— А вы не знаете, в его жизни были другие родственники? — Насколько я знала, нет. Его отец, кстати, тоже был интернатским. Мать — родом из какой-то деревни под Луганском. О других родственниках этого ребенка я не слышала никогда. Да его никто никогда и не искал. — А вы не знаете, как он увлекся фотографией, научился фотографировать? — Нет, про это я ничего не знаю. Наверное, это произошло позже, уже в другом интернате. У нас никакого фотоаппарата у него не было. — А Василий Комар остался в интернате, когда Васю Сидоренко перевели в другой? — Как же я вам не сказала! Просто вылетело из головы! Их же перевели вместе — в интернат в Николаевке. От Комара тоже рады были избавиться. Он был проблемным, но, конечно, не таким, как Вася Сидоренко. На его фоне он как-то терялся, всегда был в подчинении. Вася Сидоренко полностью подавил волю своего друга. Он умел влиять на людей, как никто другой. В это я, конечно же, с легкостью могла поверить. Кому, как ни мне, было об этом знать? Я стала прощаться, так как узнала все, что хотела узнать. — Пожалуйста, передайте привет Васе, если вы увидитесь с ним. — Я не увижусь, — отрицательно покачала головой, — на самом деле я с ним почти не знакома. Я выясняю подробности о Василии Комаре. Это связано с его убийством. Я не услышала уже ничего нового. Женщина поохала, но кто мог с таким зверством убить преуспевающего, богатого бизнесмена, конечно же, она не могла знать. Поблагодарив за все, я выскользнула в душную ночь. Ночь, конечно же, не была душной, стоял приличный мороз, везде лежал снег, но мне не хватало воздуха. И мне его не хватало все время, пока я шла до убогой гостиницы, задыхаясь от слез от рассказа старой учительницы. К счастью, меня никто не видел. Закрывшись в номере, я могла плакать. Но слезы исчезли. Я проверила мобильник — пропущенных звонков не было. Тот, о ком я лила горькие, почти кровавые слезы, не звонил и не думал звонить. * * * Директором интерната в Николаевке оказался мужчина средних лет. Он ездил на джипе «БМВ Х6», носил фирменный костюм с иголочки и внешне был похож на преуспевающего адвоката или менеджера, но только не на директора провинциального интерната. В своем кабинете он выслушал меня очень внимательно и сразу дал понять, что прогнил до мозга костей. — Видите ли, милая девушка, вы ждете от меня неких сведений, а сведения стоят денег. Тем более что эту информацию не просто добыть. Я, конечно же, не работал здесь в то время. Мне придется поднимать архивные документы, расспрашивать знающих подробности людей. С чего вдруг я так бесплатно буду тратить свое драгоценное время? С другой стороны, если вы готовы компенсировать мне потерю времени, у нас с вами может получиться другой разговор. И учтите: за информационные услуги подобного рода я беру только евро. Ну, вы меня понимаете: информацию эту очень сложно добыть, но, кажется, я вам об этом сказал. У него были связи. Его совершенно не интересовало, кто я, и откуда. Его интересовало только, смогу ли я заплатить. Он был настолько уверен в своей могущественности, что даже не опасался полицейской подставы или налоговой. Он был похож на жирного осьминога, густо запустившего свои щупальца в мутное интернатское дно. — Сколько вы хотите? — Тысячу евро. — Пятьсот! Выпускник вашего интерната, о котором я хочу собрать сведения, стал всего лишь рабочим в провинциальном городке. У него есть судимость. С чего вдруг мне платить за него тысячу евро? Не хотите 500, обращусь к кому-то другому, и поверьте, за эти деньги я найду его в вашем же интернате — это и так щедрая цена. Тут я сочинила про Вирга Сафина нечто совершенно другое. Я боялась упоминать фотографии, чтобы не натолкнуть этого хищника на след. Кажется, он поверил, потому что сказал: — Бывший уголовник? Рабочий? Я думал — бизнесмен или депутат… — Грузчик на хлебокомбинате. Два года назад вышел из тюрьмы, где провел девять лет. За решетку привел вооруженный разбой. Все руки в татуировках, и леченый туберкулез. — Тогда зачем он вам? — Не мне. Меня попросили узнать люди, которые ищут своего родственника. Но может выясниться, что это и не он. Мне не нужны секретные детали — только общие факты. Я им передам и все. Так что решать вам. — Ладно, — директор покривился, — 500 так 500. В конце концов, за бывшего уголовника… задаток оставите? — 100 евро — не больше. И учтите: сведения должны быть исчерпывающими и правдоподобными. Я найду возможность проверить, если вы сочините для меня какую-то красивую историю. — Да вы меня просто обижаете! Мы договорились