— Уйди! Уйди! — визжала женщина. У нее уже сел голос, она покраснела от крика, она хрипела, кашляла, била по плечам девушку и снова визжала: «Уйди!» «Уйди!» «Уйди!» Корделия взмолилась, чтобы женщина замолчала, но ту словно заело. В воздухе витало неприятное возбуждение. Люди, потные, с маслянистым блеском в глазах, шептались, смеялись, бродили вокруг девушки и кричащей женщины, брали что‑то из саквояжа, пихали «предмету» в волосы или в платье и заходили на новый вираж. Корделии казалось, что она пришла под конец шумной вечеринки, где все изрядно выпили. Корделия и сама так себя чувствовала — нереальной, будто хватила лишку. — Уйди! — не утихала женщина. Корделия задумалась, сумасшедшая ли это? Или родственница девушки, которая просто впала в истерику от происходящего. — Уйди! Было от чего. На лбу у «предмета» кто‑то написал черным «Красотка», а свечи за спиной зажгли. Из ранок на левой руке сочилась кровь, и белобрысый господин во фраке слизывал алые капли. Иногда господин не поспевал, и те падали на пол, на платье. Странно, еще утром оно сияло белизной, а теперь его порезали на лоскуты, обрызгали грязью, кровью и уляпали отпечатками рук. Корделии представлялось, что женщине следует кричать «Уйди» на безумца во фраке, но нет — та кричала именно на девушку. Корделия снова поискала глазами Йонниберга, и под сердцем сжалось — его нигде не было. Ушел? Не отыскал ее в толпе? Корделия глянула на часы. Больше оставаться не стоило, и внутренности стянуло холодком. Ушел или нет? Она и радовалась, что встретила Йонниберга, и злилась от этого. Аккурат сегодня, здесь — и теперь снова потеряла в толпе, как и несколько лет назад. Как бы все сложилось, если бы они тогда не разминулись? Корделия в отчаянии сжала часы в руке, и циферблат с хрустом треснул. Статный, красивый юноша подошел к девушке, открыл ей рот и невозмутимо сунул нож промеж зубов. Девушка напряглась, и Корделия тоже напряглась, перестала дышать. Она представила, что эта глупышка ничего не видит из‑за пластырей на глазах и только чувствует, как холодная сталь елозит, скребет по зубам и упирается в небо. Корделию передернуло, но тут молодой человек вынул нож изо рта «предмета», поводил лезвием в полосе солнечного света и скрылся. Корделия на секунду почувствовала облегчение, а потом к девушке приблизился еще один господин и стал развязывать шнуровку на платье. Дородная женщина взяла его за плечо и сказала что‑то. Тот не отреагировал. Корделии сделалось неловко. Она посмотрела вокруг — люди вели себя так, будто ничего неестественного не происходило. И Йонниберга все не было, и женщина все визжала «Уйди!», и чувствовалось по голосу, что у нее уже нет сил, но и замолчать она уже не сможет. Уйди. Уйди. Уйди. Уйди. Уйди. Корделия в отчаянии посмотрела на девушку, которую пара мужчин перенесла в пятно солнечного света. Платье сползло к бедрам, одна свеча выпала, изошла сизым дымом и погасла. Уйди. Уйди. Корделия и хотела «уйти», но Йонниберг как сквозь землю провалился, и эта девушка… именно ее было жалко, то ли из‑за молодости, то ли из‑за свойственной этой самой молодости дурости, которая почудилась Корделии на глубине зеленых глаз. Корделия, как во сне, направилась к изваянию могучего воина, что вздымал горящее копье. Когда никто не видел, она сунула руку в нишу за постаментом и зажмурилась. Раздался щелчок. * * * «… итого из оружия в зале Северных народов были найдены: нож — 4 шт. опасная бритва — 1 шт. бомба неопределенного действия (находилась в нише за одной из статуй; представляет собой часовой механизм, ударное устройство и запаянную колбу с прозрачной жидкостью; колбу отдали в университет для исследования) — 1 шт. пистолет — 3 шт. официальные сабли представителей посольства Риберии (из посольства прислали запрос с просьбой их верну…» Стефан отчаянно зевнул и вытащил из пенала пневмопочты, который держал под мышкой, документ с гербовой печатью. «КОМУ: Департамент дознания Леемстада, лично в руки Стефану Зееману. ОТ КОГО: Служба управления зданиями посольства республики Риберия. В ответ на ваше обращение сообщаем, что точное описание болезни, которая сейчас распространяется в наших городах, мы предоставить не можем из‑за задержки пакетбота в территориальных водах Гольмийского протектората. Однако врач нашего посольства постаралась составить для вас описание на основе ее переписки с родными и друзьями (уточняем, что лично она не видела ни одного случая заболевания). По всей видимости, болезнь вызывается спорами так