— Что он хотел? — По-моему, собирался зайти в седьмую палату, но срисовал меня и прошел мимо. Покрутился в холле и пошел обратно. Зайти к Андрееву не решился, да я бы его и не пустил туда. — Фоторобот составить сможешь? — Я видел только его уши, все остальное было закрыто шапкой, очками и медицинской маской. Он даже обе руки в карманах держал. — Надо было его задержать. — Женя, ты же знаешь, нас предупредили, чтобы все тихо было, поскольку пациентам покой нужен. А когда этот очкарик появился, в коридоре полно больных было. — Я поняла. Не теряй бдительности, возможна любая провокация. — Я и не теряю, — заверил меня охранник. Поговорив с ним, я набрала номер следователя Наумченко. — Да, Евгения, слушаю вас! У вас есть какие-то новости? — Есть. — Я рассказала про письмо и посылку. — Петр Остапович, лодка была заказана в тарасовском рыболовном интернет-магазине на имя моей клиентки с курьерской доставкой, но она этого не делала. Я подумала, что можно попытаться выяснить, откуда был сделан заказ. Собственно, для этого я вам и звоню. У вас же наверняка есть такие возможности… — Да, мне нужны все детали этого заказа, я дам задание нашему компьютерщику выжать из этого максимум информации, — пообещал Наумченко. — Я сфотографировала накладную, которая была в посылке. После разговора вышлю вам ее фото. — Хорошо. А что вы вообще думаете об этом? Зачем нужна лодка? Неужели вашей клиентке придется Волгу на ней пересекать? — Не думаю. Здесь есть пруд, который служит как бы естественной преградой. Пересечь его невозможно, в середине водоворот. — Откуда преступнику это известно? — На днях он каким-то образом проник на соседнюю территорию. — Значит, его надо там брать! — Не думаю, что все так просто, но группа захвата скорее всего понадобится. Мы обсудили с Наумченко еще кое-какие моменты. Едва я отключила связь, в комнату зашла Лизавета. — Собирайся! — скомандовала она. — Поедем в «Три бочонка». — А это ничего, что он в полуподвальном помещении находится? — уточнила я, надеясь, что Лизавета одумается. — Так я же не одна туда пойду, а с тобой. Ты же мой бодигард, — Андреева сделала акцент на этом слове, — вот и будешь охранять меня. — Вы уже однажды пригласили меня в этот закрытый клуб, хотя знали, что я не пройду фейсконтроль, — напомнила я. — Женя, давай не будем об этом. Сейчас совершенно другая ситуация. Мы пойдем в «Три бочонка» не развлекаться, а искать того гота. — Какого гота? — Я вспомнила человека, про которого ты меня спрашивала. Никогда не знала, как его зовут, да и тогда, когда он бросился ко мне со своими приветствиями, я не признала его. Он ведь без грима был, только потом, когда я увидела его в клубе в готическом образе, до меня дошло, что это он. Женя, а ты уверена, что этот Георгич в курсе, как остановить водоворот? — Он раньше здесь работал сантехником и как-то по пьяни рассказывал Степану, что можно управлять водоворотом, но тот в это не поверил. Потом Георгича уволили по причине оптимизации расходов. — Я назвала официальную версию, но основной причиной, скорее всего, было знакомство этого работника с Елизаветой Константиновной. — Степан стал за доплату совмещать обязанности садовника и сантехника. По идее, Георгич должен был рассказать своему преемнику о том, как управлять искусственной преградой, но, похоже, он обиделся, что его уволили, и промолчал. — Не факт, что мы этого гота сегодня в клубе застанем, я там пересекаюсь с ним крайне редко, но можно у его приятелей разузнать, как найти Георгича. Женя, скажи, тебя в спецшколе учили изменять внешность? — Учили. — Это хорошо, молодежных клубов много, нас в них зачастую не пускают, вот Кныш и решил создать альтернативное заведение, куда соплякам дорога закрыта. Женя, тебе надо не только выглядеть на сорок пять плюс, но и выбрать для себя какое-то направление. Готом становиться не советую, они устраивают для новичков проверку, водят их на кладбище. Я не сомневаюсь, что тебя этим не запугать, только лишнее все это. — Готом я меньше всего себя ощущаю, — успокоила я Лизавету. — Ты кислотную музыку любишь? Транс, джангл? — поинтересовалась Лизавета, и я отрицательно покачала головой. — А хотя бы рейв или хаус? — Нет, психоделическая музыка — это не мое. — Жаль, мне показалось, что ты органично смотрелась бы среди кислотников. Впрочем, не буду тебе навязывать свое мнение, сама выбирай, кто тебе ближе — панки, хиппи, растаманы… — Елизавета Константиновна, а вы, простите, панк? — Этот вопрос давно вертелся у меня на языке, но я смогла задать его только сейчас. — Да, я — панк! — гордо заявила она. — Но ты, Женек, в отличие от меня, не склонна к эпатажу. Недостаточно соорудить на голове