встретиться через два дня. Все это время мне абсолютно нечем было заняться, и я провела их в плохонькой, убогой гостинице, похожей на предыдущее убожество, но только с той разницей, что дела гостиницы были так плохи, что в ней не хватало горничных, а потому остатки моей косметики некому было красть. Через два дня директор открыл мне дверь хозяйственной пристройки интерната, и по его ухмылке я поняла, что мне не светит ничего хорошего. Был одиннадцатый час ночи. Он специально настоял встретиться так. Уже тогда у меня промелькнула мысль, что все это странно, но я даже не предполагала, что на столько. Яркая лампа в белом плафоне осветила достаточно отчетливо нечто вроде маленького класса с четырьмя партами, столярным верстаком и почему-то мягким уголком (диван, два кресла) в углу. — Изначально здесь планировалась столярная мастерская, — пояснил директор, поймав мой недоуменный взгляд, — но потом мы решили использовать это помещение в разных служебных целях. Я сразу поняла, что здесь директор встречается с девицами и проворачивает различные тайные делишки. Он указал мне на диван, сам умостился напротив, для какой-то цели выставив ноутбук Apple. Это меня заинтриговало, особенно когда он встал и проверил, заперта ли дверь на все запоры. — Ну вы меня и втянули в криминал, — директор начал обвиняющим тоном, — да еще какой! Глухой криминал! Иначе не скажешь! — Вы узнали? — для меня ничего не проясняли эти слова. — Криминал, глухарь, висяк. Всего понемногу. Надо было брать с вас больше! Знал бы, во что ввязываюсь, ни за что бы не согласился! — Вы узнали или нет? — он меня злил. — Не спешите. Не все так быстро. Поверьте, нам с вами есть что обсудить. — Что именно? — Для вас у меня есть два рода информации. Первая — за которую вы заплатили. Когда поступил мальчик в школу, когда был передан в приемную семью и усыновлен, когда с громким скандалом сбежал из приемной семьи. Кстати, его никто после этого больше не видел. Это одного рода информация. Но есть и другая. Видите ли, я нашел одного старого человека, который работал завучем как раз в тот период времени, что вас интересует. Зовут его Соломон Яковлевич. Сейчас он живет в Израиле. И, поверьте, ему есть, что вам рассказать. Но этот разговор стоит денег. Еще 500 евро. Слишком большой риск. Если согласитесь, будете разговаривать с ним по скайпу. Если вы согласны оплатить эти сведения, мы сейчас же выйдем с ним на связь. Это было похоже на мошенничество. Но это было похоже и на правду. Я задумалась. — Давайте сначала то, за что я уже заплатила. — Вот, пожалуйста. Здесь все отпечатано, — он протянул мне листок бумаги, — Василий Сидоренко поступил в наш интернат 27 августа 1983 года. Ему уже исполнилось 13 лет. Был сразу отправлен на медкомиссию — его проверял нарколог. Было подозрение, что он употребляет наркотики. Но подозрение не подтвердилось, наркотики он не употреблял. Вместо этого было диагностировано диссациативное расстройство личности. Короче, начальная стадия шизофрении. Предпосылки к началу шизофрении, которые могли развиться в серьезную болезнь. У него были серьезные психические личностные расстройства. Психопат с задатками шизофреника. Но не будем углубляться в сложные медицинские термины. Многие из преподавателей считали его умственно отсталым. Конечно, это было не так. Есть интересные записи о его школьном хобби. На 14-летие ему от класса подарили фотоаппарат (помогли щедрые спонсоры), и он очень серьезно увлекся фотографией. Везде ходил с камерой. Снимки его были развешаны по всему интернату. И вот, посмотрите. Это были очень хорошие снимки. Ему пророчили большое будущее. Он протянул мне старую черно-белую фотографию. И правда, в этом пейзаже школьного дворика стиль Вирга Сафина можно было легко узнать. Композиция и стиль совпадали, но не было шероховатости, зернистости, характерной расплывчатости предметов — изюминка сегодняшнего Вирга Сафина. Но и без изюминки фотографии выдавали талант. — В январе 1985 года его усыновила семья из Одессы. Фамилия семьи — Сивковичи. Он — преуспевающий адвокат, она — стоматолог. Их единственный сын в 3-летнем возрасте утонул в море. И, как они говорили, Василий Сидоренко очень был на него похож. Это было странное усыновление. Во-первых, богатая еврейская семья — мальчик не был евреем. Во-вторых, усыновили отпетого хулигана, первого бандита во всем интернате. Они могли выбрать любого ребенка, даже младенца, но почему-то выбрали именно его. Этого никто не понимал. Все документы были оформлены, и мальчик уехал с ними. После этого