2. Набор химреактивов. Разумеется, достались Тане. Правда, она поразилась странному набору препаратов, в число которых входил эфедрин. Нгомо извиняющимся тоном сообщил, что в джунглях они обычно используют помет гамадрила, выдержанный в слюне больного белого питона. Но в Москве эту штуку не всегда можно достать. Таня пообещала извлечь эфедрин из зубной пасты. 3. Алене достались два кулинарных рецепта. Нгомо потребовал в точности следовать им. Кушанья нужны для жертвоприношения голодным духам. Алена с первых строк поняла, что первое — кулебяка с капустой, а второе — торт «Наполеон». Она имела слабое представление о гастрономических пристрастиях представителей потусторонних сил, но странный выбор и не менее странное сочетание ее немало удивили. Напоследок Нгомо сообщил, что обряд должен происходить в полночь. И тут Таня забастовала: — Пошла она на… вся эта африканская мутота! — Таня в ярости раскидывала стулья. — Факиры недоделанные! Ненавижу дилетантов. Профанация науки! Но она сама отрезала путь назад. Она поняла это, бросив взгляд на подруг. Таня недолго колебалась между верностью подругам и верностью кодексу ученого-химика. Подруги важнее. Шабаш назначили у Тани. Ее квартира пустовала. Близнецы осваивали унаследованную от папы дачу под присмотром могильщика-шекспироведа, с которым подружились навек и нашли массу общих философских тем для обсуждения теплыми летними вечерами. Сова заухала, завертела головой и взмахнула широченными крыльями. Ирина вяло отмахнулась, но Алена трусливо отошла к двери. Таня занималась привычным делом — злилась: — Где шаман? Где этот сукин сын колдуна? Я сижу здесь, как последняя дура… — Дуры, — поправила Ирина и подлила в блюдечко воды для совы. — Не ты одна дура, а все мы дуры. Меня сова достала. Мало того, что я пообещала в зоопарке, что перед сном поймаю для нее живую мышь… — Живую? — вскрикнула Алена. — Ага, живую! Меня еще заставили пересчитать чуть ли не все перья у этой птички. Мышь я купила на Рижском рынке. Ну и цены сейчас на мышей! Вы, подруги, и представить не можете. Сову я везла в коробке, а там внутри темно. Бабушке-сове недавно стукнуло шестьдесят. И тут эта пернатая пенсионерка вообразила, что наступила ночь и пора на охоту. К-а-ак ухнет в коробке! Народ из вагона словно ветром сдуло! Милиционера, который потребовал коробку открыть, в палец клюнула. Жаль парня. Он, наверное, теперь стрелять не сможет… — Бедная ты, бедная, — пожалела Алена. — А у меня все нормально. Кулебяка пышная получилась, да и тортик что надо. — Ага, духам под хвост! — злорадно откликнулась Таня. — Лучше поинтересуйтесь, как я тряслась, эту наркоту, эфедрин, изготавливая! Из пасты не получилось, пришлось у аптеки спрашивать, напротив здания ФСБ, на Никольской улице. Там мне продали флакон солутана, который местные наркоши прозвали «салютом». Еще уговаривали недорого взять партию кокаина. Страху-то натерпелась! А вони от этого эфедрина! Надеюсь, что соседи не стукнут в органы. А то накроют меня за организацию наркозаводика… Да где, наконец, этот хренов Нгомо? — Он красится, — сообщила Ирина. — Разложил перед собой журнал «Моя первая татуировка» и, по-моему, пытается скопировать девушку под зонтиком. Обещал скоро появиться. А вот и он… Ой, девочки! Ой! Было от чего заойкать! Нгомо предстал перед дамами абсолютно голым, натянув носок красного цвета на причинное место. А сам походил на телеграфный столб, размалеванный ночью компанией обдолбанных панков. Принесенные Ириной краски он израсходовал полностью. Свободного места не осталось. Непонятно как, но ему удалось разукрасить и спину. Сова, сидевшая под потолком, на кухонном шкафу, приготовилась в очередной раз ухнуть, но увидела Нгомо и в ужасе спрятала голову под крыло. Подружки тоже оцепенели. — Что, женщины, начнем? — буднично произнес Нгомо, плотоядно поглядывая на Аленину стряпню. — Я приступаю. Он нудно и немузыкально заголосил и пошел по комнате вприсядку. Танец продолжался минут пять. И подруг постоянно преследовало убеждение, что занятия в русском фольклорном кружке оказали на Нгомо большое влияние. В любом случае элементы барыни в ритуальном танце народа экваториальной Конги в его исполнении присутствовали. Нгомо прекратил танец внезапно, как и начал. — Духи голодны, — многозначительно произнес он, давя плечом косяка в сторону кухонного стола. — Духи уже во мне. Духов надо накормить. Духи успокоятся. Сытно перекусив, духи скажут, что сделать с корнем Ронго. — Прошу к столу, — пролепетала Алена. Нгомо не заставил себя упрашивать. Нгомо оказался прав, духи оказались чертовски голодны. Чавканье заставило сову выглянуть из-под крыла и тут же в страхе спрятаться обратно. Нгомо держал в одной руке ломоть кулебяки, в другой кусок «Наполеона», откусывая по очереди от каждого. На его подбородке смешались капуста и сливочный крем. Запасы еды стремительно таяли. Духи наворачивали за обе