Поскольку других приказов не было, Андржиевский продолжал вести разведку, скоро достигнув самой узкой части пролива между мысами Омо и Шануби. К этому времени уже почти совсем стемнело, но за мысом Омо тумана вовсе не было, что облегчало ориентирование. Это позволило разглядеть на фоне догоравшего заката три силуэта больших кораблей, пересекавших пролив с севера на юг примерно в двух с половиной милях впереди по курсу шедшего в середине разведочной завесы «Грозного». По характерному силуэту с отставленной назад третьей трубой в концевом почти сразу безошибочно опознали «Адзуму», а два других, с двумя и тремя трубами могли быть только «Токивой» и «Якумо». Следом за ними шло еще несколько небольших паровых судов, но разглядеть и опознать их уже не удалось. Быстро стемнело. Не имея связи со своими главными силами, Андржиевский приказал «Бодрому» развернуться и идти полным ходом к броненосцам с сообщением об обнаруженных крупных силах неприятеля, его курсе и скорости. А сам на двух оставшихся истребителях начал сближаться с японцами, надеясь выйти на дистанцию торпедного залпа, скрываясь в темной части горизонта. Даже в случае провала атаки открывшаяся стрельба должна будет показать Небогатову точное место нахождения главных сил противника, что позволит уклониться от встречи с ними. Однако, едва начав сближение, «Грозный» и «Громкий» услышали частую стрельбу из скорострельных орудий у себя за кормой, там, куда ушел «Бодрый». Почти сразу в той стороне открылось сразу три боевых прожектора и начали взлетать осветительные ракеты. Одновременно атакующую пару осветил прожектор с мыса Омо, с которого полетели в небо сигнальные ракеты. На фоне этой иллюминации наши эсминцы были обнаружены и с броненосных крейсеров, также открывших прожекторы и начавших часто стрелять всем левым бортом. Понимая, что атака сорвалась, Андржиевский приказал дать сигнал ракетами об обнаружении больших сил противника, развернуться и идти на выручку к «Бодрому», чтобы попытаться всем вместе прорваться к своим броненосцам, доложить о том, что видел, и постараться прикрыть тяжелые корабли от возможных японских минных атак. Но сразу же после разворота наткнулся на три японских истребителя, выскочивших на его миноносцы из темноты и обстрелявших их. Быстро разминувшись с ними разворотом вправо, оказались восточнее мыса Омо, хорошо выделявшегося на фоне всполохов света от японских прожекторов и ракет. Здесь чисто случайно встретились с «Бодрым», оттесненным противником в этот район. Миноносцы снизили ход до самого малого и держались рядом. Их командиры переговаривались между собой, решая, как быть дальше. От командира «Бодрого» капитана второго ранга Дурново узнали, что тот, едва развернувшись к броненосцам, наскочил в темноте на крупный корабль, обстрелявший его из среднекалиберных скорострелок. Кто это был, разглядеть не удалось, так как пришлось быстро убегать из-под огня. Резкий маневр, похоже, позволил выйти из его поля зрения, так как накрытия прекратились, и японцы начали поиск прожекторами. По высоте расположения прожекторов и интенсивности все еще продолжавшегося какое-то время обстрела с использованием среднекалиберных скорострелок Дурново предположил, что путь на восток перекрывало не менее двух крупных быстроходных кораблей, скорее всего бронепалубных крейсеров. К тому же рядом с ними держались еще и истребители, замеченные немного восточнее. Исходя из полученных сведений и собственных наблюдений, складывалось впечатление, что в проливе собрался весь или почти весь японский боеспособный флот. Радио все так же не действовало. В такой ситуации решили еще раз попытаться прорваться к своим, чтобы предупредить о присутствии крупных сил неприятеля. Встав в колонну с минимальной дистанцией между кораблями, двинулись на девяти узлах на северо-восток. Шли максимально осторожно, следя за тем, чтобы не было искр из труб и бурунов у форштевней. Почти сразу справа по борту были замечены три низких силуэта, спускавшихся к югу-юго-западу и постепенно смещавшихся в кормовые секторы. На них навели все орудия. Но ни освещения, ни огня не открывали, и они скоро остались за кормой. Считая, что с вражеским отрядом удалось благополучно разминуться, русские истребители продолжали движение, рассчитывая