– Пару раз. – Может, она в бар пошла, подумал Шкет. – А я ни разу. Но она вроде умеет, да? Там всякие чудики тусуются. Я боюсь заходить. – Ладно. – Шкет снова огляделся: ее нет. – Двинули. – Идешь? Отлично! – Дюжину шагов Перец прошел следом. Потом сказал: – Эй. – Что? – Тут короче. Шкет остановился: – Ты сказал, Зайка живет прямо за баром Тедди? – Угу, – кивнул Перец. – Это вот сюда. – Ладно. Как скажешь. – Тут сильно короче, – сказал Перец. – Гораздо. Правда. – И, по-прежнему на негнущихся ногах, направился под деревья. Шкет в сомнениях пошел за ним. И удивился, как быстро они добрались до парковой ограды: прямо за лесистым холмом. Видимо, тропа к львиным воротам петляла сильнее, чем он думал. Сипя и гримасничая, Перец вскарабкался на каменную ограду. – Кстати, – пропыхтел он с той стороны, когда Шкет присел, готовясь прыгнуть, – Зайка – это мужик, вообще-то. Ага? Но ей нравится, когда ее называют «она». Шкет скакнул, придержавшись за ограду одной рукой. – Да-да, это я все понимаю. Шкет приземлился на мостовую, и Перец попятился. – Кстати, – повторил он, когда Шкет пружинисто выпрямился, – ты прямо как Кошмар. – То есть? – Он много орет. Но не всерьез. – Я больше не буду на тебя орать, – сказал Шкет. – Могу башку проломить. Но орать не буду. Перец ухмыльнулся: – Нам сюда. Они пересекли пустую улицу. – Встречаешь нового человека, идешь с ним, – вслух задумался Шкет, – и вдруг перед тобой совершенно новый город. – Это задумывалось как мелкий и околичный комплимент. Перец только с любопытством на него покосился. – Бродишь по новым улицам, видишь дома, каких прежде не видел, проходишь места, про какие даже не знал. Все меняется. – Сюда. – Перец нырнул в проем между домами – меньше двух футов. Они бочком пробрались между лупящимися досками. Земля поблескивала битыми окнами. Перец сказал: – Иногда все меняется, даже если идешь той же дорогой. Шкет припомнил разговоры с Тэком, но Перца решил не расспрашивать – тому, похоже, абстракции не очень-то давались. В проулке Шкет остановился и смахнул стекло с босой ступни. – Не порезался? – спросил Перец. – Мозоль каменная. Они прошли между раззявленных гаражей. Заднюю стену протаранила синяя машина – «олдсмобиль» 75-го? – треснувшие доски и просевшие балки, брызги стекла, следы покрышек поперек дорожки. Автомобиль вогнан в ломаную древесину до болтающейся дверцы. Кто, гадал Шкет, пострадал в аварии, кто пострадал в доме? С подоконника разбитого окна свешивалась голубая телефонная трубка – швырнули в страхе или гневе? Случайно уронили или разбили нарочно? – Во. – Перец подбородком указал на открытую дверь. Шагая темным коридором, Шкет учуял дуновение некой подгнившей органики, которая вот-вот приведет на ум… когда он вспомнил что, они уже вышли на крыльцо. Некто в зеленом комбинезоне и оранжевых рабочих сапогах, на высокой стремянке под фонарем на углу – женщина, которую он видел в первую ночь в баре, – отвинчивала уличную вывеску. Металл скрежетал по металлу; «ХЕЙЗ-СТ» вылезла из рамки. С верхней ступеньки женщина взяла «АВЕ КЬЮ», вставила в рамку и принялась закручивать шурупы. – Эй? – Это было забавно и любопытно. – А какая из них правильная? Женщина насупилась через плечо: – Ни та и ни эта, насколько я знаю, милок. Но Перец шел через дорогу к знакомой двери без вывески. Шкет зашагал следом, оглядывая улицу, отчужденную в дымчатом свете дня. – Я, по-моему, в такой час здесь ни разу не бывал. Перец только что-то буркнул. Дверь была через две от входа в бар. На вершине лестницы Перец заслонил щели света и постучал тылом ладони. – Хорошо, хорошо. Секундочку, дорогуша. Не конец же света, – (дверь распахнулась внутрь), – пока еще. – Белый шелковый шарфик на тонкой Зайкиной шейке был прихвачен серебряным кольцом для салфеток. – Если конец света, в такую рань я слышать об этом не хочу. А, это ты. – Привет! – Голос Перца старательно излучал бодрость и энтузиазм. – Это мой друг Шкет. Зайка отступила в квартиру. Когда Шкет перешагнул порог, она наставила на Перца костистый наманикюренный палец. – Это все потому, что у него зубы. Перец выдал пятнистую и щелястую улыбку. – Синантроп – знаешь синантропа? Синантроп умер от дырки в зубе. – Зайка отбросила с лица обесцвеченные шелковистые волосы. – Как увижу парнишку с плохими зубами, мне его сразу так жалко делается, что я… короче, я не виновата. Перец, радость моя, где тебя носило? – Господи, пить охота, – ответствовал Перец. – У тебя есть попить? Во всем этом, сука, парке воды, сука, не найти. – На буфете, милый. Никуда не переехало. Из бутыли с замысловатой этикеткой Перец налил вина в чашку без ручки, затем в стеклянную банку. – А ты имеешь представление, где он был? Я понимаю, он мне не скажет. – Зайка увернулась, когда Перец протянул банку Шкету. – Тебе в стекле, потому что ты гость. – Мне бы тоже мог налить, солнце мое. Но ты славишься тем, что о таких вещах не думаешь. – Господи боже, Заинька, я думал, у тебя уже есть. Правда. – Но наливать ей Перец не стал. Зайка задрала досадливые бровки и пошла за чашкой. Перец взмахнул своей: – Не говори ей, где я был. Я знаю, а она пусть гадает. – Он вылакал вино и пошел за добавкой. – Ты давай, садись. Присаживайся. Зайка, ты меня вчера отсюда вытурила? – Ты, пупсик, так себя вел – тебя надо было вытурить. – Зайка вернулась, держа чашку на кончиках пальцев, поднырнула Перцу под локоть. – Но мне шанса не выпало. Бывают такие тупицы особого розлива, не замечал? Бес-чувст-вен-ные, – на втором слоге она прикрыла глаза, – ко всему. Но за миг до катастрофы сливаются. Вот ее они предчувствуют отлично. Надо думать, у них выбора нет. Иначе сдохнут. Или им руку оторвет, или бошку, например. – Зайка сощурилась на Перца (а тот, налив себе уже третью, отвернулся от бутыли; его слегка отпустило). – Радость моя, вчера я готова была тебя пришибить. Могла бы грех на душу взять. Вытурила? Если б вытурила, ты бы сейчас здесь не сидел. Но сегодня я уже успокоилась. Шкет решил не спрашивать, что Перец натворил. – Валяй, – сказал тот. – Садись. На диван. Это я там сплю, так что нормально. Она спит там. – Мой будуар. – Зайка указала на соседнюю комнату, где Шкет разглядел зеркало и туалетный столик с флаконами и банками. – Перец очень на это напирает, когда приводит новых друзей. Да ты садись. Шкет сел.