«Иррау, – вспомнилось Арону, – янтарноглазые». Так этих полулюдей называли на севере. В детстве матушка рассказывала ему сказку, эхо истинной истории. Однажды, говорилось там, в страшную ночь Передела к одному племени пришел юный бог и предложил сделать так, чтобы не умирали от голода дети, не уходили в зимнюю стужу старики. Предложил им стать лучшими охотниками, обрести нюх, ловкость и быстроту зверя. А когда люди спросили, в обмен на что он даст им это, бог сказал: плата ничтожна, отдав ее, они даже не поймут этого. И они действительно не поняли. Ни они, ни их дети, ни дети их детей… Так рассказывала его мать, дочь жрицы и внучка жрицы. А когда сын спросил, что именно они, эти люди, принявшие дар бога, потеряли, засмеялась и ответила: «Спроси у них, если встретишь, поскольку я не знаю». Впрочем, куда больше северянин хотел бы знать, что теряют те, кто принимает Дар Темной магии. Разговор полукровки и оборотней Арон слушал молча, лишь иногда скользил взглядом по незнакомым лицам. Слушал про жизнь столицы, про ту ее часть, которая известна тайным службам императора, и про ту, о которой они не должны подозревать. Про нелюдей, скрывающихся под человеческими масками, про полулюдей и про обычных смертных. Про надменных эльфов, про Народ Песков, впервые со времен Первого Императора приславших послов в Эверград. Просто слушал, слишком опустошенный, чтобы испытывать какие-то эмоции. Наступила ночь. Крупица за крупицей возвращалась магия. Крупица за крупицей – вспышки огня, власть над водой, землей, воздухом. И тьма. Нет, не так – Тьма. Обладание ею было самым сладким, самым желанным, и Арон метался на широком ложе, пойманный между сном и явью, не в силах вырваться и уже не желая этого. Сперва – лишь способ выжить, нежеланный дар, теперь… Потом сон победил, принеся на крыльях обрывок не то сказки, не то воспоминания. …Глаза чужака залиты чернотой, словно дегтем, по самые ресницы. Ни радужной оболочки, ни зрачка – там, откуда он явился, в них нет нужды. – Радуйся, маг! – Голос чужака гулко катится по прибрежному гроту, по затерянному храму сгинувшего морского божества, храму, с некоторых пор принадлежащему божеству новому. – Радуйся! Маг молча кивает, принимая древнее приветствие, теперь сохранившееся лишь в самых затерянных уголках мира, но не отвечая тем же. Радость – он не желает ни с кем делить это чувство. Не желает, а потому молчит, ведь здесь все слова имеют силу, имеют власть над реальностью. Черноглазый кланяется в пустоту грота и делает шаг в сторону, растворившись в тенях. Маг скользит взглядом по остаткам тающего эррэ вестника – не рожденного, а созданного, по игрушке бога, – и отворачивается. Однажды он тоже сможет создавать собственные игрушки, так же походя ломать их и воссоздавать вновь. Из пепла, из воды, из тьмы. Однажды. А пока он должен предстать перед богом, которому обещал служить, посмотреть в его вечно изменчивый лик, взять глоток его мудрости и горсть его страха. Стены грота раздвигаются, растут, узкая щель неба становится еще меньше, отодвигается, исчезает. Меркнет неяркий солнечный свет, возвращая власть тьме. Нет, не так – Тьме. Маг улыбается: Тьма – его сестра, самая верная возлюбленная, самый драгоценный дар. Магу повезло с богом – бог тоже любит Тьму… Тьма продолжала смотреть на Арона, даже когда он проснулся, тянулась к нему, в самую глубь души, шептала: «Вот она я, здесь, рядом, только протяни руку», – а потом ускользала, прячась в тенях. И даже солнце, яркое летнее солнце, не могло ее прогнать. Или не хотело. Они, казалось, были заодно: яд солнечной гидры в его крови и сладкая ложь Тьмы – в ней же. А Сила возвращалась, все