вскоре выйти в более спокойные воды и встретиться с главными силами, вместе с которыми отойти к востоку, пополнить припасы и искать другой, более подходящий, путь домой. Но спустя всего четверть часа замыкавший колонну «Громкий» угодил под внезапный обстрел с нескольких японских миноносцев, державшихся за кормой русского отряда. Противник тут же выпустил ракету красного цвета, после чего с мыса Омо, бывшего всего в восьми кабельтовых западнее, в небо взвились целые гирлянды осветительных и сигнальных ракет, а по поверхности воды зашарили два прожектора. Немедленно приняв вправо, Андржиевский всей колонной угодили под еще более жесткий обстрел с одного или двух крупных кораблей, державшихся восточнее. Уходя из-под него, эсминцы были вынуждены отвернуть сначала к северу, а затем и к северо-западу. Это позволило уклониться от града среднекалиберных снарядов. Но, едва снова двинулись к выходу в Тихий океан, начались частые наскоки миноносцев и истребителей, появлявшихся группами по два или три корабля с разных румбов, дававших пару залпов и сразу исчезавших. От них пытались уходить, часто меняя курс, но не преуспели в этом. Так продолжалось до тех пор, пока не развернулись на запад и рывком на полном ходу не обогнули наконец злополучный мыс Омо с его прожекторами. За ним сразу стало тихо. В этих стычках получили повреждения все три истребителя, но хода ни один из них не потерял. Все так же держа плотный строй, короткой колонной, они уходили в глубь пролива. Исходя из того, что в течение последнего часа, пока шли почти не прекращавшиеся перестрелки миноносцев и крейсеров, не было отмечено ни одного выстрела из более крупных калибров, не слышали взрывов и не началась стрельба восточнее или северо-восточнее места боя, Андржиевский решил, что Небогатов отказался от прорыва, благополучно уйдя из контролируемой противником зоны. После всех перестрелок радиосвязь осталась в исправности только на «Бодром», но отправить или получить телеграмму возможности по прежнему не было из-за помех. Все так же не получавшие никаких других приказов ракетными или световыми сигналами, истребители не стали повторять рискованных попыток вернуться, решив далее продвигаться в западном направлении. Прекратившееся преследование и техническое состояние кораблей, не имевших подводных повреждений и неисправностей в машинах, позволяло надеяться достигнуть западного устья пролива к рассвету или даже чуть ранее. Пропустив русских за рубеж мыса Омо, японцы, видимо, совершенно потеряли их из вида. Помехи в эфире становились все слабее. Эсминцы беспрепятственно шли против течения на юго-запад до трех часов утра, когда первые рассветные лучи осветили слева по борту двойную вершину горы Ивакияма, дав надежную точку для ориентирования. Определившись по ней, еще до того, как стало светать, Андржиевский резко отвернул вправо, направляясь в пролив между островком Косима и северным берегом западного устья пролива Цугару. Почти сразу после этого поворота все на мостике и палубе почувствовали запах угольного дыма, а вскоре и разглядели в темноте слева по курсу силуэт довольно большого однотрубного судна с развитой надстройкой в средней части корпуса, возвышенным баком и ютом и клиперским форштевнем. Оно медленно шло почти параллельным курсом. Сразу положив лево руля, метнулись ему под корму. «Японец» на это никак не отреагировал. Сопровождавшаяся негромкими командами и механическими звуками возня на его палубе продолжалась. Обнаруженные чуть погодя немного впереди с обоих бортов две низкие тени, возможно, миноносцы, тоже продолжали рыскать на переменных курсах на прежних позициях, не проявляя интереса к тем, кто оказался у них за кормой. Радио молчало. Было похоже, что в этот раз удалось остаться незамеченными. Но неприятности явно не кончились. Сигнальщики «Бодрого» сообщили, что видят плавающую мину. Ее обошли стороной, хотя в это верилось с трудом, учитывая, что глубины исключали установку стационарного заграждения, а плавающее течением сносило бы в пролив, где оперировали крупные японские корабли. Но непонятное поведение, странный состав и, главное, непонятные звуки с палубы встреченного судна вызывали подозрения. На всякий случай еще дважды резко меняли курс, в конце концов, двинувшись к северному