Оба подошли к стене. Вирг Сафин снял картину — натюрморт с чайником и цветами. Под картиной оказался сейф. Он набрал комбинацию: было слышно характерное тихое пощелкивание, и открыл дверцу сейфа. — Ты все деньги брать будешь? — спросил Алекс. — Все, — отрезал Сафин, — чего им тут валяться? Тем более, что они мои. — А полиция… — Что полиция? Этот, который ведет следствие, знает, что я сегодня заеду за деньгами. В конце концов, это мой дом, я одолжил деньги Комаровскому, которые тот так и не успел потратить. Я не хочу рисковать, вдруг кто-то из этих соседских голодранцев в дом залезет. Здесь не проходной двор. А полиция не хочет связываться с такой суммой. Кому нужна лишняя головная боль? — Сколько тут? — Семьдесят четыре тысячи. — Доллары? — Евро! — усмехнулся Сафин. — Ты что, забыл, что я люблю? Мы видели, как Сафин перекладывает пачки денег в бумажный пакет, принесенный с собой. Потом он вытащил ворох каких-то бумаг. — Смотри, Мальвина! — Алекс вытащил из вороха бумаг цветную фотографию и стал рассматривать ее на свету, — а все-таки она была красивая! Необычная… — Красивая, — согласился Сафин, — но жуткая дура. — Зря ты так. Сам знаешь… о покойниках… — Либо хорошо, либо ничего. А я ничего! — Ладно уж… Хочешь забрать фотку себе? — На кой она мне нужна? Я уже давно ее забыл. Брось где лежит, и пойдем. — А остальные бумаги? — Ты что, не знаешь Комаровского? Там нет ничего ценного. — Сейф запирать будешь? — А зачем его запирать? Чтобы дураки из полиции замок ломали? Пусть видят, что внутри ничего нет. Сафин прикрыл дверцу сейфа, повесил на место картину, и они оба вышли из комнаты. Было слышно, как они очень быстро спускаются по лестнице, а через время хлопнула входная дверь. — Господи… — выдохнул Макс, — кажись, пронесло! Я ничего не ответила, так как была занята тем, что вытирала со лба пот (от пота мои волосы были мокрыми, как после душа) и изо всех сил старалась унять бешеное биение сердца и дрожание рук. Макс приоткрыл дверцу шкафа и с неожиданной резвостью выпрыгнул наружу, как чертик из картонной коробки и зло обернулся ко мне: — Ну что, так и будешь сидеть в шкафу? Сейф-то открыт! Выходи, быстро. Вдруг еще кто придет. Макс был абсолютно прав. С трудом сдвинув с места свое онемевшее тело, я кое-как выползла наружу. Мягкий, экзотический флер его запаха все еще был разлит в воздухе. Своим телом я чувствовала его аромат. Все случившееся не было для меня жестоким ударом. С самого начала я не верила, что Вирг Сафин уехал в Нью-Йорк. Как можно поверить человеку, который лжет все время, лжет каждую минуту, и в этом состоянии медовой растопленной лжи чувствует себя как рыба в воде! Я была до безумия ослеплена любовью, но все-таки какая-то часть в глубине меня сохраняла холодную ясность рассудка. И где-то там, в глубине, я давно уже начинала подозревать, что Вирг Сафин не уехал в Нью-Йорк. Сейф был открыт. Вирг Сафин даже не удосужился прикрыть его картиной, повесив на место. Макс между тем рылся в сейфе, и по его злобному ворчанию я понимала, что попадается ему одна ерунда. — Мусор, мусор… Туристические проспекты, чеки из ресторанов и магазинов… — ворчал Макс, — старые билеты. Потертый буклет страховой компании… старые дорожные чеки… Что за хрень, Господи!.. Что за… Молчание наступило внезапно и так резко, что я даже испугалась. Вышла из своего транса, подвинулась вперед, окликнула: — Макс, что ты нашел? Макс! — Господи Боже!.. — Макс обернулся, лицо его стало белее мела, — Матерь Божья! Святые угодники! В душу мою стал заползать страх. С вытянутым лицом Макс держал в руке фотографию, и так вот менялся в лице, глядя только на нее. — Матерь божья! Ни за что бы не поверил, если бы мне кто-то сказал! Я быстро подскочила к нему, выхватила фотографию, и… С глянцевой цветной поверхности на меня смотрело мое собственное лицо. Эта женщина была похожа на меня, как две капли воды. Сходство было поразительным! И только по едва уловимым, мелким деталям можно было определить, что на снимке не я, а совсем другой человек. Я перевернула фотографию. Внизу была подпись карандашом. Прочитала вслух. — Мария Комаровская. Моя Мальвина. И дата — пять лет назад. — В жизни такого не видел! — Макс словно очнулся. — У тебя есть сестра-близнец? — Нет, — я покачала головой, — я была единственным ребенком в семье. И никакой сестры даже двоюродной или троюродной у меня нет. И не дальняя родственница. У нас вообще мало родственников. Я бы обязательно услышала о такой. — Ты похожа на эту Мальвину как две капли воды! С ума сойти! На жену Комаровского! Макс подтащил меня к зеркалу туалетного столика, приставил рядом фотографию. Сходство было поразительным. Мы столько времени думали об этой Мальвине, а оказалось, что внешность Мальвины — это я! Присматриваясь, Макс стал различать детали, которые позволяли нас различить. Но находил их только при тщательном изучении. Поначалу он, бедный, даже уверился, что настоящая жена Комаровского — я. — Неужели Комаровский не упал в обморок, когда увидел тебя в том ресторане? — допытывался Макс. — Правда, он смотрел на меня как-то странно, но я не придала этому никакого значения. Решила, что он чокнутый. И Сафин его очень быстро отвлек. — Здесь я этот снимок не оставлю! — Макс