— Это действительно необходимо? — Да. — Я позвоню сейчас в Минск, попрошу встретить наших хлопцев гостеприимно. — Спасибо! — Ладно, будешь благодарить, когда всё закончится. До связи! — До свиданья. Так, теперь пану Младеку. Надеюсь, он уже остановил свой грузовик на какой-нибудь обочине… — Пан Младек? Это снова я, хозяин груза. — А, пан Дмитри! Я йсем на первы покус… на первы раз не познал вас! — Богатым буду…. Вы сейчас где? — Прошел Вистула. — На Люблин можешь вывернуть? — Ано. — Давай в Люблин, там на подъезде к городу остановись на стоянке, и жди меня. Понял? — Ано, йсем похопил вшехно. Все понел! — Тогда — до встречи. — Сбохем! Ну, вот и всё, кажется…. Хотя нет, не всё — давешний официант торжественно и чинно несёт здоровенную миску фляков; что ж, должна же его работа хоть когда-нибудь приносить радость! * * * — Дмитрий Евгеньевич, ну наконец-то! Я уже вторые сутки орехи с сухофруктами жру, а писаю, извиняюсь за подробности, в бутылки из-под колы! — Не хнычь. Солдат должен стойко переносить все тяготы военной службы… присягу помнишь? Ладно, выползай из своей берлоги и залазь в мою машину, там стёкла тонированные, специально такую в Малопольше взял… Одиссей осторожно отодвинул ящики с сухофруктами, распахнул тент — и, неуверенно нащупав правой ногой подножку на внешнем борту грузовика, одним махом выпрыгнул из кузова. — Уф-ф-ф, блин, свежий воздух! — Одиссей несколько раз присел, помахал руками, а затем, остановленный в своих физкультурных экзерсисах подполковником, нехотя сел в припаркованный у борта грузового «мерседеса» тёмно-синий «додж-караван». Левченко повернулся к водителю, молча ожидавшему его у кабины грузовика. — Так, Ян, здесь твоя миссия кончается. Хорошо, что не оформлялись по ТИРу…. Дальше, как договаривались — едешь строго на север, до литовской границы, но её не пересекаешь — останавливаешься где-нибудь в Миколайках. Заодно в аквапарк сходишь. Ждёшь там моего звонка — и только после него продолжаешь движение. Добре? Водитель кивнул. — Добре, буду ожидать. Подполковник достал из кармана брюк пачку денег, протянул водителю. — Здесь две тысячи долларов, переждать пару-тройку дней хватит. Шофёр молча взял деньги, небрежно сунул во внутренний карман куртки. — Буду чекат стейно длоуго, яко тшеба. Надо три — три. Надо десят — десят. Левченко протянул ему руку. — Тогда — до встречи. Счастливого пути! Водитель пожал протянутую руку и, улыбнувшись, ответил: — И вам — добре цесте! — После чего, не спеша, сел в кабину и, на прощанье помахав рукой и посигналив аварийкой, двинул свой «мерседес» со стоянки. Левченко, внимательно осмотревшись вокруг — насколько это было возможно в ночной тьме, лишь немного разбавленной слабым и неверным светом двух фонарей, подвешенных на столбах на выезде с пустынной стоянки на окраине Люблина — сел в арендованный «додж». — Ну что, Дмитрий Евгеньевич, мы в Люблине — а это значит, что не избежать мне заплыва через Буг? Подполковник усмехнулся. — Не хочется до Родины вплавь добираться? Одиссей пожал плечами. — На улице — плюс два, температура воды в Буге будет от силы плюс пять…. Как-то не радует. — Ладно, не боись. Карбышева из тебя делать не буду. — А тогда… тогда как? — озадаченно спросил Одиссей. — Сейчас увидишь. Садись поудобнее, ехать тут недалеко, но всё равно — лучше с комфортом. — А куда ехать, если не секрет? — До шпиталя. Ладно, всё, угомонись, возьми вон лучше там, в пакете — колбаса и хлеб, в термосе — горячий кофе, поешь чуток. Не ответив, Одиссей взял в руки лежащий на пассажирском сиденье пакет, развернул его, и, обнаружив там означенные продукты — радостно улыбнулся. — Ну наконец-то! Тех продуктов, что вы мне выделили, до вчерашнего утра хватило — почитай, тридцать шесть часов на сухофруктах пришлось перемогаться! — Между прочим, орехи и сухофрукты — самая полезная еда. Минимум объёма, максимум пользы. — Угу, — промычал Одиссей, откусив кусок колбасы и ломая хлеб, — шамая фалешная иш фшех шухих шмешей… — Ладно, ешь, не отвлекайся на разговоры — и меня не отвлекай: я в Люблине второй раз в жизни, а с тобой на борту надо ехать оч-ч-чень осторожно… Минут за десять «додж» под управлением Левченко довёз их до довольно мрачного и изрядно пожилого двухэтажного здания из серого песчаника — весьма напоминавшего тюрьму или казарму. — Это больница? — удивился Одиссей. — Не совсем. Это подстанция Броновице воеводского управления скорой помощи. — И что мы будем здесь делать? Подполковник старательно припарковал машину — поставив её как можно ближе к торцу здания — а затем, обернувшись к своему пассажиру, сказал: — Значит, так, Саня. Объясняю тебе план дальнейших действий. Сюда сегодня вечером доставили четырех наших парней, которые покалечились в автокатастрофе в Чехии — подробности ты знаешь. Вы с водителем грузовика именно поэтому и зависли в Люблине — чтобы дождаться наших ребят. Доставил их сюда чешский реанимобиль, сопровождал машину человек из чешской страховой компании. Они час назад уехали обратно — оставив четырех эвакуируемых пострадавших в автокатастрофе на попечении здешней страховой фирмы — партнёра русской страховой компании. Поляки должны доставить этих калек до Бреста — где передадут уже белорусским страховщикам, на ответственности которых будет в том числе и вся медицинская часть трафика по Белоруссии. — И? — И сейчас мы, используя тот факт, что НИКТО из польских лиц, причастных к этой перевозке, ни разу не видел ни одного из пострадавших — поменяем тебя на капитана Сердюка. — В смысле? — В прямом. У Сердюка есть подлинный чешский паспорт — он его делал два года назад для одной операции. Правда, этот паспорт в Москве, но это не важно — не пройдёт и двенадцати часов, как он, со свежей российской визой, будет здесь. Эти двенадцать часов мы с ним посидим где-нибудь в мотеле по дороге на Влодаву. Когда его получим — чинно и благородно, абсолютно легально и совершенно законно пересечем польско-белорусскую границу. Я изначально этот «додж» брал в аренду с правом выезда за пределы Польши, специальную страховку за него даже заплатил, так что поедем с комфортом, как паны. Сердюк немного по-чешски бормочет, служил в тех краях, в артиллерии, так что будет изображать из себя моего делового партнёра-чеха. И под этой личиной проберется в незалежную Беларусь, аки змей. Одиссей улыбнулся. — А я, под личиной Вадима, перейду рубеж и окажусь в этой самой незалежной Беларуси нелегально и противозаконно? У нас с ним немного разные морды лица — это ничего? — Это ничего. Когда ребят упаковывали — я попросил Сердюка разыграть страшные головные боли. Ему наложили тугую повязку — практически полностью закрыв лицо — правда, пришлось довольно долго упрашивать медсестру сделать это, мотивируя её разными способами. Наиболее действенным оказался портрет Томаша Масарика.[14] — То есть я переоденусь в больничное шматьё, вы мне перебинтуете голову, и утром поляки, загрузив меня вместе с хлопцами в свою санитарку, повезут домой, как Вадима Сердюка, с его паспортом на груди. Так? — Совершенно верно. Ладно, сиди здесь, я сейчас схожу внутрь, вступлю в сговор со сторожем, и вызову капитана Сердюка. Ты пока переодевайся — в багажнике большая синяя сумка, там больничная пижама — а я быстро. — А если пограничники попросят разбинтоваться?