Я так скучаю по своей семье. — Я буду в своем кабинете, если понадоблюсь. Держа себя в руках, я набираюсь сил, чтобы кивнуть и одарить его фальшивой улыбкой. Он медленно идет прочь, ожидая, когда я заговорю. Мне нечего сказать. Хорошего точно нечего. Мое сердце болит, кричит: беги, скройся, прежде чем он поймет, что ты ушла. Но Джуд наверняка сразу узнал бы, что я сбежала. И мои родители будут убиты прежде, чем я успею добраться до дома. — Я буду в своем кабинете, — снова говорит он, словно не готовый смириться с моим молчанием. Но это мой выбор. Я больше не хочу с ним разговаривать. Как только он выходит в коридор, я закрываю дверь и запираю ее изнутри. Бесполезно, учитывая, что у него есть ключ. Но мы оба знаем, что я не хочу, чтобы он был здесь. Я иду в свою новую комнату, забираюсь на внушительную кровать и обнимаю подушку. Слезы вырываются на свободу, я совершенно опустошена. Жизнь — отстой. Джуд, может, и хорошо ко мне относится, но это не значит, что я хочу быть здесь. Глупые слезы продолжают течь и не хотят останавливаться. Тяжесть в моем сердце и теле сокрушает каждый кусочек надежды. Воздух становится плотным от безнадежности. Мне не выбраться отсюда. Моя голова затуманивается от слез, глаза распухают. Слезы, наконец, останавливаются, и как только реальность расплывается вокруг меня, я засыпаю. 17 глава Прошло двенадцать дней с тех пор, как Джуд перевез меня в мои новые комнаты. Он постоянно находится рядом, и я постоянно плачу. Я сдерживаюсь, пока он находится со мной, но как только возвращаюсь в свою комнату, даю волю слезам. Вина наполняет меня, хоть мое разбитое сердце и продолжает биться. Ночи еще хуже, чем дни, потому что именно ночами я больше всего скучаю по своим родителям. Печаль заставляет меня чувствовать себя слабой и жалкой плаксой. Раздается стук в дверь, и я кричу: — Войдите. Это может быть только Джуд, охранникам запретили ко мне входить. — Ужин готов, — объявляет Джуд, небрежно садясь на кровать. — Готова поесть? — Конечно. — Я чувствую себя такой потерянной и переполненной грустью. Но я должна стараться и не терять надежды на то, что однажды Джуд все-таки отпустит меня домой. — Я отвезу тебя кое-куда после ужина. — Хорошо, — отвечаю я монотонно. — Это связано с работой? — Нет. Я знаю, как тебе тяжело здесь. Я переворачиваюсь на кровати, чтобы он не видел моего лица, и позволяю слезе стечь по щеке. Я стараюсь, чтобы голос звучал ровно, когда говорю: — Все со мной будет нормально. Я слышу тяжелые шаги Джуда, он выходит из моей комнаты. — Я жду тебя к ужину. Дверь захлопывается, и я понимаю, что он ушел. С тяжелым сердцем и слезящимися глазами я выбираюсь из постели и направляюсь в кухню. Запах приправ разносится по дому. Мой желудок урчит в предвкушении того, что приготовил шеф-повар. Войдя на кухню, я вижу, что Джуд стоит в конце стола и разговаривает по телефону. Заметив меня, он понижает голос. Этот дом полон тайн. Да, раз уж ты преступник, тебе стоит хранить свои секреты от других. — Мне будет нужно уехать, — говорит он, когда я подхожу ближе. Нет нужды спрашивать его, с кем он говорил по телефону, потому что это не мое дело. — Ты голодна? — спрашивает он, отодвигая стул, чтобы я могла сесть. — Да, умираю с голоду. — Джуд садится, а Фрэнк вносит два блюда и столовые приборы. — Спасибо, Фрэнк. Может, Фрэнк и стар, но с тех пор, как я здесь, я кое-что узнала о нем. Его жена Джанет умерла, и он одинок, я узнала это из первого видения, когда Джуд испытывал меня. А еще я узнала, что единственный сын Фрэнка умер много лет назад от редкой формы рака, и Джуд оплатил все медицинские расходы. — Не за что, мисс Лекси, — отвечает Фрэнк. — Пожалуйста, просто Лекси. — Ненавижу, когда он называет меня «мисс». Мне это кажется неправильным. Он настолько старше меня, что это почти неуважительно. — Да, мисс Лекси, — отвечает он. Он ставит блюда на стол на другой стороне кухни и начинает накладывать еду на тарелки. Джуд наблюдает за ним. Поставив тарелки на наш стол, Фрэнк уходит. Взяв вилку, я пробую то, что приготовил повар. Конечно, это прекрасно, как и все остальное, что он готовит. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Джуд, пока мы едим. — Не задавай вопросов, на которые на самом деле не хочешь получить ответа. Просто скажи, что тебе нужно. Он улыбается и продолжает есть. — Ты всегда сразу переходишь к делу, не так ли? Я хочу лучше понять твои способности. — Я расскажу тебе, когда сама разберусь. — Ты все равно должна что-то об этом знать. Когда ты впервые поняла, что они у тебя есть? Склонив голову набок, я прищуриваюсь и смотрю на него. — Ты следил за мной, ковырялся в моем прошлом, и не знаешь, с чего все началось? — Сегодня дерзим. Мне это нравится. Боже, как же он меня бесит. — После того, как мне сделали операцию. — Удалили аппендикс? — Ты знаешь об этом? — У меня есть твоя медкарта, так что да, я знаю об этом. — Не слишком ли ты маньяк? — он смеется и продолжает есть так быстро, словно никогда больше не поест. — Помедленнее, Джуд, у тебя будет несварение желудка. Он отмахивается от меня и продолжает набивать рот едой. — Ну, это началось, когда я очнулась после операции. Медсестра… — я замираю, вспоминая Хейли и то, как она умерла. По коже бегут мурашки, а по спине течет холодок. — Какая медсестра? — его голос заставляет меня вернуться к реальности и оставить воспоминание о Хейли в прошлом. — Хейли. В ее длинных темных волосах был розовый бант. И у нее были самые добрые глаза. Она была так мила со мной, но ее убил человек со шрамом на лице. — Я показываю на свою щеку. — Ты видела видение? Я киваю и кладу вилку на край тарелки. — Я видела человека, который убил ее. Он знал ее. Он убил ее, а потом подошел к ее телу и сказал: «Ты должна была слушать меня». Никогда в жизни я не была так напугана. Я понятия не имела, что происходит, пока не увидела в новостях, что ее застрелили. И пока я смотрела, это было как дежавю, и я не могла остановиться. Я даже не могла никому рассказать, потому что боялась, что они подумают, что я схожу с ума. Надо было ей что-то сказать. Тяжесть сжимает мое сердце, и я кладу руку на грудь, чтобы унять ее. Я могла бы спасти ее, но не сделала этого. Вина давит на меня. Джуд пододвигает свой стул поближе ко мне и гладит меня по спине. — Если бы ты ей сказала, она бы тебе не поверила. Я прячу лицо в ладонях, всепоглощающее чувство вины накрывает меня с головой. — Я могла бы спасти ее. Я должна был что-то сказать. Я ругаю себя за то, что удержалась и ничего ей не сказала. Но я действительно понятия не имела, что происходит. Вот почему…