он прожил в их семье несколько месяцев, пока не разразился скандал. — Какой скандал? — Вы заплатили только за официальную информацию. А официальная информация звучит так: в декабре 1985 года, как раз перед самым Новым годом, мальчик сбежал из дома, бросил приемную семью. Его искали милиция, госорганы, он числился в списке пропавших без вести, но никто не нашел. В семью он не вернулся. Для них это, наверное, было трагедией. Известно, что в 1992 году Сивковичи эмигрировали в Соединенные Штаты, в Калифорнию. Кажется, в Сан-Диего. Там они живут и сейчас. Это все. Да, еще могу добавить, что ко времени бегства подростка подозревали в очень тяжелом уголовном преступлении, но из-за его отсутствия никто ничего не смог доказать. — В каком именно преступлении? Что он сделал? — Об этом знает Соломон Яковлевич, — директор нагло развел руками, — не я. Стоило ехать в такую даль за сведениями, которые открыто хранились в архиве школы! В них все было официально — поступил, усыновлен, сбежал. Это было совсем не то, что я искала. Не за этим я отправилась в такую даль. И я решилась. — Черт с вами! Звоните! — и швырнула деньги на стол. В глазах директора зажглась алчность. А деньги исчезли с неимоверной скоростью, словно растворились в воздухе. Он открыл ноутбук. Минут через десять на экране появилось полное лицо пожилого еврея, который с интересом смотрел на меня. И видимость, и слышимость были отличными. Вымогатель-директор не экономил на мобильном интернете. — Соломон Яковлевич, помогите моей подруге! Помните, я вам говорил? — Помню-помню. И что, вы уже нашли Васю? Где он сейчас? В тюрьме? — Почему в тюрьме? — не выдержала я. — А где еще ему быть? Вы меня удивляете! Бедная Алисочка тоже думала, что он такой хороший! И где она сейчас? В моей груди что-то оборвалось и упало. Я сразу превратилась в ледяную статую, из которой все чувства слились только в одно — в слух. — Рассказываю по порядку. Я сразу понял, что за фрукт этот мальчик. Особенно когда он связался с местной шпаной. Знаете, в каждом небольшом городке есть такая криминальная компания подростков, нечто вроде уличной банды, которые отбирают деньги у маленьких, да и взрослым делают немало гадостей. Нечто было и у нас. И сразу, буквально за первый же месяц, Сидоренко не только сдружился с такой бандой, но и стал ее главарем! Бессменным ассистентом был всегда этот его друг… — Василий Комар. — Да, его тезка, Василий Комар. Вижу, вы в курсе. Так вот: их боялись даже учителя. Неизвестно, чем бы все это закончилось. Но тут в жизнь бандита с большой дороги пришла любовь. Ее звали Алиса Голубева. Она училась в параллельном классе. Я был в этом классе классным руководителем, и очень хорошо помню ее. — Она была сирота? — Нет. Ее забрали из семьи алкоголиков. Мать — алкоголичка, отец сидел на зоне. Девочка постоянно жила в интернате. Мать изредка приходила к ней, а потом перестала ходить. Умерла, наверное. Алиса была очень красивая девочка. Невероятно красивая. Мечтала стать манекенщицей, как теперь говорят — фотомоделью. И тщеславная была очень. Все время смотрелась в зеркало, любила фотографироваться. Этот мальчик ради нее и решил освоить фотоаппарат. Сказал ей: я буду тебя фотографировать! И действительно, когда ему подарили фотоаппарат (бандиты-дружки скинулись) фотографировал. Очень хорошие были фотографии! Помню, у меня от них всегда замирала душа. Они неразлучны были — Сидоренко этот и Алиса. Подозреваю, что там был и секс. Все видели, что это настоящая взрослая любовь. Серьезная. — Как же он оказался в приемной семье? — Он сделал это ради нее. Когда им заинтересовалась богатая семья, он решил получить хорошее образование, выучиться и дать ей все, что она хочет. Стать большим человеком ради нее. Но когда он уехал, они оказались на расстоянии. Вот тут-то все и произошло. Ходили слухи, что Алиса спуталась с кем-то еще, изменяла ему, этому бандиту Сидоренко. Известно, что Сидоренко страшно ее ревновал. А потом, в конце ноября, Алиса Голубева не вернулась в интернат. Был ноябрь 1985 года. Им исполнилось по 15 лет. Она выходила в магазин рядом с интернатом, а назад не вернулась. Мы с директрисой сразу же обратились в милицию, объявили розыск. Тело ее нашли через неделю, когда спал первый снег. Холодно очень было, изморозь. Но нашли только части тела: ногу, руку, голову, фрагменты туловища. Все это валялось на пустыре за городком. Очевидно, ее убил маньяк. Но самым страшным было не это… — он заговорщически понизил тон. — Что же было? — я вдруг стала догадываться, что услышу…