— О некоторых? — Именно так, вы попросили Тимура поднять из архива несколько дел и навести справки о конкретных лицах. Однако в обозначенный вами круг лиц вошли не все, кто погиб при загадочных обстоятельствах. Их всех объединяет некая причастность ко взрыву в подземном коллекторе и наличие записки с одной и той же датой. — Наумченко был вынужден замолчать, потому что к нам подошла официантка. Пока она переставляла с подноса на стол тарелки и чашки, я анализировала только что услышанное. Выходило, что к трагедии, произошедшей тридцать два года назад с Денисом Зиновьевым, имел отношение кто-то еще, о ком я не знаю. Когда официантка удалилась, я поинтересовалась: — Павел Остапович, кто еще погиб, кроме супругов Осиповых, Алиева и Кострицына? — Евгения, я позвал вас сюда для того, чтобы задать вам вопросы. Если я что-то рассказал, то лишь для того, чтобы положить начало нашему диалогу. Ваш интерес к этим событиям не мог возникнуть на пустом месте. Я навел о вас справки, точнее, пытался навести. Вы засекреченная персона, и это наталкивает на определенные размышления, например, о вашей работе на одну из спецслужб. — Наумченко сверлил меня своим взглядом, ожидая моего подтверждения или опровержения. — Молчите? Значит, так и есть. Могли бы хоть сослаться на подписку о неразглашении. — И это стало бы подтверждением, — усмехнулась я. — Лучше промолчу. — Собственно, я вот зачем вас сюда позвал. Вы интересовались Ставрогиными, Ольгой Петровной и Денисом Денисовичем. Они оба мертвы, и никаких записок рядом с их телами обнаружено не было. Возможно, они присутствовали, но никто на них не обратил внимания, а потому не внес их в протоколы. Мой вопрос такой — чем вы руководствовались, когда поставили этих двоих в один ряд со всеми остальными? Смерть Дэна совсем не вписывалась в версию о том, что он мстит всем, кто имел хоть какое-то отношение к гибели его отца. Немного подумав, я уточнила: — Павел Остапович, скажите, а давно они умерли? — Ольга Петровна — десять лет тому назад, от онкологического заболевания. Ее сын служил сверхсрочную на Кавказе и был убит во время нападения боевиков на колонну наших военнослужащих. Произошло это девять лет назад. Заметьте, я на ваш вопрос ответил, теперь жду от вас, так сказать, взаимности. — Вы спросили, чем я руководствовалась, когда включила Ставрогиных в один список с теми, кто имел какое-то отношение к взрыву, в результате которого произошла утечка газа, повлекшая смерть Зиновьева. Так вот, я полагала, что сын Дениса, родившийся уже после его смерти и названный в честь него же, мстит всем, кого считает виновным в смерти своего отца. И если вы, Павел Остапович, утверждаете, что он погиб девять лет назад от рук боевиков, — медленно говорила я, пытаясь на ходу найти объяснение всему этому, — а люди, которые были в коллекторе и по счастливой случайности остались тогда живы, спустя несколько лет стали умирать при странных обстоятельствах, это может означать только одно… Денис Ставрогин жив, но живет по чужому паспорту и продолжает мстить. — Вот, значит, как? А какие у вас есть доказательства этому? — поинтересовался Наумченко, почесывая бровь. — Никаких. Я просто не вижу другого объяснения происходящему. — Не разделяю вашего убеждения, Евгения. Или вы мне что-то недоговариваете? — Я с вами предельно откровенна. И мне все же хотелось бы получить от вас ответ на вопрос, кто те жертвы, о которых я не знаю, и при каких обстоятельствах они погибли. — Зачем вам все это? — Следователь явно не был расположен удовлетворять мой интерес. — Вы же, насколько я знаю, работаете телохранителем. Ваше дело охранять клиента, а не расследовать преступления, не так ли? — Так, но я считаю, когда знаешь, от кого исходит угроза и чем она вызвана, ее проще предотвратить. Я открыла сумку и вынула планшет, чтобы посмотреть, где находится в данный момент моя клиентка. Красная точка перемещалась по карте в сторону Первомайского района. Перед тем как зайти в кафе, я проверяла местоположение моей клиентки, «маячок», подброшенный к ней в сумку, свидетельствовал том, что она все еще в квартире Николаса. За то время, что я беседовала со следователем, произошли изменения. — То есть ваш нынешний клиент входит в круг лиц, которым