берегу западного устья Цугару. Начинало светать. С восходом солнца курс не меняли, держась сначала в тени берега, а затем пытаясь скрываться в утренней дымке от наблюдателей с Косимы и Хоккайдо. На этом маршруте дозоров не оказалось, и удалось благополучно проскочить считавшиеся наиболее охраняемыми воды у выхода из пролива, начав удаляться от него на северо-запад. Поскольку угля оставалось катастрофически мало, скорость пришлось снизить до экономических десяти узлов, выведя из действия все «лишние» котлы. И это в виду неприятельского берега! Однако выхода не было. Даже в режиме максимальной экономии, с оставшимися запасами топлива достигнуть не то что Владивостока или корсаковского поста, а даже залива Ольги или Владимира после всех маневров на полных ходах за прошедшую ночь было проблематично. К тому же повреждения дымовых труб и некоторого котельного оборудования вызывали некоторый незапланированный перерасход. Оставалось надеяться на единственную, уцелевшую в отряде радиостанцию, по которой можно будет вызвать помощь из недавно организованного опорного пункта в заливе Ольги, когда машины уже совсем встанут. Там должен был дежурить угольный пароход, как раз на такой вот случай. Огибая с севера остров Осима, под его берегом обнаружили небольшой транспорт, стоявший на якоре. С нашим появлением он начал разводить пары. Отправленный в разведку «Громкий» вскоре передал фонарем, что видит кроме парохода еще две шхуны рядом с ним и идет на сближение. Весь отряд повернул следом, надеясь перехватить хотя бы несколько тонн, пусть даже местного японского угля на брата. Пока «Грозный» и «Бодрый» приближались к рейду, с «Громкого» уже высадили по нескольку матросов на каждое обнаруженное судно, с целью предотвращения их самозатопления, а на берег съехала десантная партия, нашедшая и уничтожившая японскую сигнальную станцию, обнаруженную по работе гелиографа. Гарнизон сопротивления не оказал и просто разбежался. Однако свою задачу они выполнили, о чем свидетельствовали хорошо видимые проблески световой сигнализации и появившийся столб дыма, вероятно, от сигнального костра на соседнем острове Косима. Это, видимо, было ответом на сообщение. Можно было не сомневаться, что о появлении русских миноносцев здесь скоро станет известно в крепости Хакотдате. Захваченные суда оказались совсем новыми с чисто гражданскими командами. Поскольку на миноносцах все так же никто не мог ни говорить, ни понимать по-японски, экипажи новых трофеев взяли в плен без допроса, рассчитывая опросить их позднее в базе, а трофеи начали спешно осваивать. Как позже выяснилось, шхуны, шедшие с грузом вяленой рыбы из Отару в Хакотдате, были остановлены только вчера вечером приказом из штаба военно-морского района в Оминато, запретившим судоходство в проливе до окончания боев с появившимся русским флотом. А пароход вообще являлся флотским угольщиком, уже не первую неделю курсировавшим в этих водах, обеспечивая действия западного патрульного отряда пролива Цугару. Оказалось, что неспешные переходы отряда на глазах у противника ввели японцев в заблуждение. Считая, что они уже давно видят свои миноносцы, те не поднимали тревоги, готовясь снабдить их углем и всем необходимым, как уже было в предыдущие дни. Для ввода в действие грузовых лебедок и возможного маневрирования при обеспечении бункеровки на угольщике и развели пары, как раз к нашему приходу. Быстро пересадив на все захваченные суда своих людей и приведя их в движение, эсминцы вновь пошли на северо-запад, в направлении залива Ольги. Ускорению всей процедуры весьма способствовало то, что пароход был под парами и смог незамедлительно дать ход даже с минимальным экипажем. В этом направлении продвигались до тех пор, пока вершины возвышенностей Осимы не скрылись из вида. Поскольку провести бункеровку в море возможности не было, а угля до наших берегов не хватало однозначно, дальше шхуны продолжили движение прежним курсом самостоятельно, а все паровые суда ушли севернее в поисках укромного места, для решения своих проблем. Миновав остров Окусири и повернув на северо-восток, Андржиевский планировал принять уголь в бухте Сутсу, но приблизиться к берегу не удалось из-за интенсивного судоходства. Хотя и видели только паруса небольших шхун, пройти