положил фотографию Мальвины в карман, — на всякий случай заберу с собой. — А здесь что? — я заглянула вглубь сейфа, — там какой-то белый конверт. — Где? — всполошился Макс, — я и не видел. На конверте не было никаких знаков, надписей. Он не был заклеен. В нем хранились квитанции денежных переводов и квадратик картона, на котором было написано: «Монастырь Христова Воскресения, Тюменская область, Северный район, поселок Таежный». И адрес: улица, номер дома. Денежные переводы все были на этот адрес — все до одного. Суммы разные: от тысячи гривень до пятидесяти тысяч. Отправителем был Витольд Комаровский. И всегда только он. Последний денежный перевод на сумму пятнадцать тысяч гривень был сделан за два дня до смерти Комаровского. А вот предыдущий, на сумму две тысячи гривень — 20 дней назад. — Монастырь Христова Воскресения… В России. Тюменская область. Это еще что такое? — нахмурился Макс. — И почему Комаровский все время переводил туда деньги? Грехи замаливал? — вторила я. — Суммы же маленькие! Ну что это за сумма в две тысячи гривень! — Вот именно! Такие маленькие суммы и выглядят подозрительно. — Интересно, там есть интернет? — снова нахмурился Макс. — Как бы узнать… — Не надо никакого интернета. Мы туда съездим, — решительно сказала я. — Куда? В Тюменскую область? Да ты мозгами поехала! Знаешь, сколько это будет стоить? — глаза Макса полезли на лоб. — Разве ты пожалел, что меня послушался, и мы пробрались сюда? А дорогу я оплачу нам обоим. У меня есть деньги. Только ехать нужно быстро, пока никто, кроме нас, не напал на след этого монастыря. С тем мы и ушли из этого дома, унося снимок Мальвины и адрес какого-то монастыря в Тюменской области. Теперь у нас были две задачи: выяснить судьбу Мальвины и наведаться в этот монастырь. Глава 14 — Я бы на твоем месте, девонька, окно-то закрыл, — наш проводник подвинулся поближе к теплу. Вонь от его козлиного тулупа была просто невыносимой! — Ночью волки близко подходят к человеческому жилью. Пропасть в эту зиму волков-то. С громким треском загорелось в печке бревно, и тысячи искр огненным фейерверком рассыпались на дощатый пол, такой замерзший, что на месте искр не осталось даже черных точек, словно не было никакого огня. Испугавшись, я отодвинулась. Наш проводник даже не поморщился. Его высохшее, словно печеное яблоко, лицо, обветренное в ледяных ветрах заиндевелой тайги, выражало неприкрытое удовольствие от печки, от огня, от того, что мы находимся в тепле, и от большого стакана водки, которой он щедро поделился с Максом. Эту ночь нам предстояло провести в дощатой хижине в самом сердце тайги. Мы добрались до нее к темноте, а метель началась к вечеру. Мне казалось вначале, что это лишь несколько снежинок, ну подумаешь, пойдет снег. Но очень скоро, когда потрескивающий огонь в очаге только-только начал дарить ощущение тепла, метель превратилась в настоящую таежную пургу, воющую, рычащую, ревущую, стремящуюся пробраться в каждую щель. Ветер же выл и стонал так, словно был ранен напавшим на него монстром. Наш проводник, коренной житель этих мест, был представителем северной народности, правильное название которой я так и не смогла запомнить. Он вырос в ледяных краях, с молоком матери впитал в себя холод и пургу, и обладал всеми самыми важными в ледяной пустыне умениями. Он умел разжечь огонь даже в самую жуткую метель, умел ориентироваться по следам, знал все про диких зверей, способен был угадывать направления ветра, без компаса определял нужное направление пути. А самое главное, в ледяной пустыне, где царил только снег и мороз, он умел поддерживать ценную искру жизни. Он знал, какие продукты следует взять с собой, и был отличным охотником и следопытом; организовывал охоту в тайге для богатых людей, был проводником и умел находить и зверей, и пути по следам — его бесценные навыки (не блуждая по тайге, прийти к цели) стоили мне ровно полторы тысячи долларов. Но он стоил таких денег. Мы ни разу не сбились с пути, ни разу не остались без ночлега, и только изредка я с ужасом думала о том, как бы мы блуждали в этом царстве вечного льда без такого вот знающего человека! Мы бы не выжили — это точно. Это ж надо было додуматься — отправляться в такое путешествие в декабре, когда в этих краях господствовали снег и нестерпимый мороз! Помню, как рассмеялся наш проводник, увидев нас с Максом в домике главы местного сельсовета! Он хохотал и хохотал, буквально до слез, глядя на мою изящную шубейку и сапожки на каблуке, приобретенные за сумасшедшие деньги Вирга Сафина за два дня до нашего путешествия! — И в этих финтифлюшках ты, девонька, хочешь в тайгу? Ой, уморила, ну сил нет — уморила. Он заставил нас нацепить меховые тулупы на каком-то жутко вонючем меху (не иначе, козлином) и меховые унты, до середины бедер закрывающие ноги. Нашу прежнюю одежду мы оставили у главы сельсовета, надеясь забрать ее на обратном пути. Если, конечно, вернемся. Прокат зимней амуниции стоил мне еще 300 долларов на двоих. Значимость зимней экипировки мы в полной мере оценили сразу же, как отправились в путь. Зимний мех отлично защищал от мороза, даже несмотря на то, что двигались мы на стареньком снегоходе нашего северного жителя. Я спросила его, какой здесь мороз.