Джонас кивнул: – Вполне разумно. – Идея была в том, что каждая Семейная Ячейка сможет воспитывать еще одного ребенка. Джонас опять закивал. – Мы бы точно смогли, – сообщил он. – У нас в этом году Гэбриэл, и, по-моему, третий ребенок – это очень здорово. – Комитет Старейшин попросил моего совета, – продолжил Дающий. – Им тоже казалось, что это разумное предложение, но, так как идея была новой, они решили, что им требуется моя мудрость. – И вы использовали воспоминания? – Да. И самым сильным воспоминанием из тех, что пришли ко мне, оказалось воспоминание о голоде. Оно пришло из очень далекого времени. Тогда, много веков назад, людей стало так много, что голод захватил все. Ужасный, мучительный голод. А за ним – война. «Война?» Джонас не знал, что это. Зато он понимал теперь, что такое голод. Джонас машинально погладил себя по животу. – И вы описали им это? – Они не хотят ничего слышать о боли. Они просто советуются. Я посоветовал им не увеличивать население. – Вы сказали, что это было до моего рождения. То есть они редко приходят к вам за советом. Только когда, как вы выразились, появляется проблема, с которой они никогда не сталкивались. И когда они звали вас в последний раз? – Помнишь тот день, когда над коммуной пролетел самолет? – Да. Я очень испугался. – Они тоже. Они хотели его сбить. Но спросили моего совета. И я велел им подождать. – Но как вы догадались? Как вы поняли, что Пилот просто сбился с курса? – Никак. Я использовал свою мудрость, полученную из воспоминаний. В прошлом люди иногда убивали других людей сгоряча или из страха, и это приводило к ужасным последствиям, которые уже им самим грозили уничтожением. Джонас внезапно понял одну вещь. – То есть, – медленно заговорил он, – у вас есть воспоминания о том, как люди уничтожают друг друга? И вы их тоже должны мне передать, чтобы я обрел мудрость? – Да. – Будет больно, – сказал Джонас, и это не было вопросом. – Боль будет невыносимой, – подтвердил Дающий. – Но почему же все не могут хранить воспоминания? Я думаю, было бы намного проще, если бы воспоминания можно было разделить. Нам с вами не пришлось бы носить в себе всю эту тяжесть. Дающий вздохнул: – Ты прав. Но тогда каждому будет тяжело и больно. Они не хотят этого. Вот главная причина, по которой Принимающий так им необходим и так ими почитаем. Они избрали меня и тебя тоже, чтобы мы сняли с них эту ношу. – Когда они это решили? – сердито спросил Джонас. – Так ведь нечестно. Давайте это изменим! – Ну и как же нам это сделать? Я вот до сих пор не придумал, хотя вроде бы должен быть самым мудрым. – Но теперь нас двое, – оживился Джонас. – Вместе мы уж точно что-нибудь придумаем! Дающий посмотрел на него с усмешкой. – Мы ведь можем подать прошение об изменении Правил, – предложил Джонас. Дающий расхохотался, да и сам Джонас неохотно улыбнулся. – Решение было принято задолго до тебя или до меня, – сказал Дающий, – и до предыдущего Принимающего… – …и еще и еще раньше, – привычно закончил фразу Джонас. Иногда она казалось ему смешной. Иногда – невероятно важной. Но сейчас она показалась ему зловещей. Она значила, что ничего нельзя изменить. Малыш Гэбриэл рос и успешно проходил ежемесячные тесты на развитие: он уже мог сам сидеть, удерживал в руках маленькие предметы, у него было шесть зубов. Днем, как сообщал Отец, он был веселым и спокойным ребенком. Но ночью он по-прежнему капризничал, часто плакал, к нему приходилось вставать. – Я потратил на него столько дополнительного времени, – сказал Отец как-то вечером после купания, когда Гэбриэл уже мирно лежал в кроватке (корзинка стала ему мала) в обнимку с плюшевым бегемотом. – Надеюсь, его все же не удалят. – Возможно, Удаление было бы разумным, – сказала Мать. – Ты, конечно, сам встаешь к нему ночью, но я все равно мучаюсь от недосыпания. – А если Гэбриэла удалят, нам дадут другого Младенца? – спросила Лили. Она стояла на коленках рядом с кроваткой и корчила рожи Гэбриэлу. Тот радостно ей улыбался. Мать раздраженно закатила глаза. – Нет, – улыбнувшись, сказал