– Да, сэр. Э… спасибо вам большое. Тетрадь валялась на полу, уголком заползла на его босую ногу. Новик пошел к лестнице. – До свидания, – повторил Шкет в тишину. Новик кивнул, улыбнулся, вышел. Шкет подождал, когда снова мигнет неприятное воспоминание. Сердце утихло. Шкет схватил кофейные чашки и направился в кухню. Взялся их мыть и вскоре заметил, как силен напор воды. Пальцем провел по кромке керамики. Вода на эмали шипела. Кто-то взял диссонансный аккорд на пианино. Заинтересовавшись, Шкет выключил воду. Чашки брякнули о шкафчик. Шкет зашагал, и под ногой скрипнула половица; а он хотел гробовой тишины. В затемненном углу зала перед медной механикой стоял некто в рабочей одежде. Оранжевые сапоги и комбез мимолетно напомнили женщину, которая, стоя на стремянке, меняла уличную вывеску. Фигура повернулась и пошла к дивану. – Ий… – густой стертый голос, легкий кивок и улыбка еще легче: Джордж Харрисон взял старый номер «Вестей» и опустился на диван, скрестил ноги и открыл газету. – Привет. – Шкет слабо расслышал органную музыку. – Те тут’ п’лож’но б’ть-то? – Харрисон выглянул из-за газеты. Естественный ритм английской речи; нет, подумал Шкет, никак невозможно. – Ты уверен, что тебе тут положено быть? – повторил Джордж. – Меня привела пастор Тейлор. – (Глупо, решил он, даже пытаться.) – Потому как, если тебе не положено, она взъерепенится. – Харрисон улыбнулся – в неровном пигменте губ прорезался крапчатый костяной полумесяц. – Видал тебя в баре. – Точно, – улыбнулся Шкет. – А я тебя – на плакатах по всему городу. – Видал плакаты? – Харрисон отложил газету. – Ребята, которые их делают, – они чутка… – он потряс рукой, – сам понимаешь. Шкет кивнул. – Но хорошие. Хорошие ребята. – Он покачал головой и ткнул в потолок. – Она не любит, когда тут скорпионы. Ты уверен, что тебе тут положено быть? Мне-то до фонаря, раз она сказала, что все путем. – Я есть хотел, – сказал Шкет. – Она сказала, мне можно поесть. – А. – Харрисон развернулся на диване. Зеленый комбинезон открыт до талии, под ним синтетическая поло с обтрепанным воротником. – На службу пришел? – Нет. – Скорпионы на службу, сука, и не ходят. Вы на хера надеваете это говно? – Харрисон засмеялся, но погрозил пальцем. – Да ничё, ничё. Шкет поглядел на крупные морщинистые костяшки – как будто трещины в черной земле. – А что там за служба? – Да я хожу, потому как она говорит, чтоб я, пожалуйста, приходил, ну и я, знаешь, прихожу иногда. – Харрисон покачал головой. – С Джексона, это где… – тут Шкет не въехал, – понял? Шкет не понял, но кивнул. Потом ему стало любопытно, и он переспросил: – Что ты сказал? – На Джексоне. Знаешь Джексон? – Да, само собой. Но Харрисон опять смеялся. Он, подумал Шкет, становится богом, – хотел посмотреть, что родится из такого тона мысли. Перед внутренним взором роились видения Джун. Но Джордж встал, уронив газету. Белые листы распустились и опали – один на диван, прочие на пол. – Это тебя, что ли, Шкетом зовут? Да? Шкета объял ужас – что за идиотизм, подумал он, потому что не понял, чему ужаснулся. – Болтают про тебя. Я слыхал. Слыхал, чего болтают. – Опять погрозил палец. – Ты не в курсах, кто ты есть. Я слыхал. – Тут все только и делают, что болтают, других занятий нет, – ответил Шкет. – Сам-то в курсах? Врубаешься, нет? Черная рука поползла сверху вниз по ткани комбинезона. Зелень пошла морщинами. – Не нравится тебе тут, что ль? – Да нет, – сказал Шкет. – Мне нравится… а тебе нет? Харрисон кивнул, оттянув щеку языком. – На Джексон заглядывал когда? – Язык обмахнул губы. – Мимо проходил. – Черных каких знаешь тамошних? – Нет. Ну, Пола Фенстера… – А, ну да. – Но не знаю, где он живет. – Приходи как-нибудь, повидаемся, ага? – Чего? – Шкет, кажется, не расслышал последних слов, обернутых этим голосом с ворсом длиннее, чем на бархате. – В гости приходи, говорю. – А. Да. Спасибо. – Шкет опешил. Копаясь в этом ощущении, обнаружил два вопроса о рифмованных вещах, но вопросы запрудил прилив смущения. Так что он ничего не спросил, только сощурился. – Шкет… – окликнула она с лестницы позади. А потом совсем другим голосом: – Джордж… приветик, милый! Шкет обернулся: – Эй!.. Джордж перекрыл его голос: – Приветик… – а затем, тоже щуря глаза: – Ну-кась, а это ж твой мужик, не? Про которого в баре только и толков… ну ебёнть! Я когда последний раз с твоей бабой виделся, ей сказал – приводи, мол, мужика, в гости ко мне загляните, слышь? Ланья сошла по ступеням; Джордж зашагал к ней. – Слушай, – сказала Ланья, – я тебя с самого парка не видела. – Раз надо дважды приглашать – ну, значится, приглашу дважды, – сказал Джордж, уже поднимаясь по лестнице. – Только мне щас к пастору надо. Кароч, один из вас пускай другого притащит. – Джордж кивнул Шкету. – Э… спасибо, – кивнул Шкет в ответ. – До скорого, – сказал Джордж. – А то, – сказала Ланья. Они разминулись. Джордж ответил фальцетом: – Ууууууууу, – и звук раскатился смехом. Смех дымом взметнулся до потолка. Джордж взобрался в это облако. Ланья от подножия лестницы спросила: – Ты где был? – и молча моргнула раза на четыре или пять больше, чем обычно, решил он.