Хорошо и «без потерь» закончить 11-ый класс. В первой четверти намечено провести одно собрание о предстоящей учебе, одну конференцию по книге Арк. Первенцева «Разговор о культурном человеке», одно производственное совещание и вечер. Нужно провести работу по организации самообслуживания, работу по участию в строительстве спортивного зала, родительское собрание и отдельно встречу с родителями (доскональную), провести организацию общешкольного вечера, спортивную и политическую работу. Очень важно – тесная связь с заводом. Еще необходимого равновесия нет. Школьники считают, что школа – основное место их обучения (так мне кажется). О заводе мало говорят и мало думают. Это положение обратное тому, которое наблюдалось в начале практики. Когда я начала говорить о необходимости проведения производственного совещания, на лицах ребят отразилось недоумение, скука, а Галахов стал возражать вслух. Это опасно. Если ребята будут без удовольствия, без увлечения относиться к заводским делам, тогда может случиться, что практика пойдет плохо, просто будут считать это потерей времени, и никаких воспитательных эффектов она не даст. Несколько замечаний Н.Г.Дайри считаю правильными: Провести производственные совещания не в школе, а на заводе – больше возможностей сделать это совещание совместным с заводскими людьми и решить вопросы по существу, а не формально. Выступить нашим учащимся с докладами о полетах в космос, о достижениях в радиотехнике и т.д. (в перерывы обеденные в цехах). Совместная конференция по книге А.Первенцева «Разговор о культурном человеке» (продумать с комитетом). Отчеты некоторых учащихся на профсоюзном собрании, партийном бюро, на комитете ВЛКСМ Завода (цеха). Это надо продумать и организовать. Еще не была на заводе. О характеристиках. Ребята очень внимательно отнеслись к этому документу. Это вызвало у них реакцию тревоги. Многие рассказали родителям. Родители тоже заволновались. Бабушка Божинского: «Пете записали, что он дважды был нетрезв. Что же это? Мальчик волнуется…». Объяснила бабушке, что ее внук должен волноваться, как же иначе. Это начало его жизни, и он должен чувствовать, что эта линия его поведения, рассчитанная на «повзросление», не верна, и что это вызывает неприязнь товарищей и их осуждение. Разговор с мамой Горбунова: «Вите записали, что он не любит ручной труд, а ведь он так любит мастерить…». – А на завод он опаздывает и даже несколько дней прогулял. Как это получается при любви к труду? – спрашиваю маму. Мама молчит. Она согласна. Абрам Семенович в учительской: «А ведь подействовала на Горбунова характеристика. Подошел ко мне и говорит: “Заметили, что я стал лучше работать?”» Чувствую, что ребята несколько угнетены и недовольны собой. Они, кажется, жалеют, что были так податливы и пассивны при обсуждении характеристик, не возражали, не кричали… О судьбе характеристик. Надо их снова поднять уточнить, исправить дополнить – где-то в середине года. Понаблюдать за положительным. Ничего не упустить. Возвратились разболтанные и еще более разобщенные Теперь о нескольких неприятных событиях. 12 сентября, в субботу, учебы в школе не было. Шли общешкольные спортивные соревнования. Утром пришла на стадион «Пищевик». Наши готовились к футбольной встрече «с десятым». Игра понравилась. Очень корректно и даже красиво получалось у моих. Л.Лобанов принес «с дороги» всем форму – бледнозеленые майки и полосатые гетры. Во время «разминки» все были сосредоточены, серьезны и очень все фасонили. Мы с девчонками «болели». Счет был разгромным 4:0. Игроки и болельщики устали, было холодно, крапал дождь. После игры я с группой мальчиков и девочек ушла со стадиона, а человек шесть остались смотреть футбол у взрослых. Вечером решено было ехать на ВДНХ. Все было хорошо. Но перед моим выходом на «свидание» раздался телефонный звонок и Пр.Петр. полушутя-полутрагически рассказала мне о том, что день на стадионе окончился «печально». Мои пришли на волейбольную площадку и не подчинились там тренеру. Вызвали милицейскую машину и посадили их туда, если бы не Мар. Александровна, их бы осудили за хулиганство… Шла «под часы» на Палиху в трауре. Было горько до слез. Что ж это такое? У трамвая мне начали объяснять, доказывать, что они ничуть не виноваты, что они и не думали хулиганить, что их обвинили несправедливо и т.д., и т.п. 8 ноября 1959 года Праздники. Прошла целая учебная четверть, в которой всё почти, за исключением начала, было плохо. Вместо того, чтобы провести ряд интересных дел с классом и минимумом ругани по поводу плохой учебы (так ведь было задумано), все произошло как раз наоборот – максимум ругани и минимум добрых дел. Комсомольские и классные собрания носили аварийный характер. Настроение у коллектива почти ликвидаторское – ничего не хотим, ничего не желаем. Из школы с последним звонком все моментально исчезают. Чужие. Холодные. Учатся плохо. Ведут себя отвратительно. Жалобы учителей в учительской: «Лобанов безобразничал. Выгнала. Меренков прогулял, Колосков грубил, Симонов не учит уроки» и т.д., и т.п. Дружба? Найденная теплота, доверие? Будто и следа не осталось. Что же это? Лето сделало свое дело. Из похода возвратились разболтанные и еще более разобщенные Симонов, Колосков, Горбунов, Лисицын. Лобанова будто снова возвратили к состоянию января прошлого года. Девочки как-то потускнели и обмещанились – никаких связей друг с другом. Полное разорение. Разгром. У меня – сначала растерянность, потом бешенство от бессилия, потом почти равнодушие. Очень сказалось и отсутствие времени. Вся учебная четверть для меня была очень напряженной. Шла экспериментальная работа в 6-х классах, новая программа в 5-х и обилие материала в 11-ом. Очень много занималась. Вечные посетители на уроках. Нервное напряжение усиливало всю ту неприятную гамму чувств, которые я испытывала по отношению к своим «наречённым». Обожаем наш класс и друг друга Перед окончанием четверти (хоть оценки будут решены только за полугодие) началось некоторое (обычное, традиционное) оживление, и слезы, и боль за товарища, но значительно слабее, чем прежде. Мыли полы в кабинете истории, машиноведения. По просьбе уборщицы Марии Васильевны вымыли большой вестибюль 2-го этажа. Это произвело впечатление: работа внеплановая, только действовала просьба старой, уставшей уборщицы. И планы проведения праздника… Вечер? Вечер. У кого? У Титова. Кто пойдет? 7 человек. Нет, тогда не будем собираться. Еще раз: «Кто пойдет на вечер с нами? 11 человек. Будем делать вечер…» На вечере были все. За исключением Логинова и Лобанова. Характерные полюса. Логинову не нужен наш коллектив. У него появилась новая «игрушка», которая на первых порах его поглотила – мотоцикл (всего 5 тыс. стоит, пустяк). А Лобанов не может быть на вечере. И у него нет ни одной даже пятикопеечной игрушки. Почему? Не знаю. Не знаем. Недавняя беседа с Лобановым: «Почему плохо учишься, почему ведешь себя вызывающе?» – Устал за лето. Не могу прийти в себя. Плохо себя веду, потому что плохо учусь. Это у меня всегда. – Вызывать маму? – Не надо. Обойдемся, больше разговор не повторится. – Как же будет за школой, в самостоятельной жизни? – Так же. Взлеты и падения. Класс очень плохо настроен по отношению к мальчику. Один Гера Кузнецов ходит за ним «по пятам». Что их связывает? Один груб и даже циничен, умен и едок, другой – не очень умный, улыбающийся, добрый с нежным цветом лица. Один – неопрятен и чубаст, другой – чистенький и румяный. Гера и Леня. На двоих ни одного отца – оба погибли в войну. Матери обоих много и тяжело работают и держат ребят в строгости и порядке. Ответственный за вечер Смирнов. Собрались. «Скалькулировали» те пятнадцать рублей, которые внес каждый. Обговорили все организационные мелочи. – Надо быть очень веселыми, постараться, чтобы всем было весело. – Да! (Растянуто, неуверенно). Вряд ли получится так. Но стараться почти не пришлось. Три комнаты на семью у Вити Титова. Чистота. Уют. Роскошная мебель. Суетливая мама приготовила для нас пирог и студень. Веселая музыка. Танцы. Танцы… Розовые лица девушек. Юноши почти галантны. Галахов, Кузнецов и Дарьин возятся, как в школьном коридоре. Танцы, танцы… Изящный и музыкальный Миша Лисицын. Неуклюжий Петя Божинский. Удивительно милы все, просты и понятны. В комнатах царит та непринужденность, которая говорит о том, что это собрался школьный класс. Никаких секретов, косых взглядов и нервного смеха. Просто. Понятно. Смешно так, действительно смешно. Чувствую себя прекрасно. Только как всегда немного грустно. Непрерывно улыбаюсь и вздрагиваю от громких неуклюжих движений Салосина, Кузнецова: боюсь как бы не разбили посуду. Единственная и не очень сложная тревога. Добросовестно завожу пластинки. Когда ребята чувствуют, что и я хочу танцевать, приглашают и меня. Очень почтительно. Стесняются. Прекрасно. Смирнов очень румян, очень возбужден, очень влюблен (так и не пойму: в Люсю Х. или в Марину Т.) Во время танца со мной: – Хорошо у нас сегодня. Очень… – Я многое, многое понял… – Простите за откровенность, Серафима Григорьевна, вы мне нравитесь(!)… Перестаю танцевать. Счастливо улыбаюсь. Вся переполнена необъяснимой радостью, будто получила высокую награду, будто девчонка, которая ждала именно этих слов от давно любимого…