быстрее и быстрее. Глава 29 – Ты чего это с утра такой мрачный? – удивился Мэль, излучающий довольство жизнью. – Вроде не случилось ничего? – Не случилось, – ответил Арон, мысленно добавив: «Кроме того, что я теряю себя, совсем ничего». – Ну и отлично. – Полуэльф выложил перед магом несколько свитков. – Вот, частью отчеты, частью письма, доставили сегодня. Арон молча кивнул, глядя на бумаги, но не испытывая желания их читать. – Мне интересно, – без всякого перехода продолжал Мэль, – эти сихха из императорского дворца. Как ты с ними справился? – Не знаю. – Маг пожал плечами. – То есть не хочешь говорить, – сделал свой вывод полукровка, не обидевшись. – Впрочем, у тебя в запасе всегда имелись разные трюки. Но одолеть сихха – это действительно нечто, можешь гордиться. – Я горжусь, – без всякого чувства согласился северянин. – Куда ты их дел? – продолжал допытываться Мэль. Арон промолчал. – Я к тому, что император опять прислал гонца, – пояснил полукровка. – Передай, я все еще раздумываю над условием, и отошли. И сам, будь добр, исчезни. – Ты действительно способен их вернуть? – Мэль избирательно не услышал последней фразы мага. – Не знаю. – Арон красноречиво посмотрел на управляющего. Указал глазами на дверь. Вновь перевел взгляд на полукровку, и несколько секунд они играли в гляделки. Затем Мэлю надоело. – Скучный ты сегодня, – сказал он со вздохом. – Ладно, сиди один, твое магичество. Это был волшебный день, сияющий, солнечный, благословенный богами. День, когда хочется жить и любить, радоваться просто потому, что ты есть на свете. Мэа-таэль оглянулся на открытое окно хозяйских покоев и покачал головой: происходившее с Ароном никак не подходило этому летнему дню. Вообще ничему не подходило. Маг начал меняться, когда потерял память, но кровь солнечной гидры в нем что-то сломала. А может, не кровь, а временное лишение Силы. А может, и не оно даже, а нечто третье. Слишком скрытным был Арон, слишком хорошо умел прятаться за маской холодности и безразличия. Наверное, только один Мэа-таэль и знал, какой кипящий котел скрывается за внешним равнодушием Темного. Как, например, этой весной, когда девчонка ар-Кормов сумела его задеть. Как заледенели глаза мага, перед тем как он заперся в подземелье и начал творить волшбу. Да, красиво тогда получилось. Полуэльф даже съездил посмотреть на многонедельный ливень и серых чудовищ в каменных панцирях, что навели ужас на графство ар-Кормов. Красиво! Может, и в этот раз все окончится примерно так: вернет Силу, сотворит дикое колдовство, после которого его именем начнут пугать детей не только на севере империи, но и в остальных ее частях, и успокоится? Окно покоев мага было открыто, легкий ветер шевелил полупрозрачные занавеси, изнутри не доносилось ни звука. На миг почудилось, что в проеме промелькнул темный, нечеткий силуэт. Промелькнул и пропал, сколько бы полукровка ни вглядывался. Явилась мысль – вернуться и проверить, все ли в порядке. Но Арон был не в духе, злить его еще больше не хотелось. Пару минут Мэа-таэль постоял у дома, вслушиваясь, всматриваясь. Но все было тихо и спокойно. Когда Арон очнулся, стояла глубокая тишина. Северянин подошел к окну, отдернул паутинную занавеску. Небо сияло звездами, но луна уже клонилась к горизонту – значит, что-то разбудило его в самой середине ночи. Нет, не что-то, а кто-то. Да, Арон все еще слышал чей-то шепот на краю сознания, просьбу о встрече. Внутренний голос молчал, не ощущая опасности. Маг шагнул к двери, но потом заколебался. Зов шел не снаружи, а изнутри комнаты. Арон сделал по комнате несколько кругов, как потерявшая след гончая. Отзвук чужого голоса еще слышался