Механики флагмана Небогатова снова занялись машинами, котлами и холодильниками, а водолазы начали более тщательный ремонт и очистку забортной арматуры. Все эти работы сопровождались изрядным шумом, разносившимся над водой довольно далеко. Кроме того, освещение палуб и электрические фонари для работы водолазов также не способствовали скрытности стоянки, но выбора не было. Ползти и дальше черепашьим ходом, в любой момент ожидая отказа машин или котлов и имея обозленных и жаждущих реванша японцев где-то на хвосте или впереди, казалось более опасным. Зато после окончания работ, запланированных на четыре, максимум пять часов утра, старший механик Хватов ручался, что броненосец сможет самостоятельно дать не менее десяти с половиной узлов в течение суток. С этим уже можно было и в бой идти. Потом, правда, даже если боя не случится, придется его сбавить до восьми, а то и шести с половиной узлов, но к этому времени отряд уже должен будет достичь Корсакова, где под прикрытием береговых батарей и минных заграждений можно провести более основательный ремонт и пополнить все запасы. Тем временем расчет «колбасы» начал подготовку к заправке шара газом. За ночь оболочку еще раз тщательно осмотрели и проверили все обнаруженные и уже залатанные повреждения. Перебрали подвесную систему корзины, заменили потрепанные привязные тросы и кабели связи. Запасов газа и кислоты для его производства на борту аэростатоносца оставалось всего на один день работы шара, если все пройдет нормально. Подкачать оболочку в случае ее повреждения было уже нечем. В общей суматохе этой ночью поспать удалось немногим. Да и у этих счастливчиков такой сон никак не мог считаться полноценным среди грохота ссыпаемого угля, визга лебедок, топота каблуков по палубам и трапам. Но, несмотря на запредельную усталость, никто не жаловался. Родные берега были уже совсем близко. Оставался еще один последний рывок, и уже тогда можно будет расслабиться по-настоящему. Нужно только чуть-чуть потерпеть. Несмотря на спешку, выйти с рассветом, как планировалось, не удалось. Только в семь часов утра Небогатов вывел отряд из бухты и экономическим девятиузловым ходом двинулся на залив Анива по прямой без затей. Море вокруг все так же было пустым. Спустя три часа с «Урала» наконец доложили о готовности аэростата к работе. Немедленно приказали поднять шар. Над водой держалась дымка, ограничившая видимость максимум четырьмя милями, даже с самых верхних марсов. Это заметно нервировало всех. Хотя Небогатов и выбрал точку для бункеровки подальше от пролива, считая, что лишний час перехода до нее вполне компенсируется незаметностью стоянки с кораблей, возможно, идущих по нашим следам, и дозорный «Наварин» за всю ночь не заметил никаких признаков близкого присутствия неприятеля, опасения насчет возможного преследования имелись. В здешних, еще почти не освоенных, водах не так уж много возможных маршрутов следования, так что организовать перехват довольно тихоходного соединения, не имеющего легких сил для собственной защиты и ведения разведки, – плевое дело. Была надежда, что с воздуха обзор будет гораздо лучше, что позволит избежать нежелательных встреч. Но слой мглы оказался довольно толстым. До высоты ста метров ничего не менялось, и только выше начало светлеть. А когда поднялись на шестьсот метров, горизонт отодвинулся сразу на тридцать миль в каждую сторону. Слева очень далеко едва угадывались контуры горы Руруй и конуса Тяти, а за кормой торчал правильный треугольный профиль Атсонупури, тоже почти сливавшийся с горизонтом там, где небо постепенно переходило во мглу, висевшую над морем. Правда, из корзины было невозможно разглядеть ничего далее сорока кабельтовых на поверхности воды, так как дымка ее закрывала надежно и просветов в ней не было, зато дымы, поднимавшиеся вверх и не спеша сносимые ветром, в случае их появления, от взора наблюдателей скрыть было невозможно. Но горизонт был чист. Осмотревшись с такой высоты, потом поднявшись чуть выше и снова не обнаружив ничего подозрительного, приспустили шар до пятисот метров, продолжая движение тем же курсом. «Жемчуг» снова вел поиск впереди отряда, а в трех милях за ним шли в одной колонне «Николай», «Урал» и «Наварин». Дымка быстро редела и вскоре рассеялась, но видимость с мостиков и марсов не превышала семи, а временами и всего пяти миль. Около полудня «Наварин» обнаружил у себя за кормой два небольших парусных судна, шедших на юг. С шара их не видели. Получив «добро» на перехват с флагмана, развернувшись через левый борт, броненосец довольно скоро нагнал их и потопил, приняв команды на борт. Военных среди них не оказалось. Из опроса выяснилось, что это японские браконьеры, возвращавшиеся с промысла у сахалинских берегов. Пока занимались спасательными работами, немного восточнее, в полосе редкого тумана, прошло еще несколько парусных судов, которые также пытались остановить, открыв огонь из трехдюймовок и стодвадцаток. Однако мглистость горизонта в том направлении делала довольно затруднительной корректировку огня. К тому же комендоры, да и наблюдатели на мостиках и марсах, быстро потеряли противника из вида. Вероятно, это были остальные шхуны из браконьерской флотилии. Поскольку отряд к этому времени уже совсем пропал из вида, преследовать их не стали, снова развернувшись на северо-запад. Догнав колонну к половине третьего, броненосец занял свое место в строю, доложив семафором о результатах погони. Контактов с противником более не было, но перед закатом с шара заметили большое дымное облако прямо по курсу. До наступления темноты разглядеть, кто это, так и не удалось. Вполне возможно, что это были японцы, поджидающие отряд у залива Анива. Но в таком случае было бы слышно радиотелеграфирование их передовых дозоров, чего не наблюдалось. В течение дня зафиксировали только сигналы русской станции, которой никто не мешал. Передаваемые с равными промежутками позывные были неизвестны никому на кораблях отряда, поэтому не исключали возможности хитроумной ловушки со стороны японцев. Однако выбора не было. Запасы угля и воды снова подходили к концу. Да и люди уже давно нуждались в отдыхе. Убегать и дальше ни возможности, ни сил больше не было. Объявили боевую тревогу. Курса и скорости приказали не менять и ввести в действие все котлы, чтобы в случае боя иметь возможность маневрировать на предельных скоростях. Радио на передачу не пользоваться, но внимательно слушать эфир, записывая все, что зацепится за антенны. С началом стрельбы «Уралу» предписывалось уходить полным ходом на север или северо-восток, с возможным последующим переходом вокруг Сахалина Татарским проливом. Имевшиеся на его борту запасы вполне позволяли это осуществить. Броненосцам и крейсеру, не связанным заботой об огромном незащищенном рейдере, будет проще отбиваться. На всех кораблях оделись по первому сроку, готовясь к последнему бою. Когда стемнело, шар спустили на палубу. Из корзины все равно уже ничего не было видно. «Жемчуг» усердно «обнюхивал» море впереди броненосцев, держа все котлы под парами, чтобы иметь возможность для стремительного рывка в случае появления опасности. Всю ночь расчеты дежурили у заряженных орудий, отдыхая посменно прямо на палубе между приготовленными для боя снарядами. Из офицеров спать вообще никто не ложился. В шесть часов утра, когда туман начал подниматься вверх, в семи милях справа по борту открылся сахалинский берег. К этому времени отряд уже вошел в залив Анива и, по счислению, находился всего в двадцати трех милях от порта Корсаков. Вскоре был обнаружен яркий источник света, мигавший на берегу. Сигнальщики разобрали какой-то незнакомый позывной и требование остановиться, передаваемое морзянкой, вероятно, при помощи боевого прожектора. После того, как в ответ передали личный позывной Небогатова, позывной и приказ о немедленной остановке повторился, а следом отмигали, что имеют важные сведения. К обнаруженному сигнальному посту выслали «Жемчуг», для выяснения обстановки, а остальные корабли легли в дрейф в виду берега. Тем временем сигнальщики, порывшись в старых сигнальных книгах, в том числе прихваченных с «Громобоя», выяснили, что это позывной «Новика». Начальство, воодушевленное этим открытием, приказало рыть дальше, надеясь выяснить, что означают полученные вчера вечером по радио сигналы. Но эту загадку разгадать пока не удалось. Вернувшийся через полчаса крейсер сообщил семафором, что впереди новые минные поля, о наличии которых на таком удалении от Корсакова на отряде не знали. На имевшейся карте заграждений залива Анива двухмесячной давности их еще не было. Из порта катером уже выслали лоцмана, которого броненосцы должны были дожидаться у сигнального поста. Он проведет корабли безопасным фарватером. В порту Корсаков вчера с вечера принимали наши трофейные пароходы, которые также едва не вылезли на оборонительные заграждения. Вероятно, это их дым был виден с шара на закате. Все восемь судов и канадский парусник благополучно встали на якорь в гавани порта и теперь бункеруются. Японцев поблизости не видели. С поста сообщили также, что вчера из залива Ольги была получена телеграмма от Андржиевского. Три его истребителя вместе с двумя трофейными шхунами ремонтируются в заливе Опричник. Подробностей их прорыва через пролив Цугару никто на Сахалине не знал, но было известно, что они видели у Хакотдате несколько бронепалубных и три броненосных крейсера, а также не менее двух отрядов истребителей или больших миноносцев. Эта новость была воспринята с огромным облегчением. Тут же принялись обсуждать, как изворотлив оказался начальник минного отряда. Ладно бы сам каким-то чудом прорвался узким проливом сквозь весь японский флот, дотянув до берега без угля. Так ведь, шельма, еще и призы умудрился у япошек из-под носа умыкнуть! Спустя два часа пришел катер, от экипажа которого удалось узнать некоторые подробности прорыва эсминцев. Но они вообще были из разряда матросских баек, вроде того, что миноносцы подорвали минами один или два японских крейсера, а остальных загнали в залив Хакотдате и на виду у всего флота захватили призы. Зато доставленный катером пакет от начальника береговой обороны Корсакова «свежеиспеченного» лейтенанта Максимова, произведенного в очередной чин буквально несколько дней назад, содержал объективный, хотя и краткий, доклад. В нем говорилось, что от прорвавшихся миноносников в штабе флота во Владивостоке, а потом и в Корсакове стало известно, что Небогатов с остальными кораблями не смог пройти пролив, перекрытый японскими броненосными крейсерами и миноносцами. Андржиевский в своей телеграмме высказывал предположение, что в сложившихся обстоятельствах второй боевой отряд пойдет через Курилы. Но при этом будет необходима бункеровка на Сахалине. В этой связи морским силам порта Корсаков Штабом Тихоокеанского флота приказывалось обеспечить безопасную проводку кораблей фарватером и снабдить эскадру всем необходимым. Так что отряд ждали, держа постоянный дозор у нового минного поля. Он-то и притормозил шедшие прямо на мины трофейные пароходы, правда, теперь уйдя вместе с ними на бункеровку. А это дело в Корсакове до сих пор довольно волокитное. Причем времени уходит больше не на погрузку угля и получение воды, а на подписание бумаг да обивание порогов при этом. Но еще до получения этого распоряжения из штаба, уже на следующий день после боя миноносцев в проливе Цугару, когда они еще даже не добрались до нашего побережья, в Корсакове через радиостанцию разгружавшегося там транспорта «Эльдорадо» было получено несколько телеграмм одинакового содержания с позывными «Урала». Используемый Небогатовым резервный код, к большому удивлению офицеров, не был известен никому на пароходе, да и на всем Сахалине тоже, поэтому прочитать их не удалось. Так что о судьбе второго отдельного отряда Тихоокеанского флота до самого его появления у российских берегов ничего известно не было. Попытки «Эльдорадо» установить радиосвязь, повторявшиеся вчера несколько раз, были безуспешными. Скорее всего, работу именно его станции слышали с эскадры накануне вечером. Сверив полученные по радио буквенно-цифровые тексты с позывными «Урала» и «Эльдорадо», обнаружили, что в ураловском позывном при каждой передаче отсутствовал либо первый, либо последний знак, а у «Эльдорадо» каждый раз два знака в самой середине были просто переставлены местами, поэтому их и не распознали. Но слово «Вызывает» в середине каждой телеграммы получалось неизменно безошибочно. Присутствовавший при этом разбирательстве прибывший на катере начальник Корсаковского порта, бывший инженер-механик с «Новика» Пото, с улыбкой сказал, что в этом нет ничего удивительного. Передававший депешу минер тогда был пьян до изумления. Он из новых, мобилизованных по почтовому ведомству. На переходе его укачало, а в порту, чуть отлежавшись, он сразу и запил. Ему передавать, а он лыка не вяжет. Не пойду, говорит, в море, хоть режьте меня! Кое-как водой отлили да чаем отпоили. А потом он и вовсе слег. Смотревший его местный фельдшер выписал капли, велел заваривать кипрей да боярышник с валерианой и не давать вставать хотя бы пару дней. Сердчишко у бедолаги прихватило с перепою. Вероятно, стервецу-телеграфисту передавать тексты по пьяному делу не впервой. Рука набита. А вот в кодированной абракадабре путается. Ну что с него взять. Непутевый, конечно, да другого-то нет. Пока начальник порта общался с начальником отряда и его штабом, вводя их в курс дел на Родине, отряд медленно, но верно продвигался по фарватеру. К обеду 18 июля два броненосца, пароход-крейсер и крейсер второго ранга наконец добрались до порта Корсаков на юге Сахалина. Однако даже в своей защищенной гавани совсем расслабляться было еще нельзя. Все ожидали скорого появления крупных сил японского флота в заливе и даже непосредственно вблизи рейда и всемерно готовились к обороне. С мыса Крильон еще вчера к полудню сообщили о японских бронепалубных крейсерах, державшихся в проливе Лаперуза, но крупных сил японцев поблизости пока не видели. Предположив, что это разведка главных сил японского флота, решили как можно скорее убрать из открытой гавани порта всех, кого только можно. Транспорты, уже пополнившие запасы, от греха подальше немедленно выслали в Николаевск-на-Амуре. Хотя из-за большой осадки они не могли войти в порт, там даже на внешнем рейде было безопаснее. По сообщениям от дозорных судов и береговых постов, в тех водах японцев еще не видели. «Эльдорадо» вместе со своим непутевым минером ушел с ними. Сразу после их ухода было получено из крепости Владивосток предписание командующего флотом вице-адмирала Бирилева отряду Небогатова как можно скорее выдвигаться к главной базе флота. В телеграмме сообщалось также, что, по достоверным сведениям, японский флот покинул северные воды либо покинет в самое ближайшее время. Но на переходе следовало опасаться возможных атак миноносцев и подводных лодок. Что японцы ушли от залива Анива, косвенно подтверждалось и Сахалинской службой наблюдения. После появления их крейсеров у южных берегов острова 16 июля они вели себя очень осторожно. Большие крейсера видели южнее и юго-западнее мыса Крильон, но попыток приблизиться к порту они не предпринимали. Лишь в ночь с 18 на 19 июля вдоль западного побережья залива Анива в направлении порта Корсаков пытались пробраться несколько небольших паровых судов. Их обнаружили с сигнального поста севернее Крильонского маяка и запросили позывной прожектором. Те осветили берег своими боевыми прожекторами, открыли частый огонь и отвернули на юго-восток, быстро скрывшись из вида. После чего в проливе Лаперуза еще неоднократно наблюдали отсветы прожекторов с нескольких кораблей. А на следующее утро местные рыбаки, айны, ходившие на промысел, видели недалеко от этого мыса дымы и мачты нескольких больших кораблей, державшихся южнее. Эти дымы также видели на рассвете с маяка, но после полудня они начали быстро удаляться и вскоре пропали из вида. Вероятно, это был японский флот, блокировавший западный выход из залива Анива. Приближаться к побережью японцы опасались из-за возможных минных заграждений, но предприняли ночью попытку разведки миноносцами. Повторения этой попытки или даже ночной минной атаки рейда ждали и следующей ночью, но японцы так и не появились. Уже утром 20 июля отправленный в разведку к островам Рисири и Ониваки у западного побережья северного Хоккайдо «Жемчуг» никого там не обнаружил и к вечеру благополучно вернулся в Корсаков, осмотрев попутно побережье вплоть до селения Ваканай. Обо всем этом немедленно доложили во Владивосток. На следующий день «Жемчугом» и оставленной в Корсакове трофейной канадской шхуной была проведена более основательная разведка рейдов у островов Ониваки и Рисири, а также у поселка Ваканай на северной оконечности острова Хоккайдо, где был обстрелян сигнальный пост, выдавший себя работой гелиографа. В этих пунктах предполагалось наличие кораблей снабжения минных отрядов или подводных лодок, но никого кроме рыбаков обнаружить не удалось. Несмотря на это, по распоряжению контр-адмирала Небогатова в море, ведя разведку южнее мыса Крильон, теперь каждый день дежурил «Урал», на ночь уходя в залив. Он ходил без прикрытия, так как считалось, что пароход-крейсер сможет уйти от возможного преследования и укрыться в Корсакове. Хотя его механизмы и были уже изрядно расшатаны, девятнадцатиузловой ход почти полностью разгруженный пароход-крейсер еще давал уверенно. В угле он пока не нуждался, но использовать аэростат уже не мог. Химикалии для производства газа кончились. Остатка не хватало даже на половину заправки оболочки. Все остальные корабли все это время занимались ремонтом и бункеровкой. Но из-за недостатка портовых средств, даже несмотря на мобилизацию всех найденных барж тюремного ведомства и части войск гарнизона, оказалось изнурительной и нудной процедурой. В основном потому, что местная гражданская администрация явно не горела желанием оказывать содействие флоту, так сказать, безвозмездно. Уже довольно давно обитавшие здесь офицеры с «Новика» говорили, что поборы у местных чиновников введены в ранг вполне обычных вещей. Без этого ничего и нигде не делается. Начальник порта инженер-механик Пото все еще не принял дела, поскольку до сих пор не получил официально следующий чин, соответствующий должности, и по факту не имел никаких полномочий, так как администрация в селе Владимировка оказалась выше рангом и все делалось только через нее. В конце концов, жестко ограниченный по срокам, уставший до предела после опасного и утомительного плавания и от всего этого явно пребывавший далеко не в самом благожелательном настроении, Небогатов пришел в ярость. В один из дней с броненосцев свезли на берег по роте десанта. Одна рота сразу занялась осмотром казенных складов, амбаров и инвентаризацией их содержимого непосредственно в Корсакове. Одновременно были изъяты все бухгалтерские бумаги, а служащие интендантского управления и гражданской администрации арестованы и помещены в тюрьму. Вторая рота сразу двинулась в село Владимировка, попутно проведя ревизию в Соловьевке и выслав отряд в Петропавловское, имевший такую же задачу. Уже к вечеру были выявлены крупные недостачи, а ночью прибыл «этап» с «жульем» из Владимировки и все, явно виновные, но категорически не согласные с этим, переехали в карцер на «Николае». Там они, опасаясь скорой и лютой расправы моряков, на которых по причине военного времени не было никакой управы, поведали еще очень много интересного. Их откровения подробно записывались, после чего телеграфом генерал-губернатору Сахалина Ляпунову были отправлены списки еще не арестованных казнокрадов для принятия срочных и действенных мер незамедлительно, не дожидаясь отправленных с усиленным казачьим разъездом обличительных документов. После того как была получена ответная телеграмма из канцелярии генерал-губернатора, подписанная им самим, в которой сообщалось, что все, от него зависящее, будет сделано, отбили вторую депешу о неожиданно освободившихся вакансиях в порту Корсаков и интендантском управлении села Владимировка, ввиду вынужденного и отнюдь не добровольного срочного отъезда служащих, занимавших там весьма ответственные должности. Всех арестованных чиновников Небогатов приказал вывести во Владивосток для показательного суда. Уже на следующий день работа закипела. Оказалось, что немало нужного и полезного нашлось даже в таком захолустье. Начальник порта Пото не успевал радоваться постоянно появлявшимся новым спискам материалов и даже некоторых механизмов, так необходимых в его еще только формирующемся хозяйстве. Барж у тюремного ведомства было столько, сколько нужно, просто стояли они немного в другом месте. А среди каторжан и поселенцев выискалось даже несколько толковых мастеровых, сумевших за пару часов сформировать ремонтную бригаду, заметно ускорившую восстановление механизмов флагмана второго боевого отряда. Кроме того, у Максимова удалось выпросить пару 120-миллиметровых пушек с «Новика» взамен вышедших из строя на «Жемчуге». Хоть Небогатова и мучила совесть за явное разграбление и без того не особо мощной береговой обороны Корсакова, но он, впрочем, как и сам Максимов, прекрасно понимал, что быстро получить такие же для их замены во Владивостоке сейчас просто не реально. А эти пушки на воюющем крейсере могли принести гораздо больше пользы, чем на береговой батарее в богом забытом уголке. В качестве компенсации Небогатов распорядился передать на берег восемь 47-миллиметровых пушек Гочкиса и боеприпасы к ним, а также поделиться патронами для пулеметов. Командир местного воинского формирования полковник Арцишевский был за это весьма признателен. Для нужд порта с «Наварина» передали две водолазные рубашки взамен уже до предела изношенных с «Новика» и около полусотни переснаряженных 120-миллиметровых снарядов, также два полузаряда дымного пороха для 305-миллиметровых орудий, хранившихся в герметичных кокорах на броненосце еще со времен перехода на Дальний Восток. Его предполагалось израсходовать для переснаряжения старых снарядов из боекомплекта батарей, часть из которых была извлечена из погребов уже затонувшего «Новика» и потому особого доверия не внушала. С «Урала» передали четыре 57-миллиметровые пушки для вооружения дозорного судна, в которое переклассифицировали бывшую канадскую парусно-винтовую шхуну, и для организации противоминоносной батареи, – её можно будет использовать и в качестве пристрелочной, – а также запасную якорную цепь для устройства бонового заграждения. Поделились и пустой тарой из-под керосина и машинного масла для поплавков этого самого заграждения, а также стальным тросом и прочими приспособлениями для сооружения дополнительных комплектов тралов. Двух имевшихся в Корсакове было явно недостаточно. В том, что все это будет использовано наилучшим образом, никто не сомневался. После полученной встряски Корсаков стал наконец полноценным портом, в котором можно не только отстояться после похода, но и получить помощь с берега. Кстати, отыскались и телеграфные книги со всеми новыми радио-кодами, высланные из Владивостока еще в июне. Они хранились в телеграфной конторе села Петропавловского в опечатанном парусиновом мешке, в котором и были доставлены нарочным, о чем имелись все соответствующие записи. Местные чиновники просто не удосужились их передать военным. А может быть, отомстили таким образом за неполученную мзду. Об этом, с соблюдением всех юридических тонкостей, был составлен соответствующий акт, как о саботаже в военное время, приобщенный к общему перечню обвинительных документов. Как только это стало известно в Николаевске-на-Амуре и Владивостоке, покровителей у арестованных Небогатовым чиновников резко убавилось. Одно дело заступиться за несправедливо обиженного развоевавшимися морячками хорошего человека, который умеет помнить добро, и совсем другое, за возможного японского шпиона или тайного пособника вероломного врага. Как только были закончены минимально необходимый ремонт по механической части и пополнены запасы, два броненосца и два крейсера второго отряда Тихоокеанского флота двинулись домой. Выход из залива обеспечивался тральным караваном Корсаковского порта, но мин не обнаружили. Благополучно выйдя на глубокую воду, дали восемь узлов, снова отправив «Жемчуг» вперед для разведки. На протяжении всего перехода никого не встретили и достигли входа в залив Петра Великого к закату 25 июля. Там, отстоявшись на якорях у острова Аскольд до рассвета, переждали туман и утром 26-го вошли в базу. Глава 4 Капитан второго ранга Андржиевский к моменту, когда второй отряд Тихоокеанского флота приближался с севера к входу в пролив Цугару, не спал уже третьи сутки. Да и вообще, после выхода с Цусимы он отдыхал лишь урывками. Впрочем, так можно было сказать обо всех офицерах отряда. Но последние дни выдались особенно тяжелыми. Неспокойное море, неважная видимость, временами становившаяся вообще отвратительной, враждебные воды вокруг, частые тревоги, порой заканчивавшиеся перестрелками, измотали вконец всех и каждого. Это не могло не сказаться на скорости реакции и способности адекватно оценивать ситуацию. Начав углубляться в пролив Цугару, ведя разведку впереди по курсу отряда Небогатова, на трех своих эсминцах, он быстро потерял из вида колонну главных сил, оставшуюся где-то за кормой. Вопреки уже сложившейся традиции репетичного корабля между миноносцами и броненосцами в этот раз не имелось, но на это как-то не обратили внимания. От первоначального намерения укрыться под северным берегом пролива сразу пришлось отказаться. Юго-западным ветром, тянущим из него, образовало полосу хорошей видимости, как раз там, в то время как всего в двух милях далее к югу стояла довольно плотная мгла. В ней и поспешили скрыться три низких силуэта, составлявшие авангард второго боевого отряда российского Тихоокеанского флота. Быстро миновав участок чистой воды в просматриваемой с берега зоне и нырнув под спасительное туманное покрывало, миноносники не вызвали никаких резких реакций со стороны противника, что позволяло надеяться на сохранение скрытности. О неожиданном осложняющем факторе сразу сообщили по радио, рекомендовав главным силам дождаться сгущения сумерек подальше от берега, чтобы не открыть раньше времени своего присутствия, но квитанции не получили. В уже привычной промозглой дымке эсминцы шли на пятнадцати узлах на юго-запад, постоянно борясь с переменным течением. Сначала оно было встречным, потом оказалось бьющим в правую скулу, норовящим вынести миноносцы в океан. Держать предписанный курс в таких условиях оказалось трудно, а вести точную прокладку вообще немыслимо. После того, как все береговые ориентиры пропали из вида, определиться с местом удавалось лишь приблизительно, а где сейчас могут находиться главные силы, вообще оставалось только гадать, поскольку эти течения так же легко мотали и гораздо более медлительные броненосцы. Но навигационные трудности все были согласны терпеть безропотно, лишь бы не встревожить хозяев этих вод, чье телеграфирование, весьма некстати, начали принимать станции миноносцев. Вскоре на кормовых румбах правого борта, где должен был быть мыс Есамазаки, в небо поднялась красная ракета. Не прекращавшиеся и до этого японские кодированные телеграммы хлынули сплошным потоком сразу с нескольких передатчиков. Такая активность, в сочетании ракетами, окончательно подтвердила, что отряд обнаружен. Но с эсминцев до сих пор не видели противника. Вероятность своего обнаружения по дымам Андржиевский исключал, поскольку еще час назад распорядился использовать только отборный уголь, сберегаемый как раз на такой случай. Идя на нем, миноносцы почти не дымили. Скорее всего, с горы на мысу разглядели дымы не успевшей отступить основной части отряда, которые скрыть было невозможно. Вскоре по радио получили приказ Небогатова: «Максимально расширить просматриваемый сектор!» Немедленно увеличили ход и рассыпались в широкую цепь, уже не скрываясь ни от возможных дозорных судов, ни от береговых наблюдателей. Но так же никого не видели. Несмотря на поднявшуюся тревогу, установить визуальную связь с главными силами никто так и не озаботился. Считалось, что разрыв ориентировочно всего в пять-шесть миль гарантирует быструю взаимную помощь. Обстановку докладывали каждые четверть часа, пока была возможность пользоваться радио.