя уже к моему дому, снова: – Прекрасный класс (и т.д. в этом же духе) Вечером 7-го ноября – мерзла с ними, шатаясь по праздничным улицам вместе с потоком москвичей. Провожал домой Галахов. Очень интересный человек. Проболтали с ним всю дорогу и все о нашем классе, о наших ребятах. – Еще бы только год, и тогда уж не нарушить дружбы. То, что они делают, далеко от истинной педагогики 15 ноября 1959 года Промелькнуло несколько дней каникул. Снова уроки. В среду 11-го уроки истории у «моих». Хотелось им сказать много-много, но не сумела найти время. Оба урока были очень напряженны, сложная тема, ни минуты свободной. Может быть, я и придумываю, но мне показались они в среду такими прилежными. Они так старательно записывали за мной «Два очага войны», так хорошо слушали, верно реагировали на приводимые примеры. От таких уроков учитель обычно получает удовлетворение. А я вдвойне, потому что я чувствовала, что этот урок – продолжение той теплоты и взаимопонимания, которое было вновь обретено на вечере у Титова. Небольшое собрание в пятницу 13-го. Рассказала ребятам о предстоящих делах во II четверти. Выразила свои чувства, что дела наши должны пойти хорошо при условии, если ребята начнут заниматься больше, чем до сих пор. Не 3 часа в день (наш максимум), а 5-8 часов (в день учебы). А в день заводской практики будут повторять выученное. Сказала, что ребята в нашем классе замечательные и что они всё сумеют сделать, если захотят. Говорила о физике, о химии, об истории. О работе бюро. Хороший разговор, а после него – заседание комитета. Вызвали наших (в этот день на химию опоздали 8 человек, я узнала об этом позднее собрания). На комитете выступала М.А. Лицо у нее горело от яростных слов в адрес одиннадцатого. Хлесткие слова, начиная от «неблагополучно», «тревожно» и кончая «безобразно», «угрожающе» и т.д. Комитетчики, как всегда в таких случаях, молчали (заседание происходило в очень красивом и строгом кабинете директора). Потом выступил А.С.Шварц и дополнил М.А., предложив отобрать знамя у 11-го класса. Меня будто хлестали по щекам. Что испытывали мои, не знаю. Они молчали, а я сказала о том, что отбирать знамя нельзя, что никаких «безобразий» в классе нет (как-то более или менее педагогично сказала, ведь здесь были школьники, которые не должны понять всю несостоятельность взрослых). Кое-как меня поняли и М.А. и А.С. Что значит отобрать знамя? Это значит лишить класс крыльев, это – поступить несправедливо. Кому это знамя передать? Кто его более заслуживает? А.С.: – Вы объявили о том, что вы будете жить и работать по-коммунистически. А что же у вас получается? (Это уже просто злорадно.) Ребята сидят притихшие, даже какие-то отупевшие. Нужно действительно проклинать тот день, когда они «красиво оформили» (А.С.) свои заповеди, вступив в соревнование. После моего выступления Люся Х., Нина П., Горбунов В. немного «зашевелились»: – Как это отнять знамя? Ведь мы собираемся многое сделать! И не так уж у нас плохо. На комитете предупредили: знамя возьмем, если всё будет продолжаться по-старому. А.С. я прощаю. Он не педагог, а просто ремесленник со стажем и «опытом», но вот как понять людей, у которых жизнь прошла рядом с детьми, есть образование и вкус. Не могу понять Х.Д.Рошовскую. Ежедневно она приходит в учительскую и, беря журнал или кладя его на стол, говорит фразы, в которых преобладают слова: «плохо», «плохой», «не знают», «не умеют», «не хотят», «отвыкли», и т.д., и т.п. Пытаюсь ее уговорить, спрашиваю подробности. Резко и непреклонно в ответ: «Они ничего не знают и не хотят знать». Неверии и недоверие – вот что обуревает учителей. Никаких просветов. Вообще, в разговорах в учительской преподаватели выражают чаще всего довольно пессимистические взгляды на дело воспитания своих «подзащитных». Я не знаю почему. То ли это страховка перед предстоящими экзаменами, то ли это результат плохого физического самочувствия, неладов в семье. Я уже не говорю об учительнице химии, которая, на мой взгляд, просто случайный человек в педагогике (хоть она и мастер-методист). Что им сказать? Как добиться, чтобы они посмотрели и на себя, где они неправы, почему они не могут увлечь своим предметом, почему не видят