ирокез, надеть косуху и цепи, чтобы сойти за свою. Мы, панки, — дети улиц. Вот я выросла на улице в буквальном смысле, отец напивался до чертиков и гонялся за мной и матерью с топором. Когда она была в рейсе, а это случалось часто, поскольку мама работала проводницей, то — за мной одной. Я спала в подъездах, на чердаках, на скамейках в парке. Я через всю жизнь пронесла эту неустроенность, она частичка меня. Вот ты, Женек, рассказывала мне про свое детство. Платьица с оборочками, видите ли, отец не разрешал тебе надевать… А ты зимой ходила в школу в рваных кедах, потому что тебе больше нечего было надеть? Не отвечай! Я и так знаю, что ты с детства была обеспечена лучшими шмотками, пусть не девчоночьими, а унисекс, зато модными и теплыми. А я ходила по снегу в рваных кедах, но мои одноклассники даже не догадывались, что у моей семьи нет денег на обувь, они думали, что мне так нравится, что это часть моей философии. Я не плакалась никому в жилетку, я шла по снегу, морозила пятки и свысока смотрела на тех, у кого на ногах были сапожки с натуральным мехом. Вот я — панк! А ты — нет! Ты вообще понимаешь себя? Знаешь, кто ты такая? — Ладно, раз уж у нас с вами сегодня вечер откровений, то так и быть, я признаюсь вам, что я на самом деле растаманка. — Ты растаманка? — Лизавета залилась истерическим смехом. — Женек, придумай что-нибудь поправдоподобнее. — Не понимаю, почему вы мне не верите? — Да вот из-за татуировки, которую ты мне сегодня продемонстрировала, и не верю. Растаманы, которых я знаю, считают, что человек создан Богом и должен оставаться до конца своих дней в первозданном виде. Они не стригут ногти и даже волосы, не делают депиляцию, не набивают татушки… — Я же вам объяснила, что моя татуировка — это вынужденная мера. — Допустим. — Лизавета хитровато прищурилась. — Если ты растаманка, расскажи мне про свою философию. — Природность, свобода, мир… Оттого я и бросила службу, что это шло вразрез с моим мировоззрением. Я обожаю реггей. — Я постаралась произнести это как можно более натуралистично, но Лизавета продолжала смотреть на меня с недоверием. — Да у меня даже растаманская шапочка есть! — Серьезно? — Более чем! — И дреды ты плести умеешь? — допытывалась бабушка-панк. — Разумеется! — А знаешь, я тебе верю! Значит, так, доставай свою шапочку, плети дреды, и поедем в клуб! — Шапочка у меня дома осталась. — Какая проблема? Заедем к тебе домой, заодно я с твоей тетушкой познакомлюсь. — Хорошо, — не стала возражать я. Трехцветный вязаный берет мне подарила настоящая растаманка, которой я спасла жизнь в одной из горячих точек. От нее-то я и узнала о движении растафарианства, как сначала называли растаманство, возникшее в Эфиопии как ответвление от христианской религии. Гораздо позже реггей стал его обрядовой музыкой, а ямайские трехцветные береты и одежда из конопли — непременной атрибутикой растаманов. Не ожидала, что Лизавета поверит в то, что я в душе «вавилонская блудница», именно так принято обращаться к растаманкам, поскольку Вавилон, как и любая другая цивилизация, согласно их философии, взращивает пороки развращенного общества. Пока Лизавета собиралась в клуб, я позвонила тетушке Миле и предупредила ее, что ненадолго заскочу домой, чтобы переодеться, а заодно познакомлю ее с очень интересным персонажем. — Это молодой человек? — обрадовалась она. — Тетя, опять ты за свое! Я приеду со своей клиенткой. Она выглядит несколько неординарно, будь к этому готова. — Нажарить вам блинчиков? — Тетя Мила, мы потом поедем тусить в клуб. Какие блинчики? — Я поняла. — Тетушка отключила связь. В этот раз Лизавета превзошла саму себя. Она соорудила на голове настоящий ирокез, наверняка потратив на такую прическу целый флакон лака, обвешалась цепями поверх джинсового комбинезона, а главное — она надела рваные кеды, точнее, с эффектом рванья. Я поняла, что ее вызов культурному обществу начался именно с подобной обуви. Выставив вперед ногу, она спросила: — Женя, ты готова? — Да. Сегодня я вновь не позволила Андреевой набить очередную татуировку, и она пошла вразнос, пытаясь преодолеть свою ломку. Сначала Лизавета набросилась на меня с упреками в том, что мое детство по сравнению с ее было просто сахар, а теперь она решила попугать своим внешним видом мою тетушку. Уж если у кого и было сахарно-мармеладное детство, то это у Лизаветиной внучки Сонечки, в чьей комнате я жила последнюю неделю. Глава 18 Мы поехали в город на «Ленд Крузере», таково было желание Андреевой. Я отслеживала все встречные машины, поскольку не исключала, что мститель может ехать в одной из них. Около часа назад он засветился в больнице, а несколько дней назад — в доме напротив.