называемой черной плесени (Aspergillus niger), которую можно встретить в лесах Риберийского полуострова. Заражение идет воздушно‑капельным путем. Инкубационный период составляет 1‑2 часа. Впоследствии у человека возникают симптомы инфекции (температура, слабость, боль в суставах). Параллельно идет распространение плесени в верхних слоях кожи: почернение, омертвение и ороговение, из ран активно выделяются споры. В этот момент человек наиболее заразен. Сильные боли и зуд сопровождают этот период. Возможно загнивание ран. Общая продолжительность заболевания составляет 2‑3 недели. Прогноз благоприятный при надлежащем лечении (постельный режим и борьба с загниванием), исключение составляют люди с ослабленными здоровьем: пожилые, беременные, дети. Примерная смертность составляет 1 к 6. В заключение напоминаем, что ваш магистрат обещал нам „четкое и ясное“ объяснение гибели главы нашего посольства. Также в ведении вашего Департамента находятся три сабли и три пистолета, принадлежавшие послу и его охране. Просим вернуть их по причине высокой значимости для церемониала и стои…» — Господин дознаватель, — прервал получтение‑полудрему Стефана мужской голос. Стефан сфокусировал взгляд и осознал, что идет по подвалу городской больницы. Из полумрака, который едва рассеивал голубоватый свет ворванки на лестнице, выступил незнакомый врач. — Опять к нам? — спросил доктор. — Да и не то чтобы опять, а… Стефан лукаво улыбнулся. Он не помнил, что спускался в мертвецкую раньше, он вообще мертвецкие не любил. Белые стены, белый пол, и смотреть, кроме тел, не на что. — … а насчет нашей художницы, молодой человек, — закончил Стефан. Врач отвел взгляд, и Стефану стало не по себе от мысли, что он уже был здесь. На самом деле был и не помнит. — Положим, я уточнить, — быстро добавил Стефан и заговорщицки подмигнул. Несмотря на внешнюю бодрость, внутри у него все омертвело. Он четко, до животного ужаса, осознал, что впадает в то самое слабоумие. Пускай медленно, пускай не так страшно, как описывали в газете, но эти пустота, без‑мыс‑ли‑е уже маячили впереди. — Положим… — неловко сказал врач. В молчании они пошли по темному, леденящему коридору. Звук шагов эхом разносился по подвалу. Стефан тщетно гнал мысли о памяти, но как раз это — вот ирония! — не забывалось. — Герцогиня все‑таки приедет на опознание? — прервал тишину врач. — Побойтесь Бога. Прислала записку, что детей у нее нет и не было, а домыслы общественности о ее внебрачных связях не должны интересовать департамент дознания. Врач хохотнул. — Герцогиня льда. Вот не зря ей дали такое прозвище. Стефан задумался и не ответил. — Говорят, она совсем разорена? — Не люблю сплетничать. Уж простите старика. — Да это я так… Они помолчали. — О той, с клеймом змеи, что‑то узнали? — спросил врач. Стефан непонимающе посмотрел на него. — Женщина с клеймом двухголовой змеи. Северянка. Я вам говорил. — А! — Стефан облегченно вздохнул. — Право слово, что‑то там ничего толком не узнается, хе‑хе. Стефан вспомнил, что у женщины нашли камею с гравировкой «К от Й», и подумал, что можно об этом упомянуть, но тут они вошли в мертвецкую. Стефана обдало сыростью, вонью гниения, и все мысли пропали. Он машинально остановился. Врач зажег светильники на стенах, а те сцедили голубоватый свет на белые столы, которые бесконечными рядами уходили в темноту. На каждом под простыней лежало тело. — Вот она, — врач подошел к третьему слева столу и зажег еще одну лампу. В углу лежал открытый саквояж, и Стефан бросился к нему, как к спасению. — Что вы… уточнить? — А пускай и все, молодой человек, — выдавил Стефан. Он услышал, как с шуршанием оттянули простыню, и наклонился к саквояжу, чтобы не слышать мерзкого звука. Каждый предмет, который принесла девушка в музей, снабдили биркой и пронумеровали, словно экспонаты странной выставки: перья, черная ткань, батон серого хлеба. Переносная лампа. Нож. — Все? Ладно. Ну… много внешних повреждений. Порезы — судя по всему, кухонным ножом из ее вещей. «Ботинки, куски ткани, — перебирал мысленно Стефан, чтобы отвлечься, — диплом об окончании историко‑культурного факультета. Роза». — Проколы. Это шипами той розы, на которую вы смотрите. «Бутылка вина, лейкопластырь, виноград, сигареты». — Мелкие ссадины. Царапины. Порезы во рту, на шее. В области детородных органов. «Ножницы, гвозди. Металлический прут». — На плечах и груди ожоги от сигарет. В ключицу вбит гвоздь. Почти вся левая половина тела обожжена. Стефана повело в сторону. — Вот оно как?..