Отец и потрепал Лили по волосам. – Младенец с неопределенным статусом – явление редкое. Думаю, такое не скоро повторится. В любом случае, – вздохнул он, – решение по Гэбриэлу пока отложилось. Сейчас мы все готовимся к Удалению, которое произойдет в ближайшее время. Одна из Рожениц ждет близнецов. Должна родить в следующем месяце. – Ох, – покачала головой Мать. – Надеюсь, не ты выбран… – Я. Я следующий по списку. Мне придется решить, кого из них оставить в Центре, а кого – удалить. На самом деле это не так уж и трудно. Чаще всего выбираем по весу – удаляем того, кто поменьше. Джонас вдруг вспомнил мост и свои мысли о Другом Месте. Может, там кто-то ждет этого второго, удаленного близнеца? И он вырастет в этом Другом Месте, даже не зная, что в какой-то коммуне есть его точная копия? Тут ему в голову пришла еще одна мысль, совсем уж неправдоподобная. Ему вдруг очень захотелось, чтобы этого близнеца ждала Лариса. Лариса, которую он купал. Он вспомнил ее сияющие глаза, мягкий голос, низкий смех. Фиона рассказала ему, что Ларису удалили и что церемония прошла просто замечательно. Но он знал, что Старым не дают растить детей. Жизнь Ларисы в Другом Месте должна быть тихой и безмятежной, как и подобает Старым. Она не должна нести ответственность за воспитание Младенца – его нужно кормить, да и по ночам он плачет. – Мать, Отец, а что, если поставить кроватку Гэбриэла в моей спальне? Я умею его кормить и, как его успокоить, знаю. А вы поспите тогда. Отец сомневался: – Ты так крепко спишь, Джонас. А что, если ты его не услышишь? На это ответила Лили: – Если никто не подходит к Гэбриэлу, он начинает очень громко вопить. Он нас всех разбудит, если Джонас не проснется. Отец рассмеялся: – Ты права, Лили-Били. Ладно, Джонас, давай попробуем так сделать. Но только на одну ночь! А мы с Матерью поспим. Сначала Гэбриэл спал крепко. Джонас лежал в кровати и прислушивался. Время от времени он заглядывал в кроватку: младенец лежал на животе, вытянув ручки, и спокойно, ровно дышал. И Джонас тоже уснул. Но через несколько часов Джонас проснулся – Гэбриэл возился в кроватке и хныкал. Джонас встал и подошел к нему. Он начал похлопывать его по спинке. Родителям иногда удавалось его так усыпить. Но сейчас Гейб продолжал крутиться. Продолжая похлопывать малыша, Джонас вызвал прекрасное воспоминание о плавании, недавно полученное от Дающего. Солнечный день, ярко-голубые воды озера и лодка с белоснежным парусом, раздувающимся на ветру. Он не знал, что отдает воспоминание. Просто вдруг понял, что оно бледнеет и переходит через его руку к ребенку. Гэбриэл затих. Ошеломленный, Джонас усилием воли вернул воспоминание назад. Он убрал руку со спины малыша и тихо стоял у кроватки. Он опять вызвал воспоминание об озере. У него получилось, но небо было уже не таким голубым, лодка плыла не так стремительно, вода в озере помутнела. Он задержал воспоминание еще на какое-то время, стараясь успокоиться, потом отпустил его и лег в кровать. Перед самым рассветом ребенок проснулся опять. Джонас подошел к нему и сразу положил руку ему на спину. Он передал ему то, что осталось от воспоминания об озере. И снова Гэбриэл уснул. Зато теперь не мог уснуть Джонас. Воспоминание ушло почти полностью, и он чувствовал какую-то пустоту в том месте, где оно хранилось. Он, конечно, мог попросить Дающего о другом похожем воспоминании. Например, о плавании по океану. Теперь Джонас знал, что такое океан, и знал, что по нему тоже можно плыть под парусом. К тому же эти воспоминания ему рано или поздно все равно нужно будет принять. Но он не мог решить, стоит ли говорить Дающему, что он отдал воспоминание. Он ведь еще не обучен быть Дающим. А Гэбриэла никто не избирал Принимающим. Его пугало то, что он обладает этой способностью. И он решил не рассказывать. 15 Джонас вошел в Пристройку и мгновенно понял, что его сейчас отошлют. Дающий неподвижно сидел в кресле, закрыв лицо руками. – Я вернусь завтра, сэр. Хотя, может, я могу как-то помочь? – неуверенно спросил Джонас.