мимо них незамеченными было невозможно. Решили забраться севернее, где населения гораздо меньше и движение не такое интенсивное. К началу вечерней зари хорошо видели справа по курсу вершину горы Юбецу. Определившись по ней, проложили курс на мыс Ришизаки, который благополучно обогнули уже в полной темноте. Еще до полуночи небольшой отряд встал на якоря в стороне от судоходных трасс и рыбацких деревушек под пустынным лесистым берегом в заливе Ишикари между городком Отару и устьем реки Ишикари, недалеко от низменного и плоского берега в ее долине. Крюк получился гораздо больше, чем планировали, поэтому угля на миноносцах оставалось совсем мало. Буквально на три часа хорошего хода. Наконец, укрывшись от ветра и волн, до самого рассвета грузили уголь с трофейного японца. К работам привлекли и пленных, поскольку времени катастрофически не хватало. Транспорт оказался почти пустым, так что, взяв с него все, даже, вычистив ямы и трюмы под метелку, далеко не добрали до полных запасов. Затем пароход тихо утопили и двинулись на север, стараясь не дымить и спеша скорее удалиться от Отару. Светало. Гавань порта и сам городок у подножия невысоких сопок, уходивших за корму слева по борту, быстро скрылся за горизонтом. Только зеленые горы с обоих бортов и за кормой еще долго были видны. Идти в Корсаков не решились, предполагая, что у пролива Лаперуза могут быть крупные японские силы, поджидающие Небогатова, поэтому, удалившись от берега, сразу повернули к заливу Ольги, перейдя на трофейный уголь. Он оказался довольно дрянным и при горении давал много дыма и шлака, а жары совсем мало. По оценкам механиков истребителей, разогнаться на таком топливе более чем до пятнадцати узлов нечего было и мечтать. При этом колосники постоянно закоксовывались, что вынуждало часто чистить котлы, сбивая и без того не высокий пар. Поэтому весь оставшийся боевой уголь пока не трогали, как неприкосновенный запас на случай боя. Нещадно дымя, три истребителя весь день тащились на восьми узлах. Море вокруг было пустым. Небольшое волнение вполне нормально переносилось кораблями и экипажами. После сурового Тихого океана это было уже ерундой. К ночи стало ясно, что на «Бодром» угля до залива Ольги не хватит, даже если израсходовать весь боевой запас. Тут, как нельзя кстати, встретили трофейные шхуны, пробиравшиеся примерно в том же направлении. От их экипажей узнали, что вчера после полудня на юге с них видели дымы нескольких кораблей, шедших от японских берегов в сторону бухты Владимира большим ходом. Избегая встречи с ними, шхуны склонились немного севернее. Командиры трофейных команд решили не рисковать, предположив, что это японская погоня. Теперь приближаться к заливу Владимира и Ольги становилось слишком опасно, поэтому, недолго посовещавшись, решили следовать всем вместе в залив Опричник[75], где имелся телеграф и сигнальный пост с небольшим гарнизоном. Эта бухта располагалась примерно в тридцати милях севернее по побережью и была нормально освоена русскими еще совсем недавно, уже после прихода флота, так что об этой охраняемой стоянке шпионы могли и не знать. Там можно было переждать набег, вызвав помощь из залива Ольги, и, возможно, разжиться углем. Всю ночь прямо на ходу со шхун перегружали дерево и рыбу на «Бодрого», где это все тут же отправлялось в топки. Принятые меры позволили к рассвету своим ходом достичь берега. Приметная гора на мысе Сигнальном, северном мысе залива Опричник, была опознана в половине седьмого часа утра. Она оказалась слева по курсу. На ней находился сигнальный пост, куда передали ратьером позывной, сразу получив положенный отзыв. Далее быстро добрались до стоянки и встали на якорь рядом с гарнизонным лагерем в устье реки Опричинка, впадающей в залив в его северо-восточном углу. Выяснилось, что уголь здесь был, но сейчас он на дне. Поскольку гавань открыта для южных ветров, берегового склада не организовывали, ввиду отсутствия средств доставки угля сначала на берег, а потом с берега на зашедшие корабли. Вместо этого использовали баржу, купленную у «Амурского общества пароходства и торговли», после погрузки введенную в устье реки. Но баржа, оказавшись гнилой, затонула в грозу, буквально пару дней назад. Выяснив это, связались с опорным пунктом в бухте Ольги, сообщили