ничего верного, красивого в детях, почему не ищут правильного метода в работе с взрослыми учащимися. Я покривлю душой и скажу неправду, если буду утверждать, что класс хороший, что ученики добросовестны в учебе. Этого не наблюдается. Занимаются почти все без увлечения, только бы избежать двоек, скандалов… – Сколько времени вы тратите на уроки? Нина П.: – Когда как. Когда знаю, что спросят – много. И так учится большинство. Так учились до них и так будут учиться после них. Программы огромные. Не до увлечений глубинами. – Нельзя объять необъятное, – Колосков на вопрос, почему они так плохо учат историю. Но у нас были прекрасные выпускники, хорошие коллективы. У нас были учителя-мастера, которых сейчас нет. Х.Д. не может заменить Виталия Матвеевича по физике. По языку трудно повторить Татьяну Михайловну. Нет Надежды Иосиповны, Бориса Ивановича… Самое прекрасное в них было то, что они умели увлечься отличным ответом, красивым поступком ученика. Меня просто поражает, как не умеют учителя, которые, наверно, отлично знают свой предмет, увлечь учеников красивой формулой, логикой доказательства, эффектным опытом. Очевидно у них при этом не блестят глаза, очевидно, они сами не увлечены. И единственное, что их волнует, это что скажут члены экзаменационной комиссии, когда десяток «серых» плюс десяток «бездельников» не всё ответят на экзаменах. В школе богатейшие кабинеты и есть «кружки». Я не случайно поставила это слово в кавычки. Кто посещает эти кружки? 2-3 ученика, которые где-то были увлечены, да 2-3 ученика, которые таким «путем» хотят получить доверие учителя. Обидная штука получается. Предвзятость, злопыхательство, нытье – разве на это имеет право настоящий учитель? Разве каждый учитель не обязан быть воспитателем и уметь видеть хорошее в детях, воспитывать на хорошем, верном? Я еще не очень хорошо «владею» предметом, но там, где я знаю, уверена, чувствую ход истории – там я чувствую силу обаяния предмета. И при объяснении и при опросе этого материала я всегда ощущаю, что моя вера, моя убежденность крепко «сидит» в моих учениках. Недавно мы изучали по новейшей истории «США в период кризисов 29-39 гг.», и я предложила им прочесть Синклера «Автомобильный король», а по теме: «Германия. Приход Фашизма» – произведение Л.Фейхвангера «Братья Лаутензак» (класс читает немного и все больше детективы, приключения). Не далее как вчера я видела в их руках рекомендованные мною книги. После уроков завязалась беседа: – Ну как, интересно? – Очень интересно. Хороший темп у Синклера. – А я немного устал, немного скучно… От такого начала нельзя было ожидать развернутых разговоров о произведениях, но книги их в действительности увлекли. Говорили о жизни «среднего американца», о том, как он имел две машины и собирался приобретать третью, как неожиданно негаданно стал безработным, и ему пришлось все продать и сдать в аренду свой чудесный домик. Говорили о том, как шатко американское «благополучие». Безработица (слово, которое повторяется десятки раз во всех темах новейшей истории) в произведении американского писателя приобрело наконец свой истинный смысл для ребят. – А помнишь, как их увольняли (их – то есть фордовских рабочих): не туда сел, не так сказал мастеру, опоздал на несколько секунд, пробыл в уборной минутой больше положенного времени. (Среди обсуждавших – трое прочли книгу: Валя В., Шура С. и Толя С..) – А увлечения Форда? Собирал старый хлам, создавал музей, увлекался птицами. Хотел законсервировать старую Америку. – А в конце. Сопоставления. Форд с женой и молодая пара: рабочий активист и его жена. Страшное убийство, а Форд веселится на званном вечере… Сижу рядом. Тоже вспоминаю. Кое-что забыла. Ребята напоминают. На уроке «2-ая гражданская война в Китае» читаю стихотворение Маяковского «Лучший стих»… «Есть ли на свете больше силища, чем солидарность, прессующая рабочий улей…». Глаза ребят. Взволнованность, приподнятость урока. Окраска темы. Как мне хотелось бы многое знать, чтобы всегда чувствовать, как всё существо ребят, сидящих напротив, наполняется моими знаниями, моей верой и любовью, моей ненавистью. Я очень поздно стала учительницей. У меня, наверно, не хватит сил и памяти много знать.