Открылся лифт. Поднимаясь во тьме – перед глазами оранжево зависла «19», – он раздумывал о батарейках и потирал голый живот. Из-за двери новой квартиры Ричардсов донеслись голоса. Рассмеялась женщина – не миссис Ричардс и не Джун. Он позвонил. Приблизились заглушенные ковром ноги. – Да? – спросила миссис Ричардс. – Кто там? – Щелкнул глазок. – Это Шкедт! Зазвенела цепочка, дверь распахнулась. – Надо же, заходите! Билл, Ронни, Линн; это молодой человек, про которого мы рассказывали! – Воздух из открытой балконной двери пришиб свечное пламя; по прихожей раскидало свет. – Заходите, заходите. Шкедт, это друзья Артура… по работе. Артур? Пришли к нам на ужин. Выпьете с нами кофе? С десертом? – Слушайте, раз вы заняты, можно мне мистера Ричардса на минуту? – Шкедт? – окликнул мистер Ричардс из столовой. – Заходите, ну? Шкедт поперебирал гримасы, но, не найдя подходящей своему нетерпению, терпеливо шагнул вперед; ограничился хмурью. Миссис Ричардс сияла идеальной улыбкой. Шкедт вошел в столовую. Женщина, сидевшая подле мистера Ричардса, возилась со своей серьгой. – Мэри говорит, вы пишете стихи. Вы нам почитаете? – Чего? А. Нет, я не принес. Мужчина напротив этой женщины снял со скатерти локти в кожаных заплатах. – Зато принесли эту штуку. На вид опасная. – А. – Шкедт глянул на орхидею. – Ну, почти ведь темно уже. – Он расстегнул браслет, отколупал сбрую с пальцев, а за столом тем временем посмеивались. При таком ракурсе пламя на кончике белого воскового конуса закрывало Джун левый глаз. Она улыбнулась. – Вот, – позади него сказала миссис Ричардс. – Стул. Подвинься чуть-чуть, Сэм. Налей ему кофе, Артур. – А я чем, по-твоему, занимаюсь, лапушка, – с бесконечной приветливостью ответствовал мистер Ричардс. Крупная женщина в синем вельвете снова заговорила с мужчиной слева. Из руки в руку передали чашку. Женщина в зеленом платье улыбалась, но то и дело невольно стреляла глазами (бледно-серыми) в стальную клетку, которую Шкедт припарковал на углу стола. Поставила чашку рядом с орхидеей. Миссис Ричардс взялась за спинку своего стула, собравшись сесть. – Вот честное слово, я же говорю, Шкедт нам просто жизнь спас. Он так нам помог. Он нам уже как родной. Крупный мужчина на другом конце стола пальцем потер нос и сказал: – Мэри, ты уже пятнадцать минут идешь за десертом, а я глотаю вторую чашку кофе. Миссис Ричардс рассмеялась: – В самом деле, что-то я разговорилась. Иду, сейчас принесу. Джун, шурша кулачками в белой тафте, вкруг стола пошла на кухню. Мужчина подле женщины в зеленом перегнулся через нее и сказал: – Мэри только что разливалась про вас и ваши стихи. Вы живете в центре, да? Возле парка? – Да, – ответил он. – А вы где? – Ага-а! – Не выпрямляясь, мужчина пощупал воротник футболки. – Это очень хороший вопрос. – Ногти у него были нечисты, воротник сбоку обтрепался. – Просто очень хороший. – И выпрямился, смеясь. Щипля себя за серьгу, женщина справа от мистера Ричардса сказала: – Вы не похожи на поэта. Вы больше похожи на этих людей, про которых вечно пишут в «Вестях». – На скорпионов? – переспросил очень белокурый мужчина (твид и кожаные заплаты на рукавах) поверх стиснутых рук. – Волосы больно короткие. – Он волосатый, – возразила щипательница серьги. – Недостаточно, – пояснил блондин и отвернулся поискать салфетку, упавшую под пустой стул Джун. Шкедт ухмыльнулся женщине: – А вы где живете? Она бросила щипаться, удивилась: – Мы с Ральфом прежде жили на Темпл. А теперь мы… – и осеклась, потому что с другого бока ей кто-то что-то сказал или, может, даже пихнул локтем. – Вам там больше нравится? – спросил Шкедт, без интереса гадая, где вообще этот Темпл. – Что и кому сейчас может понравиться в Беллоне? Вошла миссис Ричардс с большой стеклянной миской. – Это что? – спросил мужчина слева от мистера Ричардса. – «Джелло»? – Никакое не «Джелло»! – Миссис Ричардс поставила миску перед мужем. – Это винное желе. – Сумрачно глянула в лиловое море. – С портвейном. В рецепте не было ни слова про сахар. Но это, я думаю, ошибка, так что я все равно положила. Подле нее Джун держала вазу с горой взбитых сливок, блестящих, как тафта. На запястье при свечах заблестела… Да нет, подумал Шкедт, не могла же она ее снять с… Но от этой мысли разулыбался. – Раздашь, Артур? Шкедт на своем углу примеривался неприязненно полюбезничать с щипательницей серьги. Но та сидела слишком далеко. Он повернулся к той, что сидела рядом, в зеленом: – Вы работаете с мистером Ричардсом? – Мой муж прежде работал, – ответила она и передала ему увенчанное белизной десертное блюдце. Он съел ложку: клен. – Мне, – сказал он и проглотил, – надо поговорить с мистером Ричардсом про деньги. Вам тут нравится? – Да, очень приятная квартира. Вы перенесли им всю мебель, они рассказывали. Он улыбнулся, кивнул и решил, что виноградного желе и взбитых сливок со вкусом клена просто не переживет. Мужчина подле женщины в зеленом снова через нее перегнулся: – Я с Артуром, вообще-то, не работал. Я вон с Биллом работал, он статистик в «ИСМ» – это где Артур. А мы с Линн просто примкнувшие. – Ой, – укоризненно сказала Линн, пока Шкедт глотал кофе, – нам просто надо поднапрячься, пока в городе такое. – Я тем и занят; я тем и занят. Нас, понимаете, несколько. Живем вместе в… короче, живем вместе. Нас как раз пытались выпереть из дома. Какие-то люди с такими вот штуками, кстати. – Он указал на орхидею. – Но сейчас я бы такую тоже носил, если б у меня была. – Ничего бы ты не носил, – возразила Линн. – Не носил бы ты. – Довольно сурово, – сказал Шкедт. – Если мы вместе, – продолжала объяснять Линн, – так гораздо лучше для детей. Понимаете, да? – Да, конечно! – Он уловил внезапную беспомощность в ее тоне и откликнулся. – О чем тут писать стихи? – Опять ее муж. – Никогда же ничего не происходит. Торчишь дома, боишься на улицу выйти. А когда вышел – все равно что, черт его дери, через болото вброд. – И всё, – согласилась Линн. – Ну правда. В смысле, сейчас в Беллоне. Совершенно нечем заняться. Джун у отца под боком сказала: – Шкедт пишет чудесные стихи. В свете свечей тени подпрыгнули во взбитых сливках.