Мы обговорили с Викторией расписание, оплату, обменялись телефонами, и она попрощалась. Однако в зеркало я увидела, как, выходя, она обернулась на пороге и пристально уставилась на меня, точно фотографировала. Ощущение опасности, не покидавшее меня в последнее время, с появлением девушки только усилилось. Девица оказалась настырной и упорной. Крупные формы ощутимо ей мешали, в каких-то моментах Вика была неповоротлива и даже неуклюжа, но я видела, как она старается, как хочет научиться и как выбивается из сил, пытаясь повторить за мной движения. Это упорство внушило мне уважение к ученице и заставило посмотреть на нее с другой стороны. Вика была немногословна, даже замкнута, после тренировки испарялась моментально, словно ее и не было. Мне казалось, что она живет одна, и однажды во время пятиминутного перерыва я спросила об этом. Вика, вытянув ноги, сидела на паркете, прислонившись спиной к стене, и тяжело дышала. На мой вопрос прозвучало равнодушное: – Да, одна. – Совпадение, – улыбнулась я. – Меня тоже никто не ждет вечерами. – Даже поклонника нет? – недоверчиво повернулась в мою сторону Вика. – Нет, – подтвердила я почти весело. Она помолчала, а потом предложила: – А вы не хотите после работы в кафе зайти? Просто посидеть, поговорить о чем-нибудь? Предложение меня слегка озадачило – зачем ей посиделки? Но, с другой-то стороны, почему бы и нет, меня ведь и в самом деле никто не ждет. – Я заканчиваю в десять. – Отлично, тогда съезжу по делам и вернусь за вами, хорошо? – Мне показалось или в ее голосе мелькнули радостные нотки? Отработав последнюю тренировку, я зашла в душ и прислонилась спиной к холодному кафелю. Тело ныло, ноги гудели, как телеграфные столбы, перед глазами летели черные точки, а нужно наскоро ополоснуться, одеться и идти – на улице ждала Вика. Прохладная вода более-менее привела в чувство, я оделась и поправила макияж. Ничего, посижу часик, от меня не убудет, да и отвлекусь заодно от безрадостных мыслей. Я полезла в сумку, чтобы найти там завалявшуюся карточку на метро, и наткнулась на скомканную салфетку. Привычка записывать что-то на обрывках, талонах, старых билетах, рекламках, что щедро раздают у входа в метро, не исчезла даже тогда, когда я приобрела привычку носить в сумке блокнот. Мне просто лень иной раз доставать его, а потому в ход шли «подручные средства». Вот так обнаружилось стихотворение, написанное небрежно и впопыхах в ресторане, где мы отмечали день рождения директора клуба. Оттенки юности моей, Пустого радостного жара, Мне снятся лучшие из дней, Мне – молодой. Мне – старой. Оттенки ревности моей, Ненужных слез, сомнений лишних, Мне очень жаль, что все так вышло, Ревнивой – мне. Ревнивой – ей. Оттенки радости моей! Пусть снова будет то, что было, Ко мне мои вернутся силы, И ты о прошлом не жалей.[1] Судя по смыслу, адресовано Марго и касалось, разумеется, нашего общего прошлого. Повертев салфетку, я щелкнула зажигалкой, и язычок пламени лизнул белое тело бумаги, испещренной буквами, как затейливой татуировкой. Когда же я прекращу рифмовать? И когда прекращу страдать о том, о ком не стоит? Вика ждала меня на парковке – курила, вытянув ноги с водительского места темно-синей «Ауди», и я удивленно уставилась на дорогую иномарку. – Садитесь, Мэри, – пригласила хозяйка и, легко перегнувшись, открыла мне дверь. – Хорошая машина. – Да, хорошая. Только проблем с ней… – Вика повернула ключ в замке зажигания и выехала с парковки, направляясь в сторону центра. – Вы не будете против, если мы посидим в одном неплохом местечке? Там довольно шумно, но есть тихие уголки. Мне было все равно, однако когда мы, припарковав машину в переулке, пошли в сторону моей станции метро, я вдруг поняла, какое именно место имела в виду Вика. В этом кафе мы не раз обедали с Марго, это она привела меня туда сразу в первые дни знакомства. Я даже помнила, что мы тогда заказывали – молодую картошку, какие-то совершенно фантастические паштеты и, кажется, отбивные. Надо же… Мы спустились в подвал, Вика шепнула что-то подскочившему администратору, и нас моментально провели в самый дальний уголок, туда почти не долетали звуки музыки. Мы расположились за небольшим столиком, подошедшая официантка зажгла свечу в стаканчике из темного стекла, положила перед нами две большие карты меню. Я мельком пробежала его глазами, поняла, что ничего не хочу, а дома меня явно ждет ужин, приготовленный заботливыми руками Марго, и мне придется сделать вид, что я его ем, иначе она обидится, а потому решила заказать только сок и кофе. – Вам нравится здесь? – обеспокоенно спросила Вика, сидевшая напротив и напряженно