Трофейные пароходы уже давно шли своим ходом. Ревизия их запасов показала, что они вполне в состоянии преодолеть путь до Владивостока, даже если придется ждать у Курильских островов, пока откроются проливы. Отправлять их все, еще до начала собрания, было решено одной компактной группой, так как это считалось более безопасным. При эскадре оставался только бывший американец «Лизком-бей», из-за своего преимущественно продовольственного груза, который планировалось выгрузить на Цусиме. Начальник отряда крейсеров капитан первого ранга Добротворский прибыл на совещание с опозданием, вызванным возней в проливе, которой он лично руководил. К этому времени уже было известно, по какой причине задержались крейсера и не дошел «Олег». Но от командира отряда с нетерпением ждали подробных объяснений, как такое могло произойти на новом крейсере, к тому же только что вышедшем с заводского ремонта. Даже было высказано мнение, что Добротворский умышленно оттягивает визит к начальству, чуя вину за собой. Впрочем, дело было непростое, и начальнику разведочной завесы, отвечавшему за обеспечение безопасности по маршруту движения флота, имелись все резоны контролировать обеспечение этой самой безопасности. Но когда он все же явился, да еще и с «подарками», это невольно вызвало несколько ухмылок, сразу замеченных им. Еще когда катер с «Богатыря» ошвартовался к трапу и капитан первого ранга поднимался на палубу броненосца, все обратили внимание на двух матросов, тащивших следом за ним большой деревянный ящик. Судя по тяжелому дыханию дюжих моряков, весил тот ящик изрядно. Все открылось, когда наконец добрались до адмиральского салона, где проходило совещание. Дело в том, что при закупорке Симоносекского пролива штурмовая группа с «Богатыря» обнаружила на пришвартованном к крейсеру пароходе контрабандный груз из пистолетов «Маузер 96» и патронов к ним. Уложенные в ящики пистолеты с запасными обоймами перенесли на крейсер. Всего набралось 146 ящиков. Сколько в них было пистолетов, сосчитать никто до сих пор не успел. Патроны к ним, лежавшие в таких же ящиках рядом, просто ссыпали в мешки для экономии места, сколько успели набрать до подрыва судна, и свалили потом все это кучей в кают-компании. На большее тогда времени не хватило. Считать и сортировать их пока еще не начинали. И вот теперь ящик этих маузеров Добротворский приволок к адмиралу и раздарил всем, кто здесь оказался. По-своему истолковав ухмылки на лицах некоторых офицеров, явно глубоко его задевшие, он сразу заявил, что это боевой трофей. Что с бою взято – то свято! Никаких задержек в ходе операции это не вызвало, а что удача улыбнулась его отряду, так то карта так легла. Никого от этого пирога он не отжимал и все добытое сдаст по описи. Завидовать не надо. Пока штаб и вызванные командиры кораблей и отрядов приходили в себя от его напора, Добротворский, уже не на шутку распалившись, попытался взять инициативу в свои руки. Со свойственной ему самоуверенностью он заявил, что кроме ценных подарков готов вынести на рассмотрение совета перспективное предложение. Полученные некоторыми кораблями при прорыве повреждения, конечно, довольно серьезные, но в конечном итоге ни один из пострадавших не имеет сколько-нибудь значимых затоплений. Боеспособность сохранили все, поэтому командир отряда крейсеров заявил, что считает возможным и нужным отправить один крейсер на Цусиму прямо сейчас в обход острова Кюсю с юга для набега на японские коммуникации южнее Цусимских островов, которые наверняка заметно оживятся после ухода флота. Причем это следовало сделать немедленно, чтобы успеть до прекращения массового перехода скопившихся за последние недели транспортов, так как он мог уже начаться. Но основной задачей отделяемого крейсера было создание у противника иллюзии, что весь наш флот идет на юг. Кроме ущерба для армейских перевозок на заключительном этапе прорыва, это позволяло организовать очаг напряжения в районе южной оконечности Кюсю и его западного побережья, заставив противника нервничать и оттягивать дополнительные силы от Цусимы. Даже если обман раскроется, присутствие в том районе одного-единственного полноценного крейсера не позволит снять и части дозорных судов с южного направления, чтобы не оголить свои главные коммуникации. А это, в свою очередь, облегчит прорыв конвоя с севера. Когда начнется штурм Осакского залива и японцы, вне всякого сомнения, поймут, что их обманули, они могут организовать полноценную охоту на этот крейсер. Но у него будет свобода маневра и запас топлива на угольщиках в условленном районе встречи, так что загнать его в угол вряд ли удастся. Предложение сразу признали дельным и приняли к дальнейшей разработке, но от капитана первого ранга все же потребовали объяснить, как вышло, что на «Олеге», всего месяц назад закончившем ремонт и имевшем опытных кочегаров, вышли из строя котлы. Этот вопрос Добротворский воспринял вообще как личное оскорбление. Начав багроветь лицом и с трудом сдерживая свой гнев, он сказал, что все причины были подробно изложены им в докладной записке, отправленной штабу на связном вспомогательном крейсере, но никто не потрудился не только изучить ее, а даже просто принять для рассмотрения. И теперь хотят во всех грехах сделать виноватым его одного. Поскольку ни о какой докладной записке никто из присутствующих ничего не слышал, это вызвало некоторое замешательство. А Добротворский продолжал своим громким властным голосом, перейдя уже к обвинениям непосредственно в адрес высшего штабного руководства в низких интригах, направленных против него лично, в угоду которым едва не угробили не только «Олега», но и весь отряд крейсеров, сначала отправив его на вражеские коммуникации без прикрытия броненосцев, а потом еще и поставив задачи с явно невыполнимыми сроками. Успокоить разбушевавшегося начальника отряда пытался флаг-капитан штаба Клапье-де-Колонг, но получил в ответ порцию претензий в некомпетентности и отсутствии контроля за обработкой поступающих наиважнейших сведений от воюющих отрядов, что, сидя в тылу, в тепле, он не может понять того, как быстро меняется ситуация непосредственно в ходе проведения операции и какую огромную ответственность несет на себе начальник отдельного отряда, по сути отрезанного от остального флота! Тут уже вмешался Рожественский, резко потребовавший от Добротворского прекратить истерику. Он сказал: «Насчет ответственности, так ее на штабе поболее вашего будет, а насчет тыла, так вы, когда к борту подходили, сами пробоины видели, а некоторые теперь вообще на дне покоятся, а на ваших крейсерах только краску штормом посмывало! Так что тут вы тоже погорячились, дорогой Леонид Федорович! Что же касаемо докладной записки, то с этим вопросом, конечно, разберемся. Вас лично никто ни в чем не обвиняет. Просто нужно разобраться в причине, чтобы не допустить подобного в дальнейшем, вот и все!» С большим трудом Добротворский все же совладал со своими чувствами. Объявили перерыв, велев подать чаю и бутерброды. Потом еще и коньяку для успокоения нервов. Заодно начали выяснять судьбу злополучной бумаги, скоро узнав, что ее получил от капитана второго ранга Скальского вахтенный начальник командир правой кормовой шестидюймовой башни мичман Бубнов 4-й, провожавший его у трапа. Тот передал ее сразу в канцелярию штаба, о чем имелась соответствующая запись в документах. К концу чайного перерыва нашлась уже и сама докладная записка, так и лежавшая в канцелярии в залитом сургучом конверте. В бешеном сумбуре тех дней про нее никто даже и не вспомнил. После почти получасового перерыва продолжили совещание. В итоге в рискованный рейд, предложенный Добротворским, решили отправить «Аврору», которой почти не довелось пострелять в ходе симоносекского дела. Полный боекомплект мог оказаться весьма кстати на оживленных судоходных трассах. На крейсер, для расширения возможностей при высадке штурмовых групп или призовых партий, передали дополнительно четыре шлюпки с трофейных пароходов, доведя численность судовых плавсредств до половины штатной. Еще до завершения общего собрания командир крейсера капитан первого ранга Егорьев отбыл на свой корабль, для подготовки к одиночному плаванию. А на продолжившемся заседании штаба и старших офицеров, кроме решения вопроса с призами, снова прорабатывали предварительный план атаки Осакского залива. К слову говоря, потери и повреждения при штурме пролива Симоносеки оказались меньше ожидаемых, так что по количеству стволов и наличию боезапаса ситуация была сейчас лучше, чем предусматривалось изначальными планами. Отделять в отдельный отряд тяжело поврежденные корабли не понадобилось, поэтому вероятность благоприятного развития дальнейших событий заметно увеличилась. За атаку Кобе и Осаки высказались все. Возражений не было, оставалось еще раз проработать детали, что было уже обязанностью штаба. На этом пришлось свернуть военный совет, так как был получен сигнал с «Богатыря» о появлении дыма на горизонте. Нужно было срочно возвращать офицеров на места. Всем флагманам и командирам было приказано подготовить свои варианты выдвижения на рубеж атаки и предоставить их на рассмотрение штаба не позже завтрашнего утра. К этому времени «Аврора» уже отделилась от эскадры и двинулась на пятнадцати узлах к заливу Саэки, в то время как флот продолжал идти на юго-восток, перехватив и потопив некстати вылезший в море каботажный пароход, лишь перед самым закатом довернув к югу. Крейсера и миноносцы шли впереди, развернувшись в широкую завесу, прочесывая пролив Бунго на всю ширину. Встречные суда топили, ссаживая экипажи в шлюпки. Но кроме парусной прибрежной мелочи никто больше не попадался, что было совершенно нехарактерно для этих обычно весьма оживленных вод. Гористое японское побережье и разбросанные вдоль него скалистые острова, самыми крупными из которых были Цукуми, Осима и Хибури, было хорошо видно с обоих бортов. Наш общий поворот на юг гарантированно заметили. К тому же крейсер «Аврора» постоянно мозолил глаза у самого берега, продвигаясь в том же направлении. Достигнув горла пролива Бунго, эскадра буквально уперлась в маяк, возвышавшийся среди прохода на одинокой скале. На него передали сигналом приказ спасаться по возможности, одновременно броненосцы развернули в его сторону свои башни. После того, как от островка отвалила шлюпка, ее подобрал «Орел», приняв пассажиров, а «Николай» и Наварин» отстрелялись тяжелыми калибрами с прямой наводки. Белая каменная башня полностью обрушилась после двух прямых попаданий. Когда вышли в Тихий океан, передовая завеса из крейсеров разошлась еще шире, в то время как истребители были вынуждены вернуться к эскадре из-за тяжелой встречной зыби. Флот теперь держался на некотором отдалении от берега, но его дымы все время было видно. Забыть о нас не давал и трехтрубный крейсер, проводивший разведку восточного побережья Кюсю и обстреливавший навигационные объекты. Вялая бомбардировка с «Авроры» маяков у Саэки и далее к юго-востоку, скорее всего, не причинила заметного ущерба, но панику среди шнырявшей вдоль берега парусной мелочевки подняла приличную. Две подвернувшиеся по пути флотилии небольших рыбацких судов с крейсера также обстреляли, рассеяв и обратив в бегство. Тем временем основные силы наконец наткнулись на добычу. Незадолго до заката «Светланой» был обнаружен дым встречного судна. Доложив об этом на флагман по радио, крейсер пошел на сближение и вскоре остановил голландский пароход «Эверстен». Несмотря на приличную волну, с третьей попытки на него все же высадили досмотровую партию и приказали следовать в кильватер крейсеру, чтобы провести досмотр на ходу. Со слов капитана, пароход шел в Модзи из Суробайи с грузом керосина и риса. Контрабанды не было. Поэтому голландец отказывался ложиться на обратный курс, не желая терять время, и требовал его отпустить. Сначала вызванные сильной волной задержки с высадкой, а потом препирательства с капитаном заняли довольно много времени, и крейсер успел отстать от ушедшего дальше флота. Настырного голландца уже хотели отпустить, однако документы на груз были показаны не все, что вызывало подозрения. Досмотр ускорили и быстро обнаружили под мешками риса деревянные ящики, в которые были упакованы разобранные станции беспроволочного телеграфа производства фирмы «Телефункен» и немецкие пневматические станции с наборами инструмента для сверловки, рубки, клепки и чеканки, что однозначно являлось контрабандой. Пароход перешел под управление призовой команды, которая повела его к главным силам флота, а голландцы теперь должны были съехать на один из вспомогательных крейсеров, как только позволит погода. Глава 8 Тихий океан встретил русский флот тяжелой зыбью. Это серьезно осложняло жизнь миноносникам. Хорошо, что ремонт на обоих пострадавших эсминцах успели закончить. Все остальные корабли переносили такое волнение вполне прилично. Учитывая, что встреч с японским флотом в течение ближайших суток можно было не опасаться, эсминцам приказали гасить котлы и подать буксиры на пароходы. Все четыре приза из Симоносекского пролива и свеженький голландец пока шли в середине общего строя, так что миноносцам пришлось втягиваться внутрь ордера и уже там начинать возню с канатами. При этом «Безупречный» подал конец на «Терек», оказавшийся ближе всех, так как трофея для него не хватило. Следующей целью Тихоокеанского флота был Осакский залив. Переход до него планировалось осуществить с соблюдением максимальной скрытности. Для этого за ночь с пятого на шестое июля предполагалось выйти южнее основных морских путей, проходивших вдоль южного побережья острова Сикоку, затем повернуть на восток-северо-восток, чтобы к полудню следующего дня оказаться примерно на 140 миль южнее пролива Кии. Попутно нужно было встретиться с «Днепром» с которым к ночи была установлена устойчивая радиосвязь. До наступления темноты встретили еще два небольших японских каботажника и три шхуны, шедших в пролив Бунго с юга и востока. Их не стали досматривать из экономии времени, быстро продырявив трехдюймовками, предварительно ссадив экипажи в шлюпки. Оттуда их забирал дежурный «Жемчуг» и переправлял на борт флагманского броненосца для последующего опроса. Флот при этом не останавливался ни на минуту. Ночью шли плотным строем, выключив все ходовые огни. Крейсера приблизились к броненосцам, держась всего в миле впереди них по курсу, выбросив длинные туманные буи, чтобы было проще ориентироваться в темноте. Все трофейные пароходы, тянувшие миноносцы, на всякий случай, вывели из общего ордера левее строя эскадры, где они шли в более свободном построении. Незадолго до полуночи достигли назначенной точки рандеву с «Днепром» и по кодовой комбинации огней на мачтах нашли его. Взаимное опознавание прошло без эксцессов. Повтора сигналов не потребовалось. На переходе никаких судов наш рейдер не встретил, так что призов не привел. Его проводили к броненосцам, где он занял предписанное ему место, после чего эскадра начала круто ворочать к востоку, двинувшись на исходные рубежи для атаки. Ход держали не менее девяти узлов, уже не опасаясь встретиться с кем-либо в этих обычно пустынных водах. Однако крейсерскую завесу с рассветом развернули снова. Почти сразу «Жемчуг» обнаружил дым на северо-востоке и полным ходом пошел на сближение. Пароход шел от японских берегов, но его курс вел к колонне броненосцев, поэтому было решено судно остановить. Им оказался французский пароход «Артемия», направлявшийся, по словам капитана, с небольшим попутным грузом из Кобе в Сингапур. Выяснив это, с «Жемчуга» передали приказ Рожественского следовать за ним и привели к каравану транспортов, поставив в хвосте колонны. Радиопередатчика на судне не было, поэтому рассекретить эскадру, идя с ней, он не мог. Француза обещали отпустить через сутки, если тот не будет пытаться скрыться, а за это время оставленные на борту офицер и два матроса осмотрят судно на предмет контрабанды. Задержку и перерасход топлива предложили компенсировать деньгами в нашем консульстве по прибытии судна в Сингапур. Капитан, естественно, был против, заявляя, что он идет из Японии и потому контрабанды на судне быть не может. Он требовал немедленно покинуть палубу, а пароход отпустить. В ответ досмотровая партия была увеличена, и скоро нашлись патроны для японских винтовок «Арисака» и 75-миллиметровые снаряды. Все производства осакского арсенала. Под давлением этих фактов капитан признал, что имеет небольшой военный груз до Шанхая, где предполагалось передать его на японское судно в ходе промежуточной бункеровки. Поскольку контрабанда была лишь небольшой частью от общего груза, ее можно было просто выбросить за борт, а пароход все же отпустить, когда уже не будет необходимости в соблюдении секретности. Конечно, если почтенный шкипер согласится рассказать что-либо заслуживающее внимания о подходах к Осакскому заливу, о нем самом и проливе Кии. Капитана «Артемии» такой вариант развития событий вполне устраивал, и он охотно согласился прогуляться вместе со старпомом и еще двумя офицерами на катере на флагманский «Орел» для окончательного решения вопроса. А тем временем с его парохода полетели за борт ящики с патронами. Выбрасывать военное имущество было жаль, но перевозить это все в такую погоду казалось слишком рискованным. К тому же времени заняло бы непростительно много, а так никакой заминки не возникло. Из беседы с капитаном и его штурманом выяснили, что ночью никаких береговых огней ни во входе, ни в глубине пролива Кии нет. В самом проливе запрещено любое передвижение судов от заката до рассвета. Тех, кто до ночи не успевал добраться до таможенного отстойника Вакаяма, останавливали сигналом с берегового поста на острове Исима, отправляя на рейд Гобо на противоположном берегу пролива, откуда за ними приходил брандвахтенный пароход. Никаких дозорных судов французы не видели, кроме старого сторожевого судна у острова Токушима в проливе Китан, ведущем уже непосредственно в Осакский залив, и еще одного, такого же древнего, на рейде порта Вакаяма. Однако в заливе несут службу несколько японских небольших миноносцев. Их видели, когда бункеровались в Осаке. Торговых судов в заливе много, в том числе и иностранцев. Навстречу «Артемии» попалось несколько пароходов, направленных японской береговой охраной в Осакский залив и Харимское море, чтобы переждать набег русского флота. Однако капитан Жерве счел, что ему ничего не угрожает, поскольку он шел уже обратным рейсом, благополучно доставив в Кобе груз взрывчатых веществ и стальных отливок. Принятая довеском контрабанда была надежно припрятана. Карты фарватеров и навигационные знаки Кобе и Осаки, показанные французами, совпадали с добытыми на «Малазиен». Часть рассказанного была уже известна нашей разведке и подтверждалась данными из других источников. Но вместе с тем было и много нового. Например, о запрете любого ночного судоходства в проливе Кии и новом отстойнике судов на рейде Гобо никто и ничего до сих пор не знал. Это наталкивало на мысль, что ночью дозорная служба в проливе все же несется. Скорее всего, миноносцами или небольшими пароходами. В связи с этим был изменен первоначальный план прорыва к укреплениям на входе в Осакский залив и выбран другой вариант боевого построения. Рейд Гобо, в дополнение к ранее определенной Вакаяме, назначили запасной целью, в случае если прорваться в залив не удастся. Флот продолжал движение на восток-северо-восток. Состояние моря все так же не позволяло провести угольную погрузку, в которой нуждались эсминцы, поэтому никаких задержек не планировалось. До начала второго часа пополудни шестого июля с флагмана не было никаких сигналов. Штурм Осаки назначили на рассветные часы завтрашнего дня. Море вокруг было совершенно пустынным. Радиотелеграфисты не отмечали никаких признаков работы чужих станций поблизости. После полудня, учитывая отсутствие явных признаков близости хотя бы даже разведки противника, Рожественский счел возможным сделать профилактическую остановку для осмотра и необходимого ремонта механизмов, на которой уже давно настаивал флагманский механик Политовский. К этому времени «Николай I» с явным трудом мог держать эскадренные девять узлов. Это было совершенно неприемлемо, в свете предстоящего прорыва через охраняемые воды к Осакскому заливу и возможного боя. Для неотложных работ по восстановлению работоспособности механизмов на нем необходимо было вывести из действия часть котлов во второй кочегарке и левую машину, что было невыполнимо на таком ходу. Шар не поднимали, чтобы не выдать своего места. Но когда флот лег в дрейф, призы и пароходы-крейсера машины не останавливали и обеспечивали его охрану, рассыпавшись веером вокруг до границы видимости. Попутно было созвано очередное совещание, для обсуждения возможных вариантов атаки, в случае если так и не удастся восстановить боеспособность «Николая», и окончательного согласования действий всех отрядов с учетом новых сведений. На нем присутствовали и пехотные командиры, сразу высказавшие претензии к погрузке войск, приведшей к полнейшему беспорядку в частях, вызванному спешной и бессистемной рассадкой пехоты. Получилось, что командиры старшего и среднего звена оказались на одних кораблях, а их части – совершенно на других, причем порой сразу на всех троих вспомогательных крейсерах. Исправить это сейчас в полном объеме было невозможно, но часть старшего командования все же начали перевозить туда, где было больше всего их подчиненных. Также обещали пехоте обеспечить максимально возможные условия для связи с началом высадки, но десантные группы пришлось переформировывать на ходу. Предложенная Берсеньевым тактика отдельных боевых групп вполне оправдала себя в Симоносеки, поэтому единодушно было решено при штурме укреплений Осакского залива действовать по такой же схеме. Дело облегчалось тем, что флот теперь был в одном кулаке, и исключался этап сосредоточения отрядов, что резко снижало вероятность возможных накладок и задержек. По имевшимся данным разведки, крупных сил японского флота у Осаки быть не должно. Только несколько номерных миноносцев и вооруженные пароходы. Чтобы не дать противнику времени на приведение береговой обороны в полную готовность и минирования подходов к портам, атаковать нужно было в лоб, через пролив Китан, при этом подобравшись к нему незаметно, пройдя проливом Кии почти тридцать миль. В случае движения в обход, предположительно слабо укрепленными проливами Наруто и Акаси, огибая остров Авадзи с запада через Харимское море, шансов остаться необнаруженными не было никаких. Следовательно, к моменту появления наших передовых отрядов в Осакском заливе противник будет готов к продолжительной осаде, которую мы себе позволить не могли. Главным препятствием были три японских укрепленных района, прикрывавших как пролив Китан, самый подходящий вход во внутреннюю акваторию, так и район порта Вакаяма, восточнее этого пролива. Из-за незначительной ширины входного канала эти укрепления обеспечивали достаточно надежную защиту. На западном берегу пролива Китан располагался район Юра. По сведениям разведки в нем было одиннадцать батарей, насчитывавших в общей сложности 62 орудия калибром от 90 до 280 миллиметров. На острове Токушима – восточном берегу пролива – размещались еще шесть батарей с тридцатью четырьмя орудиями калибром от 120 до 280 миллиметров. И наконец, самым восточным укрепленным районом был район Када, расположенный между мысами Када и Арида севернее Вакаямы. Там было восемь батарей с сорока восемью орудиями снова от 90 до 280 миллиметров. Допускалась вероятность наличия береговой артиллерии и внутри залива, у самих портов, но достоверной информации на этот счет не имелось. Точные места расположения орудий предстояло выявить в ходе боя. Все известные батареи были вооружены орудиями старых моделей. Мин не опасались, так как из-за интенсивного судоходства, в значительной степени иностранных пароходов и сильных приливно-отливных течений, никаких заграждений там не ставилось. Это было известно наверняка. К тому же глубины пролива Китан исключали вероятность его сплошного минирования. Однако сам залив, сравнительно мелководный, особенно в своей восточной части, мог быть быстро и достаточно серьезно прикрыт оборонительными минными заграждениями, выставленными с дежурного минзага, или даже нескольких, предположительно имевшихся в готовности к выходу в Кобе и Осаке. Для этого было достаточно перегородить лишь узкие судоходные фарватеры, ведущие к рейдам портов. В случае заминки с преодолением входных проливов времени для этого у японцев будет достаточно. А минные заграждения в сочетании с возможными береговыми батареями и мелями на подступах к портам сделают невозможным или чрезвычайно затруднит высадку десантов. В случае срыва высадки, уже не будет возможности разрушить, или хотя бы достаточно серьезно повредить верфи, арсенал и другие важные военные объекты. Обстрел с моря с большой дистанции, из-за линий возможных экстренных оборонительных заграждений, не окажет желаемого воздействия на крупные промышленные объекты, даже при корректировке огня с аэростата и израсходовании всего боекомплекта эскадры. Это было ясно всем собравшимся, поэтому такой вариант даже не рассматривался. Чтобы избежать заминки, планировалось отправить броненосцы береговой обороны, крейсера и истребители сразу на прорыв через пролив Китан под прикрытием огня с больших броненосцев еще до подавления береговой обороны пролива. Угля на эсминцах для действий в заливе гарантированно хватало, но потом нужно будет искать подходящее место для бункеровки, либо бункероваться трофейным прямо в захваченных портах. Тут уж по обстоятельствам. Как повезет. Взяв под контроль фарватеры и причалы портовой зоны Кобе и Осаки, передовые отряды обеспечивают их удержание, при поддержке огнем с кораблей, и высадку основного десанта с больших вспомогательных крейсеров и бронепаубников, высаживающих свои десантные роты. Их подход ожидался в пределах получаса после появления наших передовых кораблей у японских портов внутри залива. Главной целью наземной части штурма в Осаке являлся Осакский арсенал, являвшийся одним из основных поставщиков тяжелой артиллерии для армии и флота, а также боеприпасов и прочей военной техники. Он располагался почти в шести верстах от берега рядом с развалинами древнего замка в черте города, так что к нему еще предстояло прорваться. Поэтому все хорошо подготовленные регулярные стрелковые части задействовались именно в Осаке. Пехота, пробившись к комплексу зданий арсенала, должна будет очистить его от японцев и обеспечить условия для закладки фугасов прямо в цехах. Их подрыв приведет к остановке производства, хотя бы на некоторое время. После этого следовало немедленно отступать обратно на корабли. Одновременно с Осакой атакуется верфь и все портовые сооружения порта Кобе, одного из крупнейших портов Японии. Но пехоты на Кобе уже не хватало, поэтому большую часть работы на берегу там предстояло выполнить десантным ротам с кораблей эскадры. Вся операция в заливе должна завершиться к ночи, поле чего флот снова выдвигается в южном направлении. Так, в общих чертах, выглядел окончательный план штурма. К трем часам пополудни Политовский доложил, что эскадра готова начать движение. Механизмы исправны и после притирки и регулировки некоторых вспомогательных агрегатов, что можно доделать уже на ходу, способны работать на максимальной мощности достаточно продолжительное время. Запасов угля, воды и машинного масла на всех кораблях достаточно. К этому времени успели обсудить все основные вопросы, поэтому старшие морские и армейские офицеры немедленно разъехались по своим кораблям, после чего флот двинулся в пролив Кии. Эсминцам было предписано иметь пары для экономического хода к наступлению темноты. По готовности механизмов отдать буксиры и двигаться самостоятельно, согласно боевому приказу, имевшемуся у командиров отрядов. Уже ближе к вечеру этими эсминцами развезли пакеты с окончательными боевыми приказами для флагманов, командиров кораблей и командиров, формируемых фактически заново, штурмовых пехотных отрядов. Командиры всех трофейных судов также получили свои приказы и инструкции.