Дрожащими руками вставляю карточку в электронный замок и набираю четыре цифры, которые успела выучить. Резкий щелчок в стальной пластине двери означало приближение моей мечты и радостное предвкушение наслаждения, которое охватило мою душу. Я поспешно переступила порог. Фиолетовая комната, Фиолетовая тайна встретила меня приятной прохладой и дымкой полумрака, похожей на густую вуаль. Эта вуаль обволакивает пространство всего зала, делает очертания и предметы расплывчатыми. Где же Вирг Сафин? Где-то здесь он меня ждет. Роли поменялись, я вошла в твою Фиолетовую тайну. Теперь я — жаждущая повиновения властная Госпожа. Я приготовила для него свою сильную власть, твердый характер и ошейник с металлическими шипами, который лежит в одном из карманов моего пальто. Из многообразия эротических игрушек для нашей встречи я выбрала именно его. Он лучше остальных отражает мою жесткость и мою волю. В другом моем кармане лежит мягкий хлыст, переплетенный с тонкими полосками гибкой кожи. Удар такого хлыста волнительно жгуч. Он предназначен для раба, посмевшего ослушаться свою Госпожу. Раб, нарушивший закон, принадлежит мне. Я покараю его со всей жестокостью моей стальной воли. Ноги сами несут меня в часть комнаты, превращенную в средневековую темницу. Быстро прохожу мимо утонченной роскоши ложа под балдахином, и серебряные подсвечники и металлическая кровать оказываются позади. Вот темница — голые камни погребенных во времени стен, темнота и страх, в сумерках очертания креста для распятий. Мое сердце бьется сильнее, тело покрывается испариной, а ладони дрожат. На простой деревянной скамье сидит обнаженный Вирг Сафин. Он сидел, обхватив руками лицо, голова его опущена вниз. По смуглым плечам рассыпаны роскошные черные волосы. Сердце мое сжимается мучительной судорогой — я готова целовать каждую прядь! Но усилием воли заставляю себя держаться в руках. Я — госпожа, и стены этой темницы не каменные, а возведенные из моей силы. Они из моей воли. Поза Вирга Сафина — это поза раба, мучительно жаждущего и скованного неразрывными путами. Мысль о том, что я пришла не разорвать эти путы, а сделать их как можно крепче, неожиданно подействовала на меня очень возбуждающе. Я приблизилась к нему. Он опускает руки вниз. Я вижу его лицо, мерцающий и резкий блеск удивительных черных глаз, таких огромных, словно они превратились в один большой зрачок, в нарушение всех медицинских законов — вообще без оболочки. Рывком я схватила его руки и завела за спину так, словно собиралась их сломать, а после этого как можно сильнее связываю принесенным заранее сыромятным кожаным ремнем. Сафин издал какой-то звук, и я поняла, что стянула кожу на запястьях слишком сильно. Но я не собиралась ослаблять этот узел, наоборот… Я здесь затем, чтобы Сафин испытал все ступени страдания. Когда я связывала ему руки, моя грудь была на уровне его лица, и Сафину удалось головой расширить узкий разрез декольте и обнажить мою одну грудь. После этого он впился в сосок зубами. От неожиданности и боли такого прикосновения вскрикнула. Сладостные ощущения, волной разлившиеся по всему телу, почти полностью уничтожили осадок боли. Наоборот, боль придает этому ощущению легкую пикантность. Я высвободила из отверстия вторую грудь, и Сафин сделал то же самое. Сначала боль от укуса, затем — восхитительная сладостная волна, огненными искрами рассыпающаяся во влажной поверхности моих обнаженных бедер. Рой бабочек в животе затеял бешеную пляску — это особо зажигательная сальса на пустынном морском берегу посреди холодных камней, из которых построены стены темницы, где роль кастаньет исполняют сладкие судороги, обхватывающие мои бедра будущим предвкушением оргазма. Внезапно я области левой ягодицы я почувствовала какую-то боль. Прикоснулась пальцем, и на нем мгновенно расцвела огненно-алая роза — капля моей крови. Это моментально привело меня в сознание. Я понимаю, что случайно проткнула кожу шипом ошейника, но почему-то ни кровь, ни боль не испугали меня — наоборот. Сафин показал мне глазами, сделав понятный знак. Я прекрасно поняла, что он хочет, и осторожно приблизилась к нему. Он приник губами к пострадавшему месту, буквально всасывая кровь из раненой ягодицы. Боль исчезает, растворяется, превращаясь в проникновенное тепло. Я быстро приникла к его губам и ощутила на них солоноватый вкус — мою кровь. Внезапно меня пронизало острое, животное наслаждение, словно порочный вкус моей крови спаял нас в одно существо. Я словно уплыла в воздух, вознеслась над иступленной землей, редкой сладостью пронизывающей все мое тело. Пиная ногами, я заставила его слезть со скамьи и стать на колени. Поставив ступню на его голову, заставила почти приникнуть к земле. Это наполнило меня удивительным ощущением. Видя Сафина в такой позе, я словно раскрылась по-другому, и вся моя душа пела, наполняясь животным торжеством. Этот восторг, это упоение было не похоже вообще ни на что, испытанное мною прежде. Сила, какое-то особое воспарение духа, словно заставляющее небеса раскрыться передо мной, — все это уже похоже на настоящий экстаз. Я почти перестала себя контролировать. Мои руки задрожали, а кипящая кровь пульсировала во мне точками все сильнее и сильнее. Меня охватило необъяснимое бешеное, противоестественное возбуждение. Впереди виднелась темная тень креста. Этот крест возвышался и над моей, и над его жизнями. Он был символом страданий и одновременно знаком невероятного искупления. Я прекрасно понимала, что должна вести его именно туда. И я изменилась. Я стала другой, здесь, в этой комнате. В моей груди теперь горел огонь темной силы, всепожирающее пламя могущества — огонь Госпожи. Давно, как только начались отношения с Сафиным (наверное, целую сотню лет назад), я вычитала в интернете очень интересную статистику по БДСМ: большинство женщин предпочитают подчиняться, выбирают стиль подчинения, потому что это соответствует мягкой женственной натуре. Еще тогда мне подумалось, что в этом есть что-то для меня не то… Лично для меня. Но что именно — я не могла понять. Я подчинялась. Я подчинялась Виргу Сафину, секс был великолепен, но я не испытывала того очистительного морального удовлетворения, которое должна была. Должна — в первую очередь самой себе, открывая новые грани своей натуры и разрывая цепи сковывающих меня оков. И только теперь, здесь, сейчас, я начала понимать свое предназначение — именно здесь, в Фиолетовой комнате. Мне свойственно доминировать, я всегда была Госпожой! Я властная госпожа, и я ни на что не променяю яркое пламя, бушующее в глубинах моего тела. Это пламя пожирает меня, порабощает, возносит на крыльях свободы в прежде не доступную ввысь и сбрасывает вниз, в темную бездну пропасти. Но я прекрасно знаю, что, как Феникс, возрожусь из пепла, и, пройдя все испытания, моя душа станет очищенной. Отныне и навсегда, здесь и везде я буду той, кем создана, той, кем предназначена быть по своей природе. Я стояла на коленях, запахнув полы пальто как можно плотнее. В моей руке тонкой стальной змеей блестела серебряная гладь острого ножа. Этот яркий блеск привлек мое внимание не случайно. Поднявшись во весь рост, я крепко сжимала в руке нож. Как же он все-таки красив, этот предмет для сексуальных игр, которым я никогда не пользовалась прежде! Витая резьба рукоятки, плавно переходящая в ручку, геометрически точный узор ковки, перламутровые инкрустации-вкрапления в месте сочленений узоров. Это настоящее произведение искусства, пришедшее из далекого века тайн дворцовых будуаров, где среди роскоши, разврата можно было абсолютно все, и где на изысканных шелковых простынях под изысканными балдахинами царили, сливаясь воедино, наслаждение и боль, боль и наслаждение, превращаясь в божественный неповторимый экстаз! Но главная ценность — острое стальное лезвие, в котором отражается целый сонм человеческих страхов. Не моих. Страх мне не подвластен. Я — Госпожа. Глаза Сафина испуганно наблюдают за мной. В глазах его: испуг, благоговение, нескрываемое удовольствие от превращения, произошедшего со мной. Ему до безумия нравится моя темная сторона, новая часть моей новой личности. Почти так же, как и мне самой. Я ударила босой ступней его по щеке, и голова Сафина беспомощно упала в сторону. После этого ногой перевернула его на бок и медленно села сверху, поднесла нож к его лицу, чтобы он видел, как на твердости стального лезвия играет свет. Сафин в экстазе испуганно шептал мое имя (Мара? Мара…). Он боялся грозного призрака новой Мары, которую видел перед собой. Я поднесла нож к его шее и остановилась в сантиметре от нежной тонкой кожи, наблюдая с истерическим удовольствием, как на его горле судорожно дергается кадык. Хотела ли я его убить? Нет. Я хотела подарить ему целую симфонию страха. Я хотела, чтобы он испытал наслаждение страхом, искупался в этом озере. Губы его подергивались, а на висках выступили крошечные капельки пота. Не отрывая глаз, он гипнотизировал меня. Дыхание Сафина стало тяжелым. Рывком я отвела руку с ножом, подняв ее верх, и услышала судорожный вздох, который вырвался из его груди, охваченной страхом. Страх бушевал в его груди, как пожар, и этот страх подарила ему я! Рывком, так неожиданно, что Сафин издал испуганный вскрик, я разрезала ножом кожаные путы. Впереди маячила тень Х-образного креста. Этот крест почему-то приобрел для меня необыкновенную важность. Сафин покорно выполнил мою команду. Несколько мгновений — и крепкие кожаные ремни прочно приковывали лодыжки и запястья Сафина. Теперь он прикован к кресту, буквально распят на нем. Остановившись напротив, так близко, что мы соприкасались дыханием, сбросила на пол пальто. Я не знала, может ли быть обнаженное тело грозным, но очень надеялась, что выглядела именно так. Резко отстранившись, я должна была наказать его за эту невыносимую боль неудовлетворенного желания моей плоти, за его эрекцию, за его желание с новой силой испытать со мной все. В моей руке оказалась кожаная плетеная ручка хлыста. И, размахнувшись, я изо всех сил начала его бить по груди, животу, внутренней поверхности бедер. Сафин издал протяжный вопль. Удары были сильными — я видела, как на его коже вспухли багровые полосы. Но это не остановило меня, наоборот. Сафин кричал и извивался на кресте. Хлыст полетел в сторону, и глухо ударился о каменный пол. Но еще до того, как хлыст ударился об пол, я обхватила правой ногой бедра Сафина и поверхность креста, и направила вглубь себя его возбуждающую твердость. Потом резкими, сильными движениями вгоняла все глубже и глубже, словно прибивая его к кресту. Я насиловала его стоя со всей жесткостью, на которую была способна. Тысяча волнительных ощущений поднимали меня над землей. Только резкие, грубые движения его и моего тела способны были унять невыносимый пожар моего желания, давно распространившийся по моей воспаленной коже. Чужой коже. Если бы я могла, я поглотила бы его полностью своим возбужденным телом. Я никогда не занималась сексом в такой позе, никогда не делала этого стоя, и если бы кто-то сказал мне, что я способна вот так, стоя, по-мужски, я бы, наверное, плюнула