грозит расправа? — догадался Наумченко или же знал об этом с самого начала от Тимура, но пытался произвести на меня впечатление. — Их не так-то много осталось. Это — онколог Серафимович и мать известного тарасовского бизнесмена Андреева. Суханкина-Кононова уже поплатилась, ее не стали добивать. — Вы сейчас имеете в виду инцидент с лифтом? — уточнила я, и следователь кивнул мне. — Но с чего вы решили, что это происшествие стоит в одном ряду со всеми остальными случаями? Оно ведь произошло зимой. — Да, но на дверях лифта было кое-что написано краской. Евгения, как вы думаете, что именно? — Дата — тридцатое августа, — сказала я, и Наумченко утвердительно кивнул мне. — Это очень похоже на код, люди видят его и пытаются покончить с собой. — Следователь продолжил настаивать на своей версии. — По-вашему, женщина могла как-то заставить лифт рухнуть в шахту? Не слишком ли мудреный способ для самоубийства? — Не передергивайте! Лифт находился в аварийном состоянии, пользоваться им было запрещено, о чем гласило объявление, но она все равно зашла в кабинку. — Я думаю, она не видела это объявление. И потом, разве аварийные лифты не обесточивают? — Тогда проводилась проверка, поэтому лифт не был обесточен. Теперь, когда выяснилось, что Лизавета покинула дом своего супруга, а месть, оказывается, может свершиться в любой день, мне необходимо было срочно вернуться к выполнению своих непосредственных обязанностей. — Извините, Павел Остапович, но я вынуждена попрощаться с вами. — Я положила на стол деньги за кофе и поднялась. — То есть вас уже не интересует, кто еще пострадал? — спросил Наумченко, явно пытаясь меня задержать. — Интересует, но вы хотите оставить это в тайне. Что ж, это ваше право, не буду ни на чем настаивать, — я дала понять, что наш разговор закончен. — Прошу вас, задержитесь еще хотя бы на пару минут, — следователь сделал жест рукой, приглашая сесть обратно. Поскольку он, как мне показалось, собирался рассказать мне что-то важное, я согласилась задержаться. — Знаете, Евгения, я подумал над вашей версией и пришел к выводу, что она не так уж и плоха. Во всяком случае, она многое объясняет. Возможно, есть еще кто-то, кто продолжает начатое Денисом Ставрогиным, либо он на самом деле жив. Мне доводилось слышать о случаях, когда люди, погибшие в горячих точках, «воскресали». Как знать, может, это как раз тот случай. Это ведь очень удобно, считаться погибшим и продолжать мстить, не находите? Я ограничилась лишь легким кивком. Наумченко просто издевался надо мной. Вместо того, чтобы раскрыть мне свои карты, он стал вслух анализировать информацию, полученную от меня. Мог бы сделать это про себя и в мое отсутствие. Пока он пытался развить мою версию, я снова достала планшет. «Маячок» стоял на месте. Укрупнив виртуальную карту, я поняла, что Лизавета находится в городской больнице № 22. Похоже, Николасу стало настолько плохо, что его пришлось госпитализировать. Я должна была сейчас находиться рядом с Андреевой. — Если так, то этот человек очень опасен, — продолжал размышлять вслух Павел Остапович. — Он мстит всем без разбора, на основании лишь своих больных умозаключений, без каких-либо доказательств вины. Я не мог понять, чем связаны все эти люди, рядом с которыми находили указания на тридцатое августа. Вы, Евгения, открыли мне глаза. Оказывается, все они так или иначе причастны к гибели Зиновьева, хотя официально его смерть признана несчастным случаем. Кто-то привил ему интерес к подземным ходам, кто-то именно в тот день зазвал его под землю, у кого-то взорвался газовый баллон и так далее и тому подобное. Вы интересовались, кто еще умер при схожих обстоятельствах. Так вот, из всех известных мне случаев первой жертвой, рядом с которой было найдено указание на ту самую дату, был некий Букреев, предводитель тарасовских диггеров. Он нашел свою смерть в собственном погребе. Некто закрыл его там и пустил газ. На люке лежала записка, содержание которой, я думаю, вам не надо передавать. Вы и сами об этом уже догадались. Кроме того, в эту серию вписывается совсем уж странная смерть ремонтника коммунальной службы, того самого, который приехал по вызову жителей частного сектора, почувствовавших утечку газа. Шишкина нашли в