Сложно предугадать, сколько еще времени нам с Лизаветой пришлось бы провести в клубе, если бы там не появился тот самый чиновник-гот, которого я видела в прошлый раз. Ему не понравилось, что Жук позволил сорвать запланированную на сегодня ролевую игру, напившись и заснув за столом. Калистратов подозвал охранника и сказал, что лишает Жука права бывать здесь в течение трех месяцев, после чего попросил вызвать ему такси. Мы с Лизаветой переглянулись и одновременно направились к выходу. — Ты куда? — Растаман, который предложил мне поехать к нему, догнал меня и преградил дорогу. — Пойду встречу еще одну «вавилонскую блудницу», — сказала я первое, что пришло мне в голову. — Я с тобой! — Лучше закажи мне кальян на ананасе, в качестве наполнителя — молоко, табак — шоколад, можно с корицей, а в колбу добавить специи. Запомнил? — спросила я. Растаман повторил мои слова, подытожив: — Интересные у тебя предпочтения, надо будет также попробовать. Откровенно говоря, я просто смешала все, что смогла вспомнить из кальянного меню. Насколько все это сочетается, я понятия не имела. Когда мы с Лизаветой вышли на улицу, охранник уже сажал Жука в такси. — Не успели! — с досадой всплеснула рукой Андреева. — Догоним и проследим, куда его привезут. — И то дело! Оказалось, что Георгич жил в частном доме в трех кварталах от клуба. Он вышел из такси, шаткой походкой дошел до забора и вскоре исчез в глубине сада. — Явился! — раздался в ночи женский крик. — Глаза бы мои на тебя не смотрели! Мы сели обратно в машину и поехали за город. * * * Будильник прозвенел в половине четвертого. Я быстренько оделась и отправилась на разведку. В доме все спали, Геннадий тоже дремал в своей будке. Мне пришлось за него сделать обход территории. Убедившись, что в андреевской усадьбе нет никого постороннего, я зашла в дом, забралась на крышу, надела прибор ночного видения и стала рассматривать, что происходит у соседей. В одном из окон тускло горел свет… Глава 19 Утром мы поехали в больницу к Николасу. Там все было спокойно. Я предложила Лизавете побыть с мужем, пока я съезжу к Жуку, но она сказала: — Женя, я поеду с тобой. Все равно у Николаса сейчас процедуры начнутся. Я буду только мешать. От больницы к дому, в который вчера зашел пьяный гот, мы ехали минут сорок. Лизавета осталась в машине, а я подошла к калитке и нажала на кнопку звонка. На крыльце дома появилась пожилая женщина. — Вам кого? — крикнула она. — Георгича. — Так он спит еще. А зачем он вам? — поинтересовалась она, спустившись с крыльца. — Работа есть для него, — пояснила я. — Водопровод надо бы починить. — Раз такое дело, пойду разбужу сына. В дом, извините, не приглашаю. — Ничего-ничего, я здесь подожду. Я отошла к машине, Лизавета открыла окно и спросила: — Дома? — Спит. Мать пошла его будить. Подождем. Интересно, какую ролевую игру Жук вчера сорвал? — Никогда не понимала этих готов. Сидят часами за своим столом, бросают кости, выполняют поочередно какие-то задания, и все это, по их мнению, предпринимается ради торжества нечисти. Смотри, идет, — Лизавета указала мне на Георгича и закрыла окно. — Здрсте. — Георгич по своей обычной манере проглотил почти все гласные. Без готического грима и при дневном освещении он выглядел гораздо моложе, лет на сорок пять. Вчера мне показалось, что ему за пятьдесят. — Доброе утро! Нужна ваша профессиональная помощь. О, да я вижу, вы уже с чемоданчиком! Садитесь на заднее сиденье. — Далеко ехать-то? — поинтересовался Жук. — Если честно, то в другой район, но я готова вам очень хорошо заплатить. Мне сказали, что вы лучший в своем деле. — Я не против! Поехали! — Сантехник-гот запрыгнул на заднее сиденье. Когда я тронулась с места, он сказал: — Что-то голос у вас знакомый. Я у вас уже что-то чинил? — Чинил, Георгич, чинил, — сказала Лизавета, хоть Жук обращался не к ней. — Лизон, и ты здесь? — догадался задний пассажир. — Не обращайся ко мне так за пределами клуба. Это там я Лизон, а куда мы едем, — Елизавета Константиновна. — А куда мы едем? — уточнил Георгич, но мы с Андреевой промолчали. Не дождавшись ответа, тот стал вспоминать вчерашний вечер. — Вы обе вчера были в баре, про мою работу в доме отставного комитетчика спрашивали. Мы туда едем? Оказалось, что Жук умеет не только нормально разговаривать, не глотая гласные, но и не страдает провалами в памяти. — Туда, — подтвердила я. — Вы ведь сможете отключить там водоворот? — Это будет вам очень дорого стоить, — стал набивать себе цену сантехник. — Сколько? — уточнила Лизавета. Мне было видно в зеркало напряженную работу мысли на лице заднего пассажира. Андреева поторопила его, и он сказал: — Десятка! Но это еще не все… — Что еще? — уточнила я. — Калигула запретил мне три месяца появляться в клубе. Пусть изменит свое решение. Хочу ходить в «Три бочонка», когда хочу! — Вот это ты загнул! — воспротивилась Лизавета. — Если не сможете это организовать, то я никуда не поеду. — Георгич попытался открыть дверь, но я успела ее вовремя заблокировать. — Это ведь из-за вас на меня санкции наложили, это вы меня напоили. Если не исправите, то на меня можете не рассчитывать. — Хорошо, я договорюсь с Калигулой, — сказала Лизавета, и по тембру ее голоса я поняла, что она преувеличивает свои возможности. — Лизон, вот ты сначала договорись, а потом я уже буду делать то, о чем вы обе меня просите. — Послушай, я не могу сейчас беспокоить Петра Евгеньевича по таким пустякам. — Для меня это совсем не пустяк! — взвился сантехник. — Жук, неужели ты не понимаешь, что у чиновников такого ранга, как ваш Калигула, много работы — совещания, встречи… — Я понимаю, но и ты пойми, я обещал, что никому никогда не расскажу и не покажу, как сделать то, о чем вы меня просите, — стоял на своем Георгич. — Кому ты обещал? — уточнила Лизавета. — Борису Ильичу. — Так он умер пять лет назад. — В том-то и дело! Можно нарушить клятву, данную живому человеку, но нельзя нарушить обет, данный тому, кто переселился в загробный мир, — из уст гота это прозвучало вполне органично. — Вы толкаете меня на преступление. Вот если бы я был среди избранных, то мне можно было бы нарушать клятву, а поскольку я разжалован, то — нельзя. Поворачивайте в город! — Я устрою вам возвращение, — пообещала я, догадываясь, что тетя Мила будет не в восторге от моей просьбы. — Это вряд ли, Калигула растаманов не жалует. С панками он водится, а «вавилонских блудниц» презирает. — Еще бы он с нами не водился! — усмехнулась Лизавета. — Вы, готы, от нас, панков, когда-то отпочковались.