— Да, конечно. Медсестра откидывает одеяло, и доктор Смит приподнимает край моей рубашки и снимает повязку. — Отлично заживает. Повязку надо будет заменить, и тебе нужно будет держать рану сухой. А теперь скажи мне кое-что. — Он снимает перчатки и отступает. — Как ты себя чувствуешь? — Болит, — отвечаю я машинально. — И все? Вопрос достаточно невинный, но по тону доктора я понимаю, что ответ его больше чем просто интересует. — Что вы имеете в виду? — спрашиваю я, пытаясь подобрать слова, прежде чем расскажу ему о своих странных галлюцинациях. — Ты не чувствуешь головокружения, не видишь черные точки? Может, слышишь что-нибудь? — Слышу что-нибудь? — переспрашиваю я слишком резво. — Например, что? Черт, я ничего не собираюсь ему говорить. Я заставляю себя молчать. Он пожимает плечами, но холодный взгляд словно приклеен ко мне. — Что угодно. Вообще. Он как будто закидывает удочку. Я слышу свой внутренний голос, и он, как обычно прав. — Неа, — качаю я головой. Он подходит ближе и касается моей руки. — Если мы что-то можем сделать для тебя… Как только его кожа соприкасается с моей, мир вокруг исчезает. Я в машине с доктором Смитом и медсестрой. Они не говорят, просто молчат. Так же быстро я возвращаюсь обратно в палату. Я смотрю на доктора и замечаю широко распахнутые глаза. Он чуть заметно кивает медсестре. — Ладно, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал нормально, словно ничего и не было. — Увидимся, Алекса. — Он смотрит на медсестру и снова кивает, и они поворачиваются, чтобы уйти. Когда дверь за ними закрывается, я резко выдыхаю. Что происходит? Сказать по правде, я понятия не имею и напугана до смерти. Через несколько минут в комнату входит папа. У него в руках стакан кофе и коричневый бумажный пакет. — Ты проснулась? — удивленно спрашивает он. — Мама уже едет сюда. Она хотела узнать, что скажет доктор. — Они только что ушли, — указываю я в сторону двери. — Ты должен был встретить доктора и медсестру в холле. — Может, мы разминулись. Я видел в холле доктора, но это был не тот врач, который говорил с нами после операции. — Ладно, — говорю я. Ничего не понимаю. Вкусный запах разносится по палате, когда папа открывает бумажный пакет. Пока он ест, мой желудок начинает урчать от голода. — Что сказал доктор? Папа снова кусает, и живот откликается новым урчанием. — Он что-то говорил о повязке, но я не знаю, я вроде как прослушала. — Лекси, это же касается твоего здоровья, — он пристально на меня смотрит. Да, знаю, но я не могу сказать ему, что просто в ужасе от того, что творится в моей голове. — Извини, пап, я все еще немного… не в себе, понимаешь? — папа кивает и кладет в рот последний кусок. — Ты можешь кое-что для меня сделать? — Что тебе нужно? — он подходит к стоящей поодаль маленькой урне и выбрасывает пустой пакет туда. — Ты можешь взять меня за руку? — Да, конечно. — Папа садится рядом со мной и берет меня за руку. Он поглаживает мою ладонь большим пальцем, и … ничего не происходит. Я кошусь на его руку, чтобы удостовериться, что он действительно меня трогает. Так и есть, но у меня нет никаких галлюцинаций, никаких картин в голове… ничего. — Все хорошо? — спрашивает он обеспокоенно. — Да, все отлично. Мне просто больно. — И я просто выбита из колеи. — А вот и моя девочка. Мама открывает дверь и входит в палату. У нее под глазами все еще темные круги, но она выглядит больше похожей на себя, чем прошлой ночью. Она наклоняется и целует меня в щеку, потом целует папу. Никаких галлюцинаций. — Я только что видела доктора Смита, и он сказал, что через несколько минут к тебе заглянет. — Доктор Смит, который приходил? — я перевожу взгляд с мамы на папу. — Доктор, который тебя оперировал. — Ладно. Это раздражает, но мне больше нечего сказать. Но, по крайней мере, он придет и расскажет маме и папе то, что рассказывал мне, и может, все это обретет смысл. Может, лекарства, которые они мне давали, имеют какие-то побочные эффекты, и у меня они вызвали галлюцинации. Маме удалили гланды пару лет назад, и ей пришлось принимать сильные обезболивающие в первые дни после операции. Мама сказала, они были такие сильные, что ей начали мерещиться всякие вещи. Так что наверняка меня накачали обезболивающими — вот, почему у меня галлюцинации. Да, так и есть. Мама начинает нам о чем-то рассказывать, когда открывается дверь, и в палату входят мужчина и молоденькая медсестра. — Привет, Алекса. Я делал тебе операцию вчера. Как ты себя чувствуешь? Какого черта тут творится? Я оглядываю родителей, потом врача и медсестру и чешу голову. — Кто вы? — Я доктор Смит, а это — одна из медсестер, которая помогала мне, Кейти. — Привет, — говорит она ласково и делает шаг вперед. — Вы не доктор Смит, — говорю я, пытаясь устроиться поудобнее. Резкая боль в боку не позволяет мне особенно шевелиться. — Это доктор Смит, — говорит мама, подходя к моей кровати. — Да, он делал операцию, — добавляет папа. Я свожу брови и приглядываюсь, отмечая очевидные различия между этим доктором Смитом и тем, что приходил ко мне около получаса назад. — Здесь работают два доктора Смита? — Еще два работают в больнице, да. Но на этой неделе их смен нет. — Доктор Смит делает шаг вперед, он выглядит обеспокоенным. — Все нормально, Алекса? Ты побледнела. Он кладет руку мне на лоб, и я переношусь из палаты в кладовую. Доктор Смит и его милая медсестра «наслаждаются» обществом друг друга. Он страстно ее целует, его руки — на ее груди. Он рычит, она стонет. — О Боже, — говорю я себе и пытаюсь отвернуться от зрелища их тайного свидания в кладовке. Пикантная сцена исчезает, когда доктор Смит убирает руку. Слава Богу. Я снова в палате, где доктор стоит рядом с моей кроватью. У меня начинают дрожать руки, а ладони потеют. Я гляжу на доктора и его медсестру. — Мог другой доктор Смит прийти ко мне утром? — спрашиваю я, пытаясь говорить спокойно, чтобы себя не выдать. — Сомневаюсь, их обоих нет в городе. — Доктор Смит хмурится. — Что такое, Алекса? Все в комнате смотрят на меня. Доктор выглядит обеспокоенным, а на лице молчащей до этого медсестры написаны все ее мысли. Она думает, я схожу с ума. Может, так и есть.