— До рассвета…. Даже кофе не успею випить… Одиссей улыбнулся. — Приедете — я встречу вас чашечкой свежесваренного кофе. Подполковник отрицательно покачал головой. — Саня, у тебя будет чем заняться утром — тебе надо будет тщательнейшим образом протереть все предметы в этом доме, которых ты касался, и по максимуму уничтожить все следы твоего здесь пребывания. Так что тебе будет не до кофе…. Понял? — Понял. Сделаю. — и, уже Блажеку, — Значит, выпьем кофе в следующий раз! Левченко грустно улыбнулся. Вряд ли, парень, тебе удастся когда-нибудь вернуться в эти края…. Слишком это опасно — с твоим-то прошлым…. Но пока мы тебя не будем разочаровывать — продолжай думать, что твоя карьера агента продолжится и после того, как мы тебя выдернем из этого тихого европейского захолустья — обманчиво тихого… Подполковник решил уточнить один момент, который беспокоил его с утра. — Бог с ним, с кофе. Как там твой друг — доехал до места? — Пан Симович? — Одиссей чуть прикрыл глаза. — Он самый. Когда последний раз он звонил? Одиссей кивнул в сторону пана директора. — Пан Симович держит связь с паном Блажеком. Чех достал телефон, пощёлкал клавишами — и сообщил важно: — Это было в двадцать один сорок. Пан Симович проезжал Влодава. Это уже у границы. Левченко посмотрел на часы. — Что ж, отлично. Значит, сейчас он уже в Бресте. Саня, как ты думаешь, этот пан… Симович… он сообщил тем, кому нужно, то, что ему стоило бы им сообщить? Одиссей скептически ухмыльнулся. — Даю сто форинтов за один геллер — нет. Подполковник махнул рукой. — Ладно, это не принципиально. Главное — что он уже вне зоны досягаемости этого твоего друга … с юга. Потом с ним закончим дела… Пан директор встал, церемонно поклонился и сказал: — Уже поздно. Я еду домой, завтра в пять приеду. До утра! Подполковник пожал хозяину дома руку, Одиссей, на правах жильца (пусть и временного) проводил пана Блажека до порога. Как только за чехом закрылась дверь — Левченко выключил верхний светильник, оставив лишь маленькую настольную лампу, и тщательно завесил шторы — никто из соседей не должен был даже предположить, что в давно опустевшем (после смерти его хозяина) доме после отъезда наследника может кто-то находиться. Вернувшийся Одиссей застал подполковника за светомаскировкой — и, улыбнувшись, сказал: — Дмитрий Евгеньевич, всё равно ж завтра утром я отсюда уеду — даже если кто-то что-то заметит, он этим своим наблюдением не успеет ни с кем поделиться! Левченко вздохнул. — Не в этом дело. Конечно, вряд ли кто-то из здешних жителей сейчас следит за домом батьки нашего пана директора через бинокль — но я не столько тебя хочу обезопасить, сколько пана Блажека. Не думай, что те, кто играют за чёрных — простофили и бездельники. Сейчас, когда они знают, что здесь, в Злинском крае, прячется человек, которого они безуспешно ищут три года — они будут землю рыть! Парень, ты, видно, не понимаешь всей опасности, которая над тобой нависла…. Не мудрено — вокруг пряничные пейзажи, дружелюбные моравы, сливовица, нега и благость. Вот ты и утратил бдительность…. Так? — Ну, Дмитрий Евгеньевич, ведь здесь реально — не Курдистан… — Не Курдистан. Здесь всё намного хуже! — Левченко налил себе чаю, отпил пару глотков, и, поставив чашку на стол — спросил у своего собеседника: — Ты про такую авиабазу Шиманы что-нибудь слышал? Одиссей пожал плечами. — Нет. А где это? — Есть такое местечко в Польше — Старые Кейкуты, недалеко от Щитно, Варминьско-Мазурское воеводство. Вокруг — леса да озёра, заповедный край. Так вот, там располагается учебный центр польской военной разведки — штирлицев своих пшеки там натаскивают. А до этого там этим же немцы занимались — это бывшая Восточная Пруссия. Рядом — аэродром Шиманы, база польской транспортной авиации, изрядно подзаброшенная, правда. Но полоса там серьезная, рассчитанная на тяжёлые самолёты — вплоть до семьдесят шестого Ильюшина. — И? — Так вот, в этой разведшколе полтора года назад отдельный блок зданий — он на отшибе, аккурат между взлётной полосой аэродрома и остальными зданиями школы расположен; четыре двухэтажных дома, бывшие казармы унтер-офицерского состава — арендовали американцы. Обнесли забором в три метра, поставили системы наблюдения, свою охрану… и теперь это — тюрьма Центрального разведывательного управления. Туда прямиком из Кабула доставляют шибко ценных пленных и тех деятелей администрации Карзая, какие в связях с талибами замечены. Как результат — штатовские генералы имеют постоянную свежую и достоверную информацию о том, что внутри Талибана творится.… Не стану тебе говорить, как им эта информация достаётся — но наблюдение со спутников зафиксировало довольно интенсивную работу котельной в этом отдельном блоке. При том, что теплоснабжение тамошних зданий идёт от центральной станции в Старых Кейкутах…. Мы предполагаем, что сжигаются трупы. Трупы тех, кто уже более не годиться в качестве источника информации. А ты говоришь — не Курдистан…. И поэтому я бы очень не хотел, чтобы пана Блажека те, что играют за чёрных, в эти Старые Кейкуты потащили. Много он, конечно, не расскажет, но всё равно — зачем деду на старости лет такие ужасы переносить? Поэтому ты тщательнейшим образом приберешься здесь — чтобы ни одна сволочь и на мгновение не заподозрила, что пан Блажек каким-то боком причастен к исчезновению… ты кто нынче по паспорту? — Словенец. Воислав Дедич. — Что пан Блажек имел какие-то дела с Воиславом Дедичем, он же — якобы погибший в Ираке Александр Тищенко, он же — осуждённый в Венгрии и успешно бежавший из мест заключения Александр Леваневский. С человеком, достать которого — их давняя и заветная мечта, и к которому у них очень большой счёт…. Понял? Одиссей кивнул. — Будет сделано. — Гут. Ладно, я минут через пять пойду потихоньку — слава Богу, стемнело, я через заднюю калитку, что мне пан Блажек показал, незаметно скроюсь. Так, телефон у тебя есть? — Да, есть, директор купил, и симку чешскую. — Хорошо, перепиши мне номер, будешь на связи…. Роуминг он оплатил? — Да, пять тысяч крон. Левченко недовольно покачал головой. — Не предупредил я его, чтоб большие суммы не светил…. Ладно, будем надеяться, что проскочит. Завтра, когда тронешься в путь — сразу отзвонись, вот мой номер. Я тоже тронусь в Польшу. Эту машину сдам в Гаврижкове, доеду на такси до Бельско-Бялой, возьму польскую. Водитель грузовика, когда будет проезжать большие города, будет громко оглашать их названия — так что слушай внимательно, что из кабины скажут…. Да, я там в прихожей пакет оставил — по пути в магазин заскочил, купил продуктов — будешь по дороге спасаться от голодной смерти. — Дмитрий Евгеньевич, главного-то мы с вами не решили… Подполковник кивнул. — Не решили. Будем по дороге решать. Думаю, к тому времени, как вы к белорусской границе докатитесь — я этот вопрос решу. — Помолчав, Левченко добавил: — Ты плавать умеешь? Одиссей недоуменно спросил: — В каком смысле? — В прямом. Брассом или кролем. — Дмитрий Евгеньевич, побойтесь Бога, март месяц на дворе! Плавать-то я, положим, умею, но если вы хотите меня вплавь куда-то отправить — то я против…. Замёрзнуть от лютой воды, как генерал Карбышев, как-то не шибко хочется! Левченко вздохнул. — Хочется — не хочется, а если не будет другого выхода — то придётся вплавь! Там, где я думаю тебя на крайний случай на воду спустить — плыть недалеко… Одиссей улыбнулся. — Через Буг? — Может, и через Буг…. Одна проблема — река пограничная, никто её никогда не чистил, поэтому плыть через неё — это, я тебе скажу, весьма рискованное мероприятие…. Не говоря о том, что пограничники могут сдуру и огонь открыть! — Умеете вы взбодрить подчинённых, страхов нагнать! — А ты не бойся! Бояться заранее — гиблое дело, только нервы мотать. Гут, не кручинься, мы этот вариант оставим на самый крайний случай…. Ладно, не будем пока загадывать. В конце концов, у нас есть примерно двадцать часов — за это время можно китайский язык выучить, а не то, что измыслить способ переброски человека через границу. — Дмитрий Евгеньевич, а как хлопцы наши? Кто их будет забирать? Мне этот сука Умар сказал, что они погибли — только на следующий день в газете местной прочёл, что все живы, но здорово покалечены. Как ребята сейчас? Подполковник улыбнулся. — Всё в порядке с хлопцами. Переломы, ушибы, сотрясения — обычное для их работы дело…. Забирать их будет страховая компания — всё уже договорено, послезавтра на специальной машине их довезут до Люблина, там они переночуют, и следующий бросок — до Минска. Ну а там ещё немножко — и они дома. — Слава Богу! Но в газете писали, что один вроде очень тяжёлый… — Женя Токарь. У него самые серьезные травмы — черепно-мозговая, переломы двух ребёр, правой руки в двух местах, левой ноги в районе голени, рваные раны брюшной полости, грудной клетки. Но зато он и самый молодой — стало быть, выше шансы на выздоровление! Первые три дня врачи всерьез опасались за его жизнь, первые двенадцать часов вообще речь шла о… сам понимаешь, о чём. Но выдюжил! И вот уже второй день — динамика положительная. Дома долечится, и через месяца два будет, как огурчик! Главное — ни у кого внутренние органы не задеты, а снаружи раны заживут… Сердюк вообще всего тремя мелкими переломами отделался — вон, пятый день шляется по больнице, медсестрам бока оглаживает — хоть и на костылях. Так что всё нормально будет с хлопцами, не переживай! Левченко встал, протянул Одиссею руку, сказав: — Ну, всё, Саня, я пошёл. Завтра к вечеру или послезавтра утром надеюсь тебя увидеть в Привислянском крае! Одиссей улыбнулся, и, пожав руку своему командиру, ответил: — Как говорят евреи — на будущий год в Иерусалиме! — Ну, это они так просто говорят; обещают — и ни хрена не уезжают…. А мы с тобой обязаны в ближайшие дни оказаться у белорусского рубежа — нам ещё много в этой жизни предстоит сделать!