черные щеки. — Довольно! — нервно выкрикнула Таня. — Я не дам духам помереть от обжорства. Гони сюда продукты! Вредная женщина оторвала липкие и длинные пальцы Нгомо от блюда и вытряхнула остатки еды в мойку. — За дело, лишенец! Нгомо сообразил, что пиршество духов закончилось. Он утерся рукой и встал. — Посуду! — Его голос звучал торжественно. Таня, шепча под нос ругательства, взгромоздила на стол большой тяжелый чугунок, раздобытый на дачном участке при посредстве ученого могильщика. — Огонь! Ирина разожгла газовую плиту. Все четыре конфорки. — Компоненты! Таня вытряхнула из сумки кучку пакетиков, конвертиков, пузырьков. Отдельно положила мешочек с корнем Ронго. — А теперь садитесь и смотрите, как работают профессионалы! Нгомо священнодействовал. Он резал, тер, крошил, перетирал в порошок, смешивал и помешивал. Кухню затопил сложный аромат. Запах будоражил и вызывал нехорошие мысли. Хотелось завыть и немедленно подумать о продолжении рода. Подруги блуждали взглядами по стенам, стараясь не встретиться глазами. Под чугунком бушевало пламя, над чугунком струился зеленоватый дымок, принимающий очертания того, о чем мечтают старые девы душной летней ночью, лежа в одиночестве на низенькой тахте и глядя на луну. Из котелка поползла серая пена. Нгомо подхватил ее ложкой и сгрузил в кулечек, скрученный из плотной бумаги. Кулечек он сжег над чугунком. Накрыл посудину крышкой, устало прислонился к стене и неожиданно запел: Жили двенадцать разбойников, Жил Кудеяр-атаман. Много разбойники пролили Крови честных христиан… Нгомо оказался обладателем красивого баритона. В иное время домашний концерт был бы кстати, но не сейчас. Таня приготовилась к скандалу. Нгомо требовательно поднял руку, и Таня смирилась. Негр допел до конца. Все пять куплетов. — Извините, — пояснил колдун и сын колдуна, — мы на этом этапе ритуала свою песню поем, национальную, но для вас я подобрал русскую. Кстати, по смыслу обе песни похожи. В нашей тоже про вождя-головореза. Давно это было, но традиция жива… Готово! Как такое, по-вашему, называется? Ответ Тани краток и точен: — Галлюциноген. — Спасибо, тебе, Великий Нгомо! — Алена, прощаясь, долго трясла негру руку в коридоре. — Да что там! Пустяковое заклинание! — скромничал Нгомо. — Если кому из вас понадобится вырезать аппендицит… — Нет уж, спасибо! — Никто в мире не заставил бы Ирину лезть под нож сына колдуна. Подружки вернулись в комнату и устало рухнули на диван. На кухне пованивал порошок, рассыпанный на газетке ровным слоем для просушки. Запах не давал покоя, и подруги беспокойно заерзали. Алена первая подала голос: — Интересно, а как он действует, Ронго? Таня вскочила на ноги: — А вот мы сейчас и проверим! И я знаю на ком! …Чудо немецкой автопромышленности легковушка «БМВ» надежна в эксплуатации и внешне симпатична. Но это не значит, что ее не надо мыть. Именно помывкой собственного дорогого экипажа и занимался сосед Борисов-который-сверху, с которым Таня находилась в состоянии войны. Боевые действия обострились, перейдя в активную стадию после того, как Таня двинула его по голове пакетом с мусором, предназначенным на выброс. До этого Борисов обозвал ее детей «безотцовщиной». Не отваживаясь на крупные пакости, Борисов гадил по мелочам, отыгрываясь на близнецах. Последний раз он «случайно» опрокинул перед ними банку с автолом. Несчастные Твинз растянулись на тротуаре. Таня, отмывая масло с одежды близнецов, произнесла вслух содержимое всего словаря нецензурных выражений и даже придумала одно новое слово. Несмотря на поздний час, Борисов торчал во дворе. Вернувшись из деловых поездок по городу, он, прежде чем закатить в гараж, старательно драил бока своей любимицы дорогими импортными средствами. Его и машину, освещенных уличными фонарями, было хорошо видно из окон Таниной квартиры. На крыше машины была аккуратно постелена тряпица. На ней стояла бутылка пива, из которой Борисов иногда отхлебывал и довольно отдувался. Таня в двух словах объяснила, что делать. Алена, как всегда, не в счет. Во двор спустились Таня и Ирина. — Гражданин, эй, гражданин! — Ирина задорно помахала рукой. — Не подскажете, который час? Метро еще открыто? Борисов распрямился. Его глазки сузились и заблестели. Добыча сама перла в руки. — Метро? Э, куда хватили! Метро давно заперли! А вам куда? Подвезти? — Не-а, — протянула Ирина поскучневшим голосом. — Тогда я пешком… — Да куда вы пешком! — засуетился Борисов, поспешно вытирая руки. — Кругом одни бандиты шастают! Может, ко мне заглянете? А поутру и в метро! — Нет! — отрезала Ирина обиженным голосом. — Вы что себе думаете? Я на шалаву разве похожа? Борисов тут же переориентировался: — Давайте подвезу вас! Недорого возьму. Машину протру и… Пока Ирина беседовала с Борисовым, Таня прокралась к машине, высыпала в бутылку порошок и шмыгнула обратно в подъезд. — Ладно, — смилостивилась Ирина. — Я еще погуляю и подойду.