о своем приходе, неприятности с угольной баржей и все последние сведения о противнике в районе пролива Цугару. Андржиевский также изложил свое предположение о том, что Небогатов пойдет через Курилы, но ему может не хватить угля. Из ответной телеграммы узнали обстановку в окрестных водах. Выяснилось, что вчера вечером крейсер «Касаги» и три истребителя японцев появлялись в виду бухты Ольги, а потом у залива Владимира, о чем немедленно было сообщено в крепость Владивосток. К берегу противник не приближался, а с темнотой вовсе пропал из вида. Выходило, что не зря отряд ушел севернее. Стрельбы не было, но из соображений безопасности все судоходство в окрестных водах прекращено. Разведка, предпринятая рано утром вдоль побережья конными разъездами и местными рыбаками на баркасах, а также посыльной шхуной, установила, что японцы ушли. На берегу следов высадки не обнаружили. Проводная связь с Владивостоком не прерывалась и действует исправно. Получив телеграмму Андржиевского и благоприятный итог разведки, из залива к истребителям хотели немедленно отправить дежурный пароход с углем. Но опасались, возможно, выставленных японцами мин. Попытка траления катерами не удалась. С тралом их слабые машины не вытягивали против волны и ветра. Поскольку получалось, что проверить фарватеры до прихода эсминцев из залива Опричник было нечем, решили все же рискнуть. Угольщик, пробираясь вдоль самых отмелей вслед за рыбацкими баркасами, показывавшими путь, благополучно покинул гавань и вышел в море. Спустя три часа он уже добрался до места, о чем сразу отбили телеграмму. По введенным с приходом Рожественского правилам, уголь в его трюмах был уже частично в готовых к перегрузке мешках, а экипаж усилен чинами из пограничной стражи с отрядом пограничников и, самое главное, грузчиками. В залив Опричник он пришел перед полуднем, когда эсминцы уже погасили все котлы и занимались их чисткой. К вечеру, приняв по двадцать пять тонн топлива, масло по двойной норме и доставив с берега воду, истребители вышли к заливу Ольги, куда и прибыли незадолго до рассвета 18 июля. Но из-за тумана, закрывшего берег, входить в гавань не рискнули. Только когда развиднелось, завели доставленные катерами тралы и двинулись в бухту, но мин не обнаружили. Введя следом и угольщик, Андржиевский сошел на берег для доклада, а эсминцы занялись проверкой остальных фарватеров, также не обнаружив следов их минирования. Прибыв в штаб опорного пункта, командир отряда миноносцев узнал, что Небогатов сегодня утром благополучно пришел в порт Корсаков. Потерь в его отряде нет. Эту хорошую новость тут же передали семафором на курсировавшие поблизости миноносцы, а Андржиевский отправил телеграфом во Владивосток более подробный рапорт о своем прорыве и виденных в проливе кораблях противника. Но на этот раз связи уже не было. Местное начальство по этому поводу не переживало. Временная телеграфная линия, прокинутая в спешке вдоль берега моря как попало, все время обрывалась даже без участия японцев. Так что депешу отбили повторно по радио, но квитанции не получили. Так тоже бывало часто. Горы мешали или атмосферные помехи. Все же расстояние между постом Ольгинским и Владивостоком не малое. Только к вечеру, когда восстановили проводной телеграф, сообщение ушло адресатам. Простояв в заливе Ольги еще трое суток, пока держался густой туман, дали долгожданный отдых экипажам, подлатали корабли и снова догрузились углем до полных запасов. А с рассветом 22 июля, когда немного прояснилось, подошли и трофейные пароходы из Николаевска-на-Амуре. С ними эсминцы и ушли во Владивосток, уже на следующее утро войдя в пролив Босфор-Восточный. Обе шхуны было приказано оставить в распоряжении командования опорного пункта для обслуживания телеграфа. Глава 5 Отправив Небогатова на восток, к Токийскому заливу, с остальными силами Рожественский продолжал спускаться к югу на семи-восьми узлах. Маршрут был проложен в стороне от основных судоходных путей и вел в открытый «необитаемый» океан. К тому же начался шторм, изрядно затруднявший противнику организацию широкомасштабных поисков и сводивший вероятность обнаружения нашей эскадры практически к нулю. Поэтому, даже несмотря на отсутствие аэроразведки после ухода «Урала», считалось, что «Богатырь» и «Светлана» достаточно надежно обеспечат безопасность и скрытность. Исходя из этого, уже к полуночи 8 июля приказом наместника по главным силам было приказано вывести из действия все «лишние» котлы и приступить к неотложному ремонту вспомогательного оборудования. Чуть позже поступил приказ начать ремонт главных паропроводов и их запорной арматуры, не задействованных на экономическом ходу, либо тех, которые можно было временно вывести из действия при необходимости. В этой ситуации проще всего было эсминцам Матусевича. Получив приказ на выведение из действия собственных котлов, они остановили машины, подали буксиры, после чего спокойно стравили из котлов и магистралей остатки пара и занялись уже привычным походным ремонтом. Привычка тем не менее не делала эту работу легче. Все передвижения по облизываемым океаном палубам были весьма рискованными, а работы с механизмами требовали немалой сноровки, при такой качке еще и выматывая неимоверно. Истребители теперь вели за собой вспомогательные крейсера. При этом «Днепру» достались сразу два «иждивенца» – «Безупречный» и «Быстрый», а «Терек» тянул только «Блестящего». Несмотря на остановку своих машин, ни одному человеку из экипажей миноносцев покоя не было. Большой проблемой для маленьких кораблей снова была свежая погода. Механики ковырялись в низах, а все остальные постоянно откачивали воду и были заняты на палубе. Низкие корпуса скакали на волнах как поплавки, порой натягивая буксирные канаты до «выжимания слезы». Хотя использовали только самый толстый и свежий десятидюймовый манильский трос, концы все время рвались, и их приходилось заводить заново. Намаявшись с частыми остановками и получив внушение с флагмана за задержки эскадры, подали якорные цепи, вытравленные на всю длину. Ими сразу поломало фальшборт и повредило деревянные настилы палуб на буксировщиках, зато обрывы прекратились. Цепи высекали искру из обшивки, когда волнами миноносец закидывало в сторону, или звенели от напряжения как струны, когда он всходил на очередную волну, но нагрузку держали. Следующий день прошел совершенно спокойно. К полудню ветер ослаб и волнение стихло, хотя эсминцам и от зыби доставалось крепко. Их экипажи совершенно выбились из сил, но ремонт продолжали, работая теперь в кочегарках, а по возможности и в машинных отделениях, вахтами. Исправляли также боевые и штормовые повреждения. Правда, из-за волн делали только то, что можно было достать изнутри. Но переборки на ходу оказалось недостаточно. К ночи флагманский механик Политовский добился трехчасовой полной остановки эскадры для необходимого профилактического осмотра и ремонта главных механизмов. Уложиться в отведенные три часа не удалось никому, и стояли до самого рассвета. С восходом солнца вновь дали ход. Море вокруг было совершенно пустынным. Так шли весь день, к вечеру достигнув района, назначенного для ожидания нашим угольщикам, но до наступления темноты их так и не нашли. Ночью встали во фронт, держась на расстоянии видимости соседних кораблей, и двинулись на юг. После полуночи развернулись на обратный курс. Луна давала достаточно света всю первую половину ночи, но после ее заката стало слишком темно для поисков, и строй сомкнули. Утром 11 июля, совершенно неожиданно, получили короткую телеграмму, состоявшую только из буквенно-цифрового позывного «Авроры». Передача велась явно со станции «русского» типа. Это наводило на размышления, так как крейсер капитана первого ранга Егорьева, согласно плану, должен был быть не здесь, а на Цусиме. Сигнал был слабым, вероятно приглушенным расстоянием. Вступать в длительные радиопереговоры Рожественский запретил, опасаясь выдать свое присутствие противнику. Приказал передать только запрос о координатах крейсера и пароходов, если они держатся вместе. На всякий случай, эту кодированную телеграмму, с позывными командующего, отправили со станции «Терека», имевшей небольшую дальность. Ответ был получен незамедлительно. Оказалось, что «Аврора» совсем рядом. Зная теперь местонахождение пароходов, повернули к западу, очень скоро обнаружив слева по борту дым над горизонтом. Двинувшись на него, разглядели в той стороне еще и сигнального змея с вымпелом. Это мог быть только наш крейсер. Уже к обеду встретились с «Авророй» и обозом.