свежей могиле. — Как это? — не на шутку заинтересовалась я. — Я почему не стал сразу вам об этом рассказывать? Думаете, решил утаить? Нет, просто не хотел портить вам, Евгения, аппетит. Вы так изящно держали чашечку кофе, так красиво подносили ее к губам. С моей стороны было бы крайне неэтично рассказывать в этот момент кладбищенские страшилки. — Спасибо, конечно, за подобную предусмотрительность, но меня этим не выбьешь из колеи. Так что там произошло? — С вечера работники кладбища вырыли могилу для предстоящих на следующий день похорон. Когда траурная процессия туда прибыла, обнаружилось, что на дне ямы кто-то лежит. Потом оказалось, что Шишкин. Он уже мертв был, в кармане его брюк была обнаружена записка, на которой стояла дата — число и месяц. И что характерно, тогда была весенняя пора. — Я еще могу понять, в чем вина Букреева, — теперь уже я стала размышлять вслух, — скорее всего, мать рассказала Дэну, что это он привил его отцу любовь к подземным ходам, снабдил картой подземных коммуникаций. Но ремонтник-то в чем виноват? — Вероятно, долго ехал, — предположил следователь. — Возможно, есть кто-то еще, о ком мы не знаем. Не всегда надпись «тридцатое августа» попадает в протокол. — А где она была в последнем случае? — поинтересовалась я. — Я имею в виду ДТП, в котором погиб Алексей Кострицын. — Нацарапана на заднем бампере. — Есть свежие данные, объясняющие причину аварии? — Мои коллеги из дорожно-патрульной службы придерживаются мнения, что водитель не справился с управлением, на что-то отвлекся, не повернул вовремя руль, и эта оплошность стоила ему жизни. Хорошо, что машин на мосту в тот вечер было мало, поэтому не пострадали другие участники дорожного движения. Хоть это не мое дело, но все, что так или иначе связано с серией, которую я так и назвал «тридцатое августа», вызывает у меня интерес. Я попросил оперов поискать новых свидетелей. Они нашли водителя трамвая, который проезжал по тому мосту за несколько минут до аварии. Он сказал, что видел лучи, похожие на те, что бывают от лазерных указок. Возможно, кто-то ослепил Кострицына, в результате тот не успел вовремя свернуть. — Да, такое возможно, — согласилась я. — Изобретательность мстителя не знает границ. — Я думаю, он больной на всю голову. — Очень даже может быть. — Извините, мне пора. — Я поднялась из-за стола, и, что бы мне Наумченко еще ни сказал, меня уже ничто не могло задержать. — Вы позволите, я вам позвоню, Евгения? — бросил он мне вслед. — Конечно, — ответила я на ходу. * * * Сев в машину, я проверила, где находится «маячок». Он свидетельствовал о том, что Лизавета пребывает уже не в больнице, а в двух кварталах от нее. Пока я туда ехала, «маячок» не двигался. У меня даже возникла шальная мыслишка, что Андреева нашла посторонний предмет в своей сумке, догадалась, что это такое, и выбросила его, причем в такое место, чтобы я побольше поволновалась. Глава 13 Минут через двадцать я подъехала к районному отделению полиции. Зайдя туда, я почти сразу же увидела в «обезьяннике» Лизавету — ее зеленые волосы так и притягивали взгляд. После того как я нашла свою подопечную в тату-салоне, меня уже ничто не могло удивить столь же сильно. Она тоже меня заметила и помахала рукой. — Здравствуйте! — обратилась я к дежурному. — Я могу узнать, за что задержали мою клиентку: — Фамилия? — уточнил капитан, не поднимая на меня глаз. — Андреева. — Эта та, которая в татуировках и с кислотными волосами? — усмехнулся дежурный. — Да, — коротко ответила я. — Она устроила дебош в приемном отделении больницы, распускала руки, препятствуя работе медперсонала, ругалась матом. Короче, заработала на административный арест, а то и поболее. Если с пациентом, которого туда на «Скорой» привезли, что-то случится из-за того, что она, — дежурный мотнул головой в сторону «обезьянника», — своего мужа пыталась вне очереди пропихнуть, то, может быть, даже будет возбуждено уголовное дело. В любом случае эту ночь ей придется здесь провести. Дознаватель с ней завтра разбираться будет. Он сейчас в суде. — Скажите, каким образом можно все уладить? — поинтересовалась я. — Вот уж не знаю! Раньше надо было думать, а не хулиганить в больнице. Я наклонилась к окошечку и недвусмысленно уточнила: