Все оставшиеся неосмотренными пароходы уже тонули, а некоторые из них еще сильнее загорелись. В то время как отобранные шесть, имевшие довольно значительное количество взрывоопасного груза на борту, тщательно минировались. Причем заряды закладывались у самого днища в машинных и котельных отделениях и под взрывчатку в трюмах, что гарантировало большие и трудно поддающиеся заделке, особенно под водой, разрушения корпусов. Впоследствии это должно было максимально осложнить судоподъемные работы. Дрейфовавший на рейде буксир, осмотренный в первую очередь, оказался в исправном состоянии. Попав под обстрел, экипаж просто покинул судно, стравив пар из котла. Поднявшаяся на его борт группа досмотра с «Авроры» быстро перекрыла клапаны и вновь подняла давление в магистрали, о чем сразу сообщили Небогатову, до ухода «Николая» бывшему старшим на рейде. Это серьезно упрощало блокирование канала. Еще до завершения минирования он начал швартоваться к брандерам лагом и поочередно вытягивал их на фарватер южнее Ганрюдзимы, где пароходы ставили на якоря поперек судоходного канала. Когда спустя чуть более часа установкой трех пароходов формирование первичной баррикады было закончено, подожгли запалы. Груз в трюмах и все надстройки перед подрывом облили керосином, мазутом, газолином. В общем, всем, что хорошо горело. Из-за малой глубины подорванные суда, упокоившись на грунте, возвышались над водой. Но, благодаря предпринятым мерам, быстро разгорелись. Пока трофейный буксир возился с этой троицей, «Богатырь», «Урал» и «Светлана» ошвартовались бортами к трем оставшимся минированным судам и вместе с ними двинулись на фарватер пролива, покидая гавань Симоносеки. Здесь швартовы отдали, отпустив подожженные пароходы дрейфовать сначала под действием ветра вверх, а потом по течению вниз по проливу. Буксир вдогонку за ними пытался вытянуть из гавани громадину плавучего дока, очень медленно тонувшего, несмотря на несколько подводных пробоин от снарядов. Покидавшие гавань корабли провожались разрывами шрапнелей с развернутых на берегу полевых батарей. Ответить японцам с крейсеров не могли, так как не видели, откуда по ним бьют. Впрочем, обстрел был не точным. Течение с запада на восток прекратилось и уже начало менять направление на обратное, так что проблем с буксировкой на спокойной воде не было никаких, вот только отяжелевший от принятой воды док двигался медленно, а шрапнель рвалась все ближе. Поэтому, едва выволокли его на фарватер рядом с «баррикадой», буквально протиснувшись между горящими транспортами, на буксир передали приказ: «Рубить концы и идти в Модзи полным ходом». Высокий угловатый ящик дока, сильно покосившийся из-за неравномерных затоплений, еще какое-то время видели с наших кораблей, но когда догорели запальные шнуры и начали рваться заряды в его чреве, он совсем скрылся в дыму. Осмотр гавани Модзи тоже сопровождался ружейным огнем с берега. Но ничего, пригодного к буксировке, там обнаружить не удалось. Из тридцати двух пароходов и пяти крупных парусных судов к моменту начала осмотра с катеров на плаву держались только двенадцать транспортов. Все остальные уже легли на грунт или сильно горели. Ни одного мелкого каботажного судна не уцелело. Что не утонуло, оказалось выброшено на берег. Да и из этих двенадцати ни одного потенциального приза не было. У троих разошлись заклепочные швы, и они медленно тонули, остальные имели повреждения надстроек, рулей или механизмов. Это все выяснилось достаточно быстро, так что к моменту подхода «Николая I» основные работы были закончены. В машинных отделениях тех, что еще не тонули, начали закладывать подрывные патроны, груз готовился к поджогу. Как только из Симоносеки пришли крейсера и буксир, с их помощью принялись вытягивать брандеры на фарватер, просто оставляя их дрейфовать с горящими запалами. Всего таким способом вывели четыре судна, расставив их от отмели, ограничивавшей акваторию Модзи с юга, до противоположного берега пролива, где городские кварталы спускались почти к самой воде. Когда вытягивали четвертый, сработал заряд на первом. Следом и остальные. Транспорты легли на дно, перечеркнув пролив поперек ломаной линией. Все, что осталось от них над водой, очень быстро оказалось объято пламенем. Таким образом, судоходная часть фарватера, имевшая здесь ширину около трех кабельтовых, была полностью перекрыта уже во второй раз. Напоследок вывели все три и без того тонувших парохода. Два из них вытянул «Терек», а третий – «Николай I». Они были последними нашими судами, покинувшими Модзи. Буксир, собравший все катера, ушел чуть раньше. Течение уже развернулось, порождая водовороты вокруг мыса Мекари, где буксирные концы со вспомогательного крейсера и броненосца обрубили. Изувеченные и предварительно подожженные пароходы медленно начали сплавляться вниз по проливу, поворачиваясь и постепенно расходясь в стороны. Один из них выбросило на отмель у границы гавани Модзи, чуть западнее затопленных брандеров, а два других навалились на их остовы и так затонули. Крейсера же, когда вытянули свои полузатонувшие «прицепы» до мыса Мекари, пропустили вперед «Терека» с «Николаем», только что избавившихся от своих «хвостов», после чего поднялись в самую узкую часть пролива, где с пароходов отдали якоря. После чего, приняв обратно штурмовые группы, отдали швартовы, снова дав ход. Запальные шнуры уже горели, и в течение получаса все заряды исправно сработали. Когда вскоре после восьми часов утра это наконец произошло, среднего в их ряду уже начало разворачивать. Грунт не удержал кормового якоря, так что в заграждении, организованном фактически в самом узком месте пролива, сразу после поворота, открылся узкий проход. С замыкавшего колонну «Богатыря» это хорошо видели. Вода убывала, и течение, развернувшееся в обратную сторону, набирало силу. Крейсера ушли на стоянку Таноура, оставив в запертом теперь с юга и севера Симоносекском проливе только два больших разгромленных портовых рейда, забитых остовами уже затонувших, а также горящих и тонущих судов. Хотя из всего, что было на берегу в обоих портах, почти ничего не пострадало, вывезти оттуда какие-либо грузы морем теперь было весьма непросто. * * * Поскольку нападения с западной стороны пролива теперь можно было не опасаться, а с востока нападать было просто некому, в Таноура можно было, не торопясь, разжиться трофеями. Когда огнем противоминных и миноносных калибров удалось выгнать японцев с судов на берег, на палубы всех, кто еще держался на плаву, поднялись наши матросы. Они действовали быстро, заделывая опасные пробоины, где это было еще возможно, и проверяя исправность механизмов и наличие угля, где это было нужно. Из двадцати четырех пароходов и восьми крупных парусных судов, стоявших в бухте в два, а местами и в три ряда, наибольший интерес вызывали четыре транспорта. Два английских – «Шропшир» в четыре с половиной тысячи и «Виндекс» в шесть тысяч тонн водоизмещения, оба с ходом в тринадцать узлов. Их трюмы были уже пусты, зато угля в ямах хватило бы дойти до Сайгона, а может и дальше. На немецком угольном пароходе «Галатея» в пять тысяч тонн, загруженном австралийским первосортным углем, кроме генерального груза нашли еще около полусотни первоклассных пятикратных цейсовских биноклей в заводской упаковке. Последним, признанным достойным, призом в гавани Модзи был новенький быстроходный американский транспорт «Лизком-бей» с тушенкой и стальным прокатом, имевший очень яркую окраску. Его скорость была на полузла меньше, чем у англичан, но ценный груз вынудил провести полноценный захват и вывести это судно почти от самого берега на фарватер. Эти четыре парохода решено было взять с собой, и сейчас шло комплектование перегонных команд трофеев. Осмотреть как следует все, что было на стоянке, конечно, не успели. А с усилением сопротивления эти попытки и вовсе прекратили, ограничившись только осмотром с воды. Судя по внешнему виду, все остальные суда были преимущественно японскими пароходами, шхунами и барками среднего размера, большей частью изрядно изношенными, с армейскими грузами в трюмах и на палубах. Два транспорта, пытавшиеся дать ход при появлении Матусевича, были торпедированы его миноносцами и затонули прямо на месте стоянки. Причем один из них, английский «Арчер», пытался таранить «Безупречного», за что и поплатился. Видя явную угрозу для своего флагмана, шедший следом «Блестящий», не мешкая, отстрелялся из всех калибров по мостику. А точный двухторпедный залп окончательно устранил риск столкновения и наглядно показал перспективы для остальных иностранцев-контрабандистов, активно протестовавших поднятыми флажными сигналами по международному своду и готовившихся дать ход, чтобы покинуть порт. Из тех судов, что еще оставались доступными для осмотра, отобрали несколько кандидатов в брандеры и, убедившись в их безопасности, приступили к основательному минированию, не жалея взрывчатки. Захваченные у бортов транспортов портовые баржи и два наливных водяных бота также готовили к затоплению. Все не нужные и не способные передвигаться самостоятельно или старые корабли подлежали уничтожению на месте без различия груза и флага. Захваченные абордажными партиями, высаженными с эсминцев, у мыса Мекари сразу после прорыва через пролив три портовых буксира были полностью исправны и даже под парами. Им досталось много работы. Еще до окончания боя, под ружейным и шрапнельным огнем, они начали вытягивать трофейные пароходы и брандеры на чистую воду. В итоге, к приходу «Николая» с «Тереком» из Модзи и крейсеров из Симоносеки все призы стояли на кромке фарватера на якорях, их новые машинные команды шуровали в топках, поднимая пары в котлах, а освободившиеся буксиры спешно занялись почти готовыми брандерами. Когда крейсера Добротворского показались из-за мыса, пароходики сразу двинулись к ближайшему от пролива, уже заминированному судну, стоявшему с почти пустыми трюмами, начав сталкивать его на фарватер, оттягивая в пролив. У самого мыса, уже разминувшись с «Богатырем» и «Светланой», минеры подожгли запальные шнуры и покинули судно, обрубив канат. Буксиры сразу двинулись обратно на рейд за следующим. Якорей с пароходов на этот раз не отдавали, просто сплавив их по течению на запад. По длине шнура заряды должны были сработать где-то через четверть часа, у мыса Мекари. Контролировать процесс и наблюдать за проливом позади баррикады отправили два катера с «Терека». Они сопровождали первое неуправляемое судно, держась в паре кабельтовых позади него. С них хорошо видели, как транспорт снесло до преграды. Наткнувшись кормой на торчавшие из воды останки утопленников у мыса, он прекратил дрейф. Но набирающим силу течением корпус развернуло поперек пролива и затолкнуло нос на мель уже западнее фарватера. Тут и рванули уложенные под фундаменты котлов и машин ящики с пироксилиновыми шашками. От взрыва, вскрывшего днище на большой площади, пароход вздрогнул всем корпусом, прогнав по воде вокруг волну ряби и выбросив из покосившейся и просевшей трубы облако серого дыма, после чего сразу провалился кормой, слегка наклонившись вправо. Получилось даже лучше, чем планировали. Имевший небольшую осадку полупустой пароход, таким образом, расширил завал. Остальные брандеры уже не имели шансов миновать это препятствие и только уплотняли его. Четыре дополнительных утопленника в самой узкой части пролива перекрыли его весьма основательно и на всю ширину. Взрывчатки для их подготовки израсходовали изрядно, так что образовавшаяся баррикада была достаточно надежна и долговечна. Большие разрушения днища у всех подорванных транспортов, в сочетании с сильными течениями переменной направленности, гарантировали максимальные осложнения для тех, кто будет вынужден очищать фарватер от этого металлолома. Но наблюдать за этим спокойно японцы не дали. Плотный ружейный огонь с берега вынудил катера отойти почти сразу. Заставить замолчать стрелков, укрывавшихся за деревьями, катерные пулеметы и малокалиберные пушки не смогли. Понеся потери в экипажах и покинув назначенную позицию, с них отмигали фонарем запрос о помощи. Опасаясь, что проливом могут незаметно подкрасться японские миноносцы, к мысу отправили «Жемчуг». Как раз заканчивавший очередной боевой галс бронепалубный крейсер не стал снова разворачиваться на восток, двинувшись к мысу Мекари. Еще на подходе он обстрелял поросшие лесом склоны холмов на обоих берегах пролива, после чего, невзирая на начавшийся обстрел еще и шрапнелью откуда-то из городских кварталов, держался поблизости от формировавшегося завала. С него и с катеров просматривалась часть пролива вплоть до окраин Симоносеки и горящих напротив него на фарватере затонувших судов. Ничего похожего на попытки преследования обнаружено не было. Тем временем корабли эскадры и их штурмовые группы занимались уничтожением тех судов, что не представляли для нас интереса. Из соображений экономии, старались не стрелять. Подрывные заряды, усиленные подручными средствами, обнаруженными на борту транспортов, вполне справлялись с потоплением пароходов. При наличии горючих грузов их просто поджигали. Хотя до портовых барж, ботов и прочей мелочи, укрывшихся под самым берегом, всерьез добраться так и не удалось, рейд Таноура был фактически в кратчайшие сроки приведен в негодность. Работа продвигалась быстро. К половине девятого сплавили последний брандер, а из-за мыса Мекари все время глухо докатывались раскаты не прекращавшихся мощных взрывов. Закончив на стоянке и вернувшись от мыса, плодотворно поработавшие катера подходили к высоким бортам своих пароходов-крейсеров, где их принимали на шлюп-балки под грохот не прекращавшихся взрывов в трюмах, котлах и машинах японских судов на рейде. Крейсера также принимали свои шлюпки и людей. Стоянка Таноура была окончательно разгромлена. Некоторые суда уже затонули, остальные быстро ложились на грунт. Глубина была небольшой, так что крупные пароходы, погрузившись всего на три-пять футов, плотно обосновывались на дне. Те, что помельче, погружались по палубу. Все сильно горели, а русский флот готовился продолжить поход на восток. Не став дожидаться, пока трофеи разведут пары, Рожественский приказал заканчивать работы по закупорке фарватера и выдвигаться. Из доклада о полученных боевых повреждениях стало известно, что серьезно пострадали «Жемчуг», «Адмирал Ушаков», «Генерал-адмирал Апраксин» и «Николай I». Причем у двух последних довольно тяжелые повреждения в главных механизмах, и для их устранения необходимо вывести из действия машины на несколько часов. Их пока придется тянуть на буксире. Кроме того, не может идти своим ходом истребитель «Блестящий», а «Бодрый» в ближайшие три-четыре часа способен держать только восьмиузловой ход. Все остальные эсминцы имеют повреждения различной степени тяжести, но сохранили боеспособность. Времени для ремонта не было. Нужно было спешить, чтобы успеть пройти узости пролива Хойо до заката, поэтому все работы решено было провести на переходе. Эскадра начала вытягиваться с фарватера пролива Симоносеки, преодолевая уже развернувшееся и ставшее теперь встречным течение. Вперед на разведку выслали «Жемчуг». В строю главных сил головными теперь шли оба больших броненосца Рожественского, следом большие вспомогательные крейсера, каждый из которых тянул по подбитому броненосцу. «Урал» так и не расстался с «Николаем», а «Терек» взял на буксир «Апраксина». За инвалидной командой в кильватер встали «Сенявин» и «Ушаков», тянувшие подбитые миноносцы. «Наварин» замыкал строй, ведя на буксире «Виндекс». Выглядело это со стороны довольно печально. Буксировщики с большим трудом справлялись с набиравшим силу течением, поэтому головные корабли эскадры периодически стопорили машины, поджидая отстающих. На стоянке еще оставались русские крейсера и миноносцы, метавшиеся в разные стороны, собирая свои и трофейные шлюпки и катера, что еще больше растягивало строй, окончательно лишая его внешних признаков организованного отхода. «Громкий», сменивший «Жемчуга», держался у мыса Мекари до половины десятого, наблюдая за проливом южнее уже затопленных на фарватере пароходов. Там, на отмели за гаванью Модзи, начиналось какое-то движение, но толком разглядеть не удавалось из-за большого расстояния и слишком узкого открыто просматривавшегося участка пролива, к тому же затянутого дымом. Сплавляемые из Таноуры два последних подожженных судна усиливающимся течением прижало к уже лежащим на дне пароходам, перекрыв фарватер примерно от его середины до границы у западного берега пролива сразу за мысом, где рванула взрывчатка, окончательно прикончив транспорты. Причем первый из них почти перевернулся и затонул лежа на правом борту. Но у мыса, под самыми скалами, уже за границей фарватера, все еще оставался узкий проход с примерно трехметровой глубиной в малую воду. Буксиры заполнили этот промежуток пятью загруженными мостовыми конструкциями и рельсами стальными портовыми баржами, приведенными ими в пролив в своем последнем рейсе. После чего их экипажи открыли кингстоны и подорвали машины, встав на якорь в просветах этой баррикады. Окончательно запечатав пролив, моряки перебрались на «Громкого», покидавшего Симоносекский пролив последним. Ему навстречу по течению дрейфовали еще два парохода, с сильно горящими грузами в трюмах и на палубах. Один из них имел заметный крен на правый борт, а другой неестественно глубоко сидел в воде кормой. Их сорвало с якорей после серии взрывов боеприпасов в трюмах, детонировавших от жара. Было ясно, что эта парочка совсем скоро станет дополнением к уже вполне сформировавшейся третьей преграде в проливе. После ухода броненосцев еще какое-то время в Таноуре оставались крейсера Добротворского, занятые сбором разбежавшихся по стоянке досмотровых групп и готовившиеся буксировать три оставшихся трофейных парохода, пока те не смогут идти самостоятельно. С ними держались и боеспособные миноносцы, обеспечивающие гарантированный подрыв или поджог того немногого, что оставалось на плаву. Подойти к берегу им так не удалось из-за усиливающегося обстрела. Успели только всадить несколько снарядов в плавкран да слегка пощипать обширную стоянку барж и грузовых фунэ. Уведя свои побитые истребители за линию начавших погружаться пароходов, Матусевич собрал все шлюпки, привел их к крейсерам, дождался подхода «Громкого» и под градом шрапнели покинул бухту Таноура последним в 10:53. Крейсера со своими ведомыми судами двинулись на восток чуть раньше. Головные броненосцы к одиннадцати часам утра уже почти скрылись из вида. Но с них было прекрасно видно жирный черный дым, густым шлейфом встававший за кормой и сносимый ветром на север от стоянки. Складированные на берегу грузы тоже горели в нескольких местах, но не сильно. Вероятно, их уже тушили. Из-за зеленых гор полуострова Бузен, самой северной части острова Кюсю тоже вставали густые столбы дыма от горевших судов в портах Модзи и Симоносеки и затопленных поперек фарватера в самом проливе. Правда, по мнению офицеров из штаба Рожественского, оба порта сохранили почти все свои портовые плавсредства и береговую инфраструктуру и все еще могут обслуживать небольшие суда, проход для которых старательные японцы расчистят уже довольно скоро. Это понимали и многие на палубах броненосцев и крейсеров, поэтому приказ на срочный отход без массированной бомбардировки практически павших городов при отсутствии явной угрозы со стороны надежно запертого пролива вызвал недоумение. Однако спорить никто не решился. О дальнейших планах штаба наместника императора, в которых еще предстояло немало пострелять, были пока осведомлены только командиры кораблей и флагманы отрядов. Глава 7 Эсминцы замыкали походную колонну, развернувшись завесой позади крейсеров, буксировавших трофеи. Убедившись в том, что их не пытаются преследовать, завесу вскоре свернули, приказав миноносцам держаться при главных силах. Получив по радио этот приказ, они перестроились в кильватер и, обойдя появившийся у флота обоз с правого борта, быстро догнали броненосную колонну, густо дымившую в пяти милях впереди бронепалубников. Трофейные пароходы вскоре смогли дать ход под своими машинами, что избавило крейсера от обузы, позволив тоже начать нагонять авангард. Поскольку «Николай» и «Апраксин» все еще были «иждивенцами», главные силы не могли дать более семи узлов, так что отряд Добротворского, вместе с призами, вскоре после полудня также догнал остальную эскадру. По мере удаления от входа в пролив течение слабело и почти не мешало движению. Эскадра набирала скорость. Пострадавшие механизмы на «Николае» и «Апраксине» спешно приводили в порядок. Снова, как на переходе, Политовский мотался между аварийными броненосцами «словно водовоз на пожаре». В итоге к половине первого часа дня все корабли смогли дать ход. Оставались еще кое-какие мелочи по механической части, но при сохранении тяги вспомогательными крейсерами, необходимую эскадренную скорость в девять узлов теперь все держали уверенно. Отмеченные дымными столбами Симоносеки и Модзи к этому времени были далеко за кормой. Уже невозможно было точно разглядеть, но многим казалось, что несколько южнее и дальше за ними все еще был виден дымный шлейф пожаров в заливе Вакамацу. Русский флот пересекал море Сио-Нада, одно из многочисленных спокойных внутренних морей Японской империи. Обычного для этих мест кишения всевозможных мелких судов не было и в помине. Даже паруса рыбаков крайне редко мелькали в зоне видимости. Поскольку главным силам японского флота теперь, чтобы добраться до нас, требовалось как минимум обогнуть остров Кюсю с юга, в течение ближайших суток вероятность большого артиллерийского боя сводилась к нулю. Некоторую угрозу могли представлять вспомогательные крейсера и миноносцы из Куре и Хиросимы, но днем они вряд ли рискнут приблизиться. Так что до наступления темноты активных действий со стороны противника не ожидалось. Воспользовавшись этим, Рожественский отправил «Светлану» и «Богатыря» провести поиск судов и обстрелять порт Убе в устье реки Кото и осмотреть бухты Ямагути, Айо и Оми на южном побережье острова Хонсю. А «Аврору» отправили к Накацу, на северном берегу Кюсю. В этих пунктах предполагалось наличие транзитных и таможенных якорных стоянок на подходе к Симоносеки и Модзи. О том, что стоянки обитаемы, говорили хорошо видимые с мостиков и марсов дымы, поднимавшиеся из-за все еще мглистого горизонта в этих районах. Однако крейсера нашли там лишь местную парусную мелочь да небольшие каботажные пароходы. Обстреляв их и маяки, они почти одновременно сообщили об отсутствии достойных целей по радио, запросив разрешения на осмотр прилегавших бухт и островов. Но получили приказ на возвращение, так как точных карт этих вод не имелось, а шнырять между многочисленными островками, не зная фарватеров, на больших крейсерах было слишком рискованно. К тому же времени для этого уже не оставалось. Когда «Аврора», а за ней и «Богатырь» со «Светланой», распугивая по пути рыбацкую мелочь, вернулись к эскадре, она уже повернула на юго-восток к мысу Секи и входила в широкий проход между островами Химесима на юге и Касадо и Иваи на севере и востоке. Справа по борту левее зеленых скатов круглоголовой Химесимы были хорошо видны величественные вершины гор Футаго и Вашиносудаке, возвышавшиеся на разделявшем моря Сио-Нада и Джуо-Нада полуострове северного берега Кюсю, который огибали сейчас русские корабли. А где-то далеко за ними проглядывали сквозь легкую дымку еще более высокие горы. С левого борта, так же как и за кормой, тоже был виден японский берег, уходящий к горизонту островами и островками, с неизменно густо-зеленым покрывалом на них и встававшими, казалось, прямо из моря еще дальше живописными горами. Только впереди была вода. И ни одного дымка или паруса в пределах видимости. Исходя из того, что на некоторых из островков, а также не менее чем в трех местах на большом берегу ясно просматривались перемигивания береговых сигнальных постов и дымы, от планировавшейся изначально экспедиции крейсеров и миноносцев в залив Бепу отказались. Там, скорее всего, тоже уже никого стоящего не было. В это время по беспроволочному телеграфу была принята депеша с позывными крейсера «Олег». В ней сообщалось, что он находится в Озаки, имеет серьезные повреждения, полученные в ходе боя с крейсерами «Нанива» и «Такачихо», произошедшего юго-восточнее мыса Коозаки. Выйти в море в течение ближайших пяти-восьми дней возможности не имеет. Это известие прояснило некоторые неясные моменты в поведении японцев и их радиопереговорах незадолго до рассвета. В ответ отбили телеграмму об успешном прорыве и захваченных трофеях, а также запросили последние сведения о ситуации вокруг Цусимы и у западного устья пролива Симоносеки. Присутствие станции беспроволочного телеграфа дальней связи в Озаки оказалось весьма кстати. К тому же тот факт, что «Олег» смог благополучно добраться до Цусимы, был, несомненно, еще одной хорошей новостью. Видимо, японцы начали опять ставить помехи, так как переговоры по радио между флагманами отрядов стали невозможными. Пришлось перейти на сигнализацию фонарями. Но, несмотря на это, спустя полчаса «Уралом» был принят ответ из Озаки. В нем говорилось, что утром с аэростата в Окочи видели отряд из четырех больших судов, шедших от корейского берега на восток. Из-за большой дальности опознать корабли не удалось. «У Цусимы дежурят…» Далее телеграмма обрывалась, и шли одни помехи. Возобновить связь не удавалось. В штабе уже успели привыкнуть, что даже в случаях плохой радиосвязи, вызванной противодействием противника, на полностью доведенных до рабочего состояния новых немецких станциях всегда хоть что-то, хоть клочками, но принимать и передавать было можно. И теперь требовали от минеров обеспечить переговоры с Окочи. Однако, как пояснил вызванный в штаб флагманский специалист по радиоделу лейтенант Леонтьев, японцы, судя по всему, начали препятствовать нашим переговорам на всех частотах. Если сначала они перебивали передачи только обычными своими станциями, с длиной волны, сопоставимой с основными нашими, что привело к невозможности внутриэскадренных переговоров, но позволяло принимать отправленные издалека депеши с «Олега» станциям «Орла», «Николая» и дальнобойной станции «Урала», имевшими большую длину волны, то теперь задействовали и аналогичную им по волне. Пока она работает длинной искрой, депеши даже наших самых новых и мощных станций проходить не будут. Тем временем, по мере приближения к проливу Хойо флот перестроился, готовясь к возможной перестрелке с береговыми батареями. Между мысом Сада на острове Сикоку, ограничивающим пролив с востока, и островком Така у побережья Кюсю – его западной границы, был довольно узкий проход. Считалось вероятным наличие в этом районе батарей и других укреплений противника. Крейсера выслали вперед на разведку вместе с сохранившими ход миноносцами. Когда они приблизились к проходу, от группы разведки отделились эсминцы, имитируя высадку десантной партии на узкий каменистый полуостров, идущий от Сикоку к мысу Сада. Японцы на это никак не реагировали. Не было отмечено даже работы беспроволочного телеграфа. Ожидавшихся брандвахтенных или патрульных судов также не было видно. Опасаясь какого-либо нового подвоха со стороны противника, большим кораблям пока запретили подходить близко. Нагнавший свою разведку флот был вынужден маневрировать на малых ходах, в виду прохода, в то время как Добротворский предпринял аналогичную демонстрацию против острова Така, у западного берега пролива. Результат был таким же. Даже никаких запросов с сигнальных постов, которые непременно должны были быть в этом месте. Тогда, держась под самым берегом, крейсера начали бомбардировку хорошо видимых маяков, провоцируя противника на открытие ответного огня. А эсминцы тем временем, приняв на палубы тралы, до этого возимые на «Тереке», занялись поиском возможных минных заграждений, ползая в сцепках попарно вблизи берега. Но японцы молчали. Тогда крейсера придвинулись ближе, идя по проверенному фарватеру и не прекращая бомбардировку. Спустя пятнадцать минут, под прикрытием этого обстрела, с «Богатыря» высадили штурмовую группу на остров Така, а «Аврора» обследовал мыс Сада, но кроме маяков и их обслуги, прятавшейся в расщелинах, никого обнаружить не удалось[70]. Никаких признаков крепостного минного поля тоже не было, а ставить неуправляемое заграждение на такой оживленной судоходной трассе японцы бы точно не стали. Поскольку ни мин, ни батарей в проливе не оказалось, флот незамедлительно возобновил движение. Смотрителей быстро доставили на флагман и допросили. Выяснилось, что наблюдение за проливом велось только непосредственно с маяков, имевших телеграфную связь. Японские флотские связисты и сигнальщики покинули посты при появлении наших главных сил и отправились в свои гарнизоны с докладом, приказав смотрителям телеграфировать о передвижениях русских. В это верилось с трудом, поэтому пленных оставили на броненосце для последующей более вдумчивой беседы. Искать среди скал, возможно, прятавшихся там, наблюдателей не стали. Маяки подорвали, после чего штурмовые группы вернулись на крейсера, а эсминцы свернули тралы и догнали флот, продолжавший движение на юго-восток в Тихий океан. Воспользовавшись небольшой задержкой в проливе Хойо, Рожественский созвал совещание на борту флагманского «Орла». Нужно было решать, как быть дальше. С повреждениями от огня японских батарей удалось справиться, насколько это было возможно в походных условиях. Пробоины в бортах заделывали деревом, парусиной и бетоном, механизмы привели в относительный порядок.