тому человеку в глаза. Но мир перестал существовать. Сладость, возбуждение сделали меня невесомой. Я словно отделилась от собственного тела и собственной кожи, превратившись в какую-то другую сущность, состоящую из тончайших переплетений самой сладкой на свете муки близкого невероятного на что не похожего оргазма. Это был даже не экстаз — это транс. Транс, превративший мое тело в сплошной ядерный взрыв, трансформирующий каждое нервное окончание, каждую клетку. Сладостно-мучительная лавина ослепительного света заполнила мои глаза, мой разум, я буквально растворилась в судорогах, выворачивающих меня наизнанку. В мире больше ничего не существовало, не было ничего, кроме этого невероятного ощущения приближающегося взрыва, который совсем близко… Задохнувшись, растворившись, ослепнув, вознесшись, я взорвалась таким сумасшедшим и невероятным оргазмом, от которого сознание мое растворилось где-то в вышине. Вцепившись ногтями в деревянную поверхность креста, я слышала хриплый крик Сафина, повторяющий мое имя снова и снова, и чувствовала, как его тело содрогалось одновременно со мной. Последним, что я запомнила, было то, как расстегивала ремни на кресте, высвобождая руки и ноги Сафина, а потом летела вниз, на каменный пол в сверкающую огненную бездну, мерцание которой уносило все вокруг в своем совершенстве, быстро и уверенно расступаясь передо мной. Я пришла в себя на шелковых простынях роскошной кровати под фиолетовым балдахином, в самой роскошной части Фиолетовой Тайны. Видимо, я потеряла сознание, так как не могла точно вспомнить момент, в который это произошло. Скорее всего, когда упала на каменный пол. Для меня было слишком много невероятных, зашкаливающих эмоций. Но лучше, чем любое воспоминание о происшедшем, меня воскресила мысль о том, что Вирг Сафин — единственный мужчина в моей жизни, с которым я потеряла сознание от оргазма. Другого такого мужчины в моей жизни не будет уже никогда. Я лежала на спине, вытянувшись в струну и чувствуя легкую прохладу своим обнаженным телом. Мне все еще было невероятно хорошо. Мое полностью удовлетворенное, расслабленное тело словно плавало в сиропе из сахарного меда, и эта медовая сладость медленно растекалась по рукам и ногам. Мне было так хорошо, что я не сразу услышала шаги и очнулась только, когда возле кровати появился Сафин с двумя бокалами красного напитка в руках. Напиток показался мне очень темным, почти черным. Это был гранатовый сок. На Вирге Сафине были джинсы. Волосы его были влажными после душа, а грудь пересекало несколько багровых полос. Увидев их, я задрожала. — Прости… Я не хотела… — Тебе не за что извиняться! — Сафин сел на край кровати рядом со мной, улыбнулся краем глаз так, как умел только он, — ты была просто великолепной Госпожой. Я рад, что не ошибся. Ты должна доминировать. Ты доминант по своей натуре. Я рад, что сумел это открыть. — Мы просто играли в новую игру… — Нет, ты не играла — ты жила. Я рад, что помог тебе найти свою сущность. По правде сказать, я больше люблю подчиняться, чем доминировать. И то что я пережил с тобой сегодня, я не испытывал еще никогда в жизни, хотя мне уже давно казалось, что я почти все испытал. Ты просто невероятная Госпожа, правда. Это твоя натура. Именно поэтому ты впала в настоящий транс. Настоящее удовольствие можно получить только в том случае, если делаешь то, что соответствует твоей натуре. Наконец-то ты стала собой — и вот результат. Встав с кровати, я подняла с пола черное пальто, лежащее совсем рядом. — Можно я оставлю это пальто себе? — Зачем оно тебе нужно? — удивился Сафин, — оно уродливое. Я его никогда и не надеваю, но если ты хочешь, бери. Тебе можно все. Закутавшись в пальто, я направилась к выходу из Фиолетовой Тайны. Мы покинули комнату одновременно, быстро зашагав по коридору. Сафин стал спускаться по лестнице, а я скрылась за дверью своей комнаты. И только сняв пальто и направившись в ванную, чтобы подставить свое тело под упругие, горячие струи душа, я вспомнила, что Сафин забыл забрать у меня электронную карточку, отворяющую замок в Фиолетовую комнату! Карточка по-прежнему лежала в кармане пальто. Это было важно. Я быстро схватив карточку — пластиковый прямоугольник переливался в моих руках — дрожа, что не успею, и Сафин вот-вот вернется, чтобы потребовать ее обратно, я металась по комнате в поисках надежного места, и вдруг увидела, что в углу комнаты плинтус немного отделяется от пола. Я быстро расширила углубление между плинтусом и полом и сунула карточку в образовавшуюся щель. И вовремя! Дверь открылась, и на пороге появился Сафин. — Мара, извини… — Ничего. Я иду в душ. — Верни мне, пожалуйста, электронную карточку. — Но у меня ее нет! Я, кажется, бросила ее на полу там… в комнате сразу как вошла… Или выронила в коридоре… Я не помню… У меня ее нет. Я подошла к стулу, взяла пальто и вывернула все карманы на глазах у Сафина. — Видишь, у меня ее нет. — Хорошо, поищу в комнате. А если потерялась, ничего страшного. У меня есть еще. И, смерив меня тяжелым взглядом, он вышел из моей комнаты, не забыв хлопнуть громко дверью. Я быстро спряталась в ванной и включила воду. Все мое тело била уже не эротическая, а нервная дрожь. * * * Прижавшись к корявому стволу дерева, я закрыла глаза. Больше всего на свете я боялась, чтобы на снегу не остались мои следы. Мне было страшно. Мне было до безумия страшно! Хотелось плакать, скулить, прятаться как маленькому зверьку. Прятаться от безумия и страха собственной смерти. Но прятаться было некуда. На фоне чахлой лесопосадки в новом районе мне казалось чудом, что меня до сих пор не нашли. Я не знала, сколько человек было в машине. Сквозь лобовое стекло будто сквозь толщу зеленоватой речной воды я видела лицо убийцы. Был ли он в машине один? Я не знала. В его расширенных зрачках я отчетливо читала свой приговор. В них было очень ясно написано, что он убьет меня еще до того, как я увижу Вирга Сафина. И эта мысль убивала меня больше всего, придавая отчаянные, дьявольские силы. Именно поэтому сразу после взрыва я выпрыгнула в никуда, в ночь, в пустоту собственного ледяного страха, ничего не понимая в том ужасе, который так внезапно обрушился на мою голову. Так я оказалась в этой посадке, совсем близко от аэропорта. Взрыв раздался, когда мы съехали с шоссе и немного углубились в жалкое подобие лесной полосы. Днем меня заметили бы здесь моментально, но ночь стала моим спасением. Она позволила прижаться к стволу дерева и раствориться в пустоте, прислушиваясь к шагам убийцы, крадущимся по моему следу. Выжил ли он после взрыва? Сколько человек было в машине вместе с ним? Я ничего не знала. Все, о чем могла думать — приближающиеся глаза моей смерти. Несколько дней назад я ничего еще не знала о них. Ровно три дня назад, когда я только-только вернулась из монастыря и поскреблась в двери дома Вирга Сафина, в тот самый дом, в который я вернулась, в который так мечтала вернуться. Я не могла даже подумать о том, что так отчетливо и ясно увижу глаза моей смерти. Если взять за точку отсчета мой последний секс с Сафиным и мою первую главную роль леденящей кровь Госпожи, это случилось за два дня до этого секса. А вернулась я из монастыря за пять дней. Я снова и снова возвращалась мыслями к этому времени, потому что за пять коротких дней произошло слишком много событий, не изменивших, конечно, мою жизнь полностью, но очень близко к тому подошедших.