в ушах, но эхо его разошлось по пространству неверными отражениями в зеркальных осколках… Ну конечно – зеркало! То самое, на одну ночь превратившее его в Венда. Северянин достал вещицу из кованого сундука, снял шелковое покрывало, повернул к себе. Сперва гладкая поверхность показалась непроглядно черной, как безлунная, беззвездная ночь. Потом внутри шевельнулись тени, обретая подобие человеческого лица, словно зеркало вспомнило свою обязанность отражать. Оформились черты, впадины черных глаз, два узких ритуальных шрама очертили широкие скулы… Арон почти не удивился, осознав, что вместо себя видит чужака, и более того – клановца, лучшего воина из тех, что можно купить за деньги. «Мое почтение, господин», – шевельнулись узкие бесцветные губы человека, в то время как слова прозвучали прямо в голове Арона. – Приветствую, – ответил северянин вслух, усилием воли подавив моментально возникшую панику. Подобный способ общения мог дать клановцу доступ к его воспоминаниям, притом что Тонгил-нынешний представления не имел, как защитить себя, кроме как выронить-отбросить-перевернуть зеркало. Но спасительная идея появилась почти сразу, и перед мысленным взором мага взметнулась огненная стена, отделяя внешний слой слов-мыслей от глубинной памяти. По лицу чужака прошла судорога боли. «В этом нет необходимости, господин, я не пытаюсь проникнуть в ваши тайны», – произнес он с укоризной. Арон не отреагировал. Большая часть его сил уходила сейчас на необходимость поддерживать магическое пламя. Это оказалось утомительней, чем заставить пылать настоящий огонь. – Для чего ты вызвал меня? – спросил северянин. Чужак нахмурился, но возражать дальше не стал. «У меня плохие новости о вашем сыне, господин», – проговорил он с прежней почтительностью. Арон сумел сдержаться и не вздрогнуть, но контроль над мыслями оказался слабее: огонь с ревом взметнулся выше, пытаясь перейти в реальность. Чужак отшатнулся, инстинктивно вскинул руку, чтобы защитить лицо от пламени. Арону показалось, будто красная пелена действительно заволокла пространство между ними – на одно мгновение. Потом все очистилось. «Мальчик жив, господин, – торопливо добавил клановец, с опаской убирая руку. – Мальчик жив и не ранен. В ближайшие дни мои люди отыщут его». Несмотря на собственные уверения, клановец нервничал. – Отыскать можно только потерянное, – холодно сказал Арон, сожалея, что не может вытащить клановца к себе и все из него вытрясти. Сын? Могла ли речь идти о Рике? Или о другом ребенке, сыне Тонгила-прежнего от неизвестной женщины? «Цепь несчастливых совпадений, господин! – с кажущейся искренностью воскликнул чужак. – Мы ожидали поездки в храм Каира Солнечного только через два года. Тэра Мэлгон тоже не подозревала о перемене в планах мужа. Когда в храме Темный Дар мальчика открылся, тар Мэлгон, как вы и предупреждали, попытался убить ребенка. Один из моих людей успел остановить его, но во время схватки мальчик исчез». Тар и тэра Мэлгон – какое отношение они имели к его сыну? И… Темный Дар? У Рика или у другого ребенка его крови? Хотя он глупец, что прежде не задумывался о подобном. Чем могущественнее маг, тем выше шансы на рождение у него детей с Даром, а Тонгил – один из сильнейших Темных этого мира. Если речь идет о Рике, ему скоро должно исполниться десять. В прежнем мире его сыну было шесть, когда он умер. Потом три долгих года Арон искал возможность отомстить некроманту, убить врага, а не бессмысленно погибнуть самому, как иные мстители… Здешний Тонгил – виделся ли он когда-нибудь с ребенком или лишь получал доклады от тайных слуг, подобных этому? Знал ли мальчик, кто на самом деле его отец?