Вы его видите? Я ничего не вижу. Не слышу ничего. Ой, Бобби, Бобби! Слышишь – это я, мамочка! Умоляю тебя, Бобби! Хватка внезапно провисла – Шкедту на миг почудилось, что он падает: Леди Дракон, не отпуская его, тоже склонилась в шахту. В ушах у него взревел ее голос: – ТВОЙ СЫН УМЕР, ДАМОЧКА! – И Шкедта уже выволакивали назад. – Давай вылазь. Тринадцать, недовольно кривясь, тряс головой. Денни, пробравшись в первый ряд зрителей, держал моток бельевой веревки. – Будешь его вытаскивать? Держи веревку. Мы подержим, а ты спускайся. Шкедт взялся за сложенный вдвое конец, продел в него голову, затем руки. (Грифон и Богомол стояли с флангов.) Тринадцать, Денни и Леди Дракон распределяли другой конец между собой. – Вы, главное, держите, – сказал Шкедт. – Я спущусь. Он встал на колени на пороге, держась за край (одна мозолистая рука растворилась в грифоньем сиянии), спустил одну ногу, потом другую. Шахта холодила спину. Откуда дует – сверху, снизу? – не понять. Он сполз с края – пришлось отталкиваться от стены коленом, затем ступней. – Ты там как? – спросил Денни; ноги расставлены, кулаки сжаты. Шкедт заворчал, повиснув на веревке – она резала спину (вдавливая в нее что-то стеклянное) и резала под мышками. – Порядок. Под босой ногой заскользила косая поперечина дверного механизма. Носок сандалии заскреб по металлу. Призраки по бокам от двери шатались, свешивались, светились. Один раз он окликнул: – Можно чуть побыстрее спускать. Я в норме. – Извини. – У Тринадцати перехватило дыхание; веревку он тоже перехватил. Шкедт оцарапал щиколотку о порог подвальной двери. Голая нога что-то нащупала и соскользнула – то ли машинное масло, то ли кровь. Он повернулся – веревка на нем обвисла – и посмотрел на… наверняка мертв. На миг в шахте воцарилось беззвучие – только ветер шелестел. Наконец Леди Дракон крикнула сверху: – Ну, ты там еще в норме?.. – Ага. – Шкедт вздохнул. – Обвяжу его веревкой. А вы поднимайте. – Он стащил веревку из-под мышек, через голову, но оставил болтаться на одном плече; наступил в мерзостную жижу, нагнулся и дернул ногой, застрявшей в почерневшем натяжном устройстве. – …живой? – крикнул Тринадцать. Шкедт опять вздохнул: – Не-а. Дернул за руку, прижал к себе, обняв за грудь, – а грудь мягкая. Рубаха мигом промокла насквозь. По руке потекла кровь. Шкедт встал, на шаг попятился. Ступня запнулась, высвободилась; по бедру стукнула нога – промочила штанину теплом до колена. Волоча обмякшее тело, потянувшись за веревкой, он подумал: и вот это возбуждает психованных любителей крови и ножей? Он подумал про Тэка, он подумал про Джорджа, поискал в себе праздных сексуальных позывов; и, к своему замешательству, нашел – крохотное тепло в паху, угасшее, когда он оскалился, а в липкой руке заскользила веревка. – Еще пару футов спустите! – Что ж, прежде Шкедт его находил в изуродованных авариями автомобилях, в синем плюше, в корнях, во влажной древесине, с которой только что содрали кору. На плечо упала веревка; вновь загомонили голоса восемнадцатью этажами выше: Ой, мама… Он цел? Шкедт, вы его нашли наконец? Бобби? Бобби, ты меня вообще слышишь? Ой, мам, они же сказали… Бобби, ты живой? Он обмотал веревкой грудь, затянул неуклюжий узел – все равно что вязать узлы, когда руки в клею, – который, может быть, не развяжется. Бобби повалился Шкедту на колени – тяжелый, и босая нога заскользила назад. – Тащите! – и Шкедт подергал веревку. Разглядел, как веревка заструилась через порог, натянулась и замедлилась. Груз на коленях полегчал, отодвинулся. Кроссовка протащилась по ноге, стукнула о дверь, и опять махнула, и поднялась, капая ему на щеку. Основанием ладони он размазал пятно по лицу и шагнул назад. «Господи боже!..» какой-то девчонки в дверях выключило все звуки, кроме ветра и гулкого голоса: Бобби, Бобби, умоляю, ты меня слышишь? Какой-то парнишка сказал: – Во блин!.. А потом нервный смешок Денни: – Ну и каша!.. Леди Дракон сказала: – Так, я его отвязываю – спустите веревку шкету. На дне шахты, босой пяткой опираясь на заляпанную ось поперек натяжного устройства, Шкедт смотрел вверх. На миг показалось, что к нему спускается кабина. Но нет – просто световая обманка: на краю зрения колыхались и мерцали два зверя по бокам от двери. На Шкедта упала веревка. Он ухватился за нее одной рукой, потом другой. Кто-то потянул; веревка ободрала изгвазданные ладони. – Стой!.. – Веревка обвисла. Леди Дракон склонилась в шахту, намотав веревку на кулак: – Готов? – Ага. – Он опять надел петлю на голову и под мышки. – Готов. И они потащили. Когда его голова показалась над порогом, Денни и еще кто-то, уже стоя на коленях, поймали его под руки. Порог проскреб по подбородку, по груди. Кумара просто зажала рот ладонью и спряталась за спину Тринадцати. Шкедт выполз, поднялся, сделал несколько шагов. Остальные отшатнулись. – Господи боже! – Леди Дракон потрясла головой, распахнув глаза, и скатила веревку по бедру. – Господи!.. Денни, странно улыбаясь, попятился, копоша на груди пальцами с черными ободками на ногтях. – Ну ты вообще… – Он отбросил с лица светлые волосы, будто прикидывая, какой из нескольких комментариев выбрать. – Выглядишь не лучше… – И посмотрел на пол. – Э-э… – сказал Тринадцать. – У нас там кой-какие шмотки есть. Хошь глянуть? Переодеться во что-нибудь, ну… короче. – А, ну да. – Шкедт опустил глаза, увидел кровь – на себе, на полу. Кровь не текла. Смахивала на желе. – Спасибо. – И посмотрел на то, что лежало на полу, а между тем в шахте водопадом ревели ветер и женский голос. – Мне бы надо отнести… его наверх. Рубашка у Бобби порвалась на спине. Плоть, где ее не содрало, полиловела. – Можно волоком его, – посоветовал Тринадцать. – У нас брезента не осталось? Кто-то – Шкедт не опознал – ответил: – Выкинули. Шкедт втянул воздух сквозь зубы, нагнулся, подхватил Бобби за плечи, потянул. Один глаз – открытый – при падении лопнул. Лицо на четверть расплющилось, точно глиняное. Тринадцать заглянул в шахту, задрал голову и сказал: – Леди Дракон, вот зачем надо было ей орать, что ее пацан умер? – Затем, – ответила Леди Дракон, – что, будь я его матерью, я бы хотела знать! – А вдруг бы он еще… – Слушай, – сказала она, – его ж не со второго этажа запульнули. Тут семнадцать, восемнадцать этажей! Шкедт подсунул руку Бобби под коленки, нестойко поднялся, шагнул назад.