следившая за выражением моего лица. – Очень, – но на самом деле меня вдруг опять посетило ощущение, что меня просто режут взглядом на части, а потому я начала осторожно осматриваться. Нет, ничего… – Тут бывают живые концерты, правда, по пятницам, – продолжала Вика. – Да, я знаю. Я живу рядом, иногда захожу с подругой. – А я знаю, – вдруг огорошила она меня и покраснела. Я удивленно подняла брови: – То есть? Не помню, чтобы мы это обсуждали. – Ну… – Так, послушайте меня, Вика, – я потянулась через стол и накрыла ее руку своей. – Мне не нравится то, что я слышу. Я не говорила, что бываю здесь. Не говорила вообще ничего – мы мало разговариваем. Так откуда вам известно, что я живу рядом? Зачем вы следите за мной? – Я не слежу. Просто случайно видела, как вы идете от метро, и поехала следом. «Снова врешь, девочка, – подумала я. – Врешь – потому что я не хожу от метро переулками, как делает Марго, а прохожу чуть вперед и иду против движения по нашей улице, а она – односторонняя, вот так-то. И ехать за мной на машине ты ну никак не могла. Но зачем ты врешь, почему?» Вика молчала, только смотрела на меня в упор серыми прозрачными глазами. Я не могла понять, что ей нужно, зачем это все? Вика аккуратно высвободила свою руку из-под моей и улыбнулась подошедшей официантке: – Мы готовы заказывать. Та кивнула, записала все и ушла, а моя ученица закурила, окутав себя облаком дыма. Я решила пока не обострять отношения, послушать, что еще скажет эта странная девушка. Внезапно она спросила: – Скажите, Мэри, вам не страшно жить одной? – Все интереснее и интереснее. Я просто ответила: – Я привыкла. – А я вот никак не могу. Живу пять лет – и не могу привыкнуть. Боюсь, – призналась она, удивив меня. Такая с виду бой-баба – и боится? А Вика продолжала свой мини-допрос, с каждой секундой заставлявший меня напрягаться все сильнее: – Я давно хочу спросить, но никак не решаюсь… Почему вас зовут Мэри, я слышала краем уха, что это не настоящее имя? Я пожала плечами, вытащила из пачки сигарету: – Мое настоящее имя слегка вычурно для меня, и потому все вокруг зовут меня Мэри или Мария Юрьевна. Согласитесь, Вика, это значительно лучше звучит, чем Лейла Вагифовна? Привычнее для русского уха, во всяком случае. – Вы армянка? – Не похоже? – Я в упор уставилась на Вику и сидела так до тех пор, пока она не опустила глаза и не пробормотала: – Н-ну… как смотреть… Мне надоело играть в эту игру в загадки, а потому я решила задать вопрос в лоб, правда, не особенно надеясь на правдивый ответ: – Слушайте, Вика, а откуда все-таки у вас такой интерес к моей персоне, а? Она ощутимо покраснела, даже в полутемном зальчике стало видно, как круглые щеки залил румянец, а пальцы, держащие сигарету, задрожали. Ответа на мой вопрос, как я и предполагала, не последовало, подошедшая официантка начала расставлять на столике наш заказ, и я решила больше не касаться темы, которая почему-то очень уж нервирует мою странную ученицу. В этот момент я сильно пожалела, что в городе нет Джефа – уж он-то помог бы мне разобраться, что к чему. Но почему у меня так ломит в затылке? Я физически чувствую: кто-то уставился на меня и не отводит взгляда, прожигающего мне затылок. Я резко обернулась – ничего странного. В нашем «закутке» четыре столика. Один из них пуст, за вторым сидит компания, которая оживленно беседует о чем-то, наклонившись к столу, а за третьим сидит влюбленная пара – мужчина с бородкой, в элегантном свитере и белой сорочке, держит за руку молодую женщину в облегающем синем платье. Лицо ее показалось мне смутно-знакомым, но я не смогла ничего вспомнить. В общем, явного интереса ко мне никто не проявлял, а ощущение не покидало. Вообще вечер оказался бестолковым. Вика больше молчала, изредка спрашивая какую-то ерунду вроде моих любимых цветов, надолго умолкала, глядя куда-то мне за спину. Когда же ее взгляд снова фокусировался на мне, то в нем появлялось что-то такое, что заставляло испытывать смущение. Так обычно смотрели на меня мужчины… Но подобная мысль казалась мне абсурдной, нелепой, даже кощунственной. Я тоже не знала, о чем говорить – мне не особенно интересна и сама Вика, и ее жизнь. Я предельно эгоистична и не склонна проявлять интерес к тому, что не касается меня лично. Ну или Марго – потому что считаю ее частью себя. Бросив беглый взгляд на часы, обнаружила, что уже двенадцатый час. Слава богу, нашелся повод уйти. Я положила на столик несколько купюр и встала: – Простите, Вика, мне нужно идти. Завтра первая пара в двенадцать, я должна выспаться. Она суетливо встала: – Я вас отвезу… Я усмехнулась, покачала головой и насмешливо сказала: