– Снег означает, что настало время следующего этапа вашей подготовки, – объявил он, сунул ключ в скважину, повернул его и распахнул дверь. Как только ученики вошли, Тумак захлопнул дверь, и все погрузились в темноту. – Броза! Сюда! – Я здесь, наставник, – отозвался Броза, пробираясь в темноте по чужим ногам. Вспыхнула спичка, озарив наставника Тумака; хмурясь, он стоял совсем не там, где Броза его искал. – Я здесь, парень! Бери спички и зажигай плошки. Их всего десять. Поживей. Когда Броза зажёг свечи и комната осветилась, Тумак продолжил: – Добро пожаловать в Украдку. Её выстроили двести лет назад гильдии каменщиков и плотников. Это зимний тренировочный зал, где готовились лучшие разведчики гильдии Дурги. Здесь вы научитесь не только дурачить горностранников, но и лазать по стенам, застигать врага врасплох, тайком собирать сведения, бесшумно красться… Наставник Тумак сложил руки на груди и окинул взглядом учеников, давая им время осмотреться. В зале обнаружились платформы и лабиринты, низкие перегородки с окнами, лестницы, ведущие к верёвочным мостикам высоко под потолком. Одну из стен испещряли колышки и выступы для лазания. Всюду, куда бы ни посмотрел Джаннер, были верёвки, шесты, стенки и тысячи других способов сломать руку или ногу. Мальчик давно уже так не радовался. – Чубинг! Полезай на ту стену и принеси на выбор любое оружие. Не свались, а то твоя мать мне в жизни не простит. Чубинг нервно сглотнул и побежал к стене. – Ларник! Вы с Моршей ступайте в лабиринт и ищите выход. Джаннер, бери пращу и становись на страже вон там, на площадке. Остальные попробуют проскользнуть мимо тебя. Кальмар! Джо Билл! Ваша задача – устроить засаду на того, кто выйдет из лабиринта первым, повалить его и связать. Верёвка вон там. Тумак отдавал приказы, и ученики повиновались, не скрывая улыбок. Джаннер схватил пращу, подумав, как глупо было стремиться в гильдию переплётчиков. Ученики лазали и ползали целый час под наблюдением Тумака, а потом наставник велел делать то же самое, потушив светильники. В темноте ребята так часто падали, спотыкались и врезались друг в друга, что в конце концов стали бояться сделать хотя бы шаг. Джаннер не помнил, когда в последний раз так веселился. Когда послышался звук рога и занятия закончились, Джаннер и Кальмар вышли из Украдки и обнаружили, что земля покрыта снегом. Зелёные лощины стали белыми. Они встретили Нию возле заснеженной статуи и стали ждать Лили. Когда все повозки разъехались, а Лили так и не появилась, Ния попросила сходить за сестрой на псарню. Как только Джаннер выпрыгнул из повозки, появилась Лили, с целой сворой собак, запряжённых в колесницу, – только колёса была заменены полозьями, которые с приятным шорохом скользили по снегу. Возок украшали причудливые фиолетово-белые завитки; сбоку красивыми буквами было выведено имя Лили. Девочка раскраснелась от холода и куталась в меховой плащ; плотный капюшон, обхватывающий её щёки, делал её похожей на хомяка. Бакстер тявкал и стоял в колеснице рядом с хозяйкой, положив передние лапы на поручень. – Что это? – спросила Ния. – Моя упряжка, – ответила Лили, щёлкнула языком, и собаки сели. Ния вылезла из повозки, чтобы всё рассмотреть. – Торн и Биггин О’Салли месяц назад специально для меня заказали её в столярной мастерской. Они хотят, чтобы я обучала ездовых собак, – Лили покраснела и покрутила пуговицу на плаще. – Они сказали, мне пора обзавестись собственной упряжкой. У меня хорошо идёт, зуб даю. – Ну что за выражения! – покачала головой Ния, толкая ногой полозья, чтобы проверить их на прочность. – Так говорят О’Салли, – упрямо сказала Лили. – Пусть говорят, как хотят, но Поющей деве это не пристало, – заметила Ния, возвращаясь в повозку. – Что ж, на вид штука надёжная. Отличная работа. Мастера из столярной гильдии большие молодцы. А теперь, – сказала она, убедившись, что сыновья уселись, – давай посмотрим, как она ездит. Н-но! Лошади сорвались с места, и братья чуть не свалились. Обернувшись, Джаннер посмотрел на Лили и помахал рукой. На мгновение та как будто растерялась, а потом мальчик увидел, что у неё шевельнулись губы. Псы залаяли. Снег шёл так густо, что Лили исчезла в круговерти белых хлопьев, когда повозка миновала ворота, но Джаннер слышал лай и понимал, что сестра нагоняет. Ния смеялась, погоняя лошадей. Кальмар свистел и завывал, забравшись на сиденье с ногами и выставив нос по ветру. В ту минуту он казался настоящим волком, и Джаннер восхищался братом: Кальмар плевать хотел на то, что подумают о нём местные. Когда запыхавшиеся лошади пересекли мост у подножия Трубного холма, Ния натянула вожжи и повернулась. – Где Лили? – спросила она, и все прислушались. Джаннер не слышал ничего, кроме ветра и плеска воды под мостом. Ния помрачнела: – Надо вернуться. – Смотри, мам, – сказал Кальмар, указав на две параллельные линии, которые тянулись через мост на холм. – Она нас обогнала. К тому времени как повозка, обогнув холм, подъехала к дому, Лили уже распрягала последнюю собаку и чесала её за ухом. Фрева поздоровалась с Нией и детьми и повела лошадей на конюшню, бормоча, что снег ей совсем не по нраву. Ния нагнулась и, скатав снежок, бросила его в спину Лили. Лили обернулась – и разинула рот от удивления. – Это тебе в награду за победу, – объявила Ния и запустила в дочь вторым снежком. – А это просто так! Кальмар, Джаннер и Лили в замешательстве переглянулись. Джаннер понятия не имел, что такое вселилось в мать, но он знал, что это редкая минута, и нужно ею воспользоваться. Кальмар и Лили уже принялись кидаться в Нию снежками; Джаннер замахнулся и замер, поражённый красотой матери. Ярко-красный шарф Нии, усеянный снежинками, оттенял румяные щёки, зубы блестели, в углах губ показались морщинки, но не от тревоги, а от смеха. Джаннер никогда не видел мать такой прекрасной и весёлой – и боялся, что это ненадолго. Такой Ния была, когда её дом ещё не сгорел, муж не погиб, королевство не пало, а дети не превратились в преследуемую дичь. Джаннер сказал себе, что обязательно всё запишет, чтобы не забыть. И бросил снежок. Когда семейство запыхалось, а в башмаки, в рукава и за воротники проник холод, они уселись на лужайке среди счастливых собак. – Вся зима будет такой? – спросила Лили, прислонившись к серому псу по кличке Грубиян. – Как в Кимере? – Нет. В Бан Роне редко бывает так много снега. А на востоке, ближе к горам и к Чёрному лесу, он порой неделями не тает. – Надеюсь, он и здесь полежит, – сказала Лили. – Полозья гораздо быстрей колёс. На колёсах я бы вряд ли вас обогнала… во всяком случае, настолько. – Она шутливо потыкала мать в плечо и рассмеялась, но Ния молчала, и Джаннер понял, что светлая минута прошла. – Дети, – сказала Ния, – мне надо с вами поговорить. Заслышав серьёзные нотки в голосе матери, все выпрямились. – Что случилось? – спросил Джаннер. – Мы снова уезжаем? – Нет-нет, ничего подобного. – Ния улыбнулась, но глаза у неё были странно печальными. – Это касается нас с Радриком. Он за мной ухаживает. Дети переглянулись, посмотрели на мать и засмеялись. – Думаешь, мы не знаем? – спросил Кальмар. – Ты ничего вокруг не замечаешь, когда он рядом. – А он всегда рядом, – подхватила Лили. Ния засмеялась и покачала головой: – Я и забыла, какие вы умные. – Её улыбка погасла, и она внимательно посмотрела на детей. Джаннер вдруг подумал, что мать кажется испуганной, но тут же отогнал эту мысль. Ния Ветрокрыл ничего на свете не боится. – Радрик сделал мне предложение. Наступила тишина. Как ни странно, Джаннеру стало больно. Он понимал, что должен радоваться за мать. Ему нравится Радрик. Но почему-то, когда Ния произнесла эти слова, Джаннер не почувствовал радости. С тем же успехом мать могла сказать «Ваш отец окончательно умер». Или: «Я о нём больше не думаю». Или: «Мы никогда не вернёмся домой. Пусть Анниера горит. Всё кончено». По щекам у него потекли слёзы. Он чувствовал обжигающий взгляд матери. Всхлипнув, Джаннер с трудом поднялся – и бросился бежать. Он бежал, не разбирая дороги и не думая о направлении. Голова разрывалась от гнева, скорби, досады и боли, которые нужно было как-то излить, поэтому он бежал. Щёки ныли от холода, из носа текло; Джаннеру самому было противно слушать свои бессмысленные возгласы. Он хотел, чтобы отец был жив и по-прежнему любил Нию, чтобы сделал её молодой и счастливой… Джаннер рухнул на землю и зарыдал, уткнувшись лицом в снег. Он хотел остаться один – и хотел, чтобы его нашли. Он хотел, чтобы родные забыли о нём – тогда бы он имел право рассердиться на них за равнодушие, – и в то же время молил Создателя, чтобы они пришли и подняли его с промёрзшей земли. И тут, содрогаясь от рыданий, мальчик вдруг так явно ощутил присутствие Создателя, что ветер казался Его дыханием, а снежинки – Его прикосновением. И Джаннер понял, что он не один и не сможет остаться один, как бы далеко ни убежал. Он почувствовал, как кто-то притронулся к нему. Голос Кальмара негромко произнёс: – Я здесь. Кальмар помог брату сесть и взглянул на Джаннера влажными печальными глазами. В них не было ни следа желтизны. Сплошь синева. – Маме этого не понять. Для неё отец мёртв вот уже девять лет. А мы обрели его только этим летом, в лесном замке дяди Артама. И теперь он словно умирает снова… Джаннер вытер нос и кивнул, благодарный брату за то, что тот сам всё понял. – Я так по нему скучаю, – признался он. – Я знаю, что это глупо, потому что я был маленьким и ничего не помню. Но иногда мне кажется, что он рядом и наблюдает за нами. – Понимаю, – ответил Кальмар. – Но его нет. И мама девять лет жила одна. Девять лет. Джаннер, какая же она хорошая, когда счастлива! Похоже, Радрик ей нужен. Он для неё как лекарство. Джаннер вытер нос. Немыслимо показаться остальным с сопливым носом и опухшими красными глазами. – Наверное, мне надо пойти извиниться. – Угу. Джаннер вздрогнул от пробравшегося под куртку порыва ветра, оледенившего места, намокшие от снега и от слёз. – Пошли, – сказал он. – Тебе что, не холодно? Кальмар посмотрел на снежинки, как будто совсем забыл, что стоит в снегу. – Я теперь совсем не мёрзну, Джаннер. Только есть хочется. К огромному облегчению Джаннера, в гостиной были только Лили и Ния. Они сидели вместе на кушетке и смотрели на огонь. Джаннер сказал: «Прости меня», – и снова хлынули неудержимые слёзы, но на сей раз он всласть выплакался в материнских объятиях. Дети и Ния долго разговаривали, сидя у огня. После тихого ужина Джаннер лёг в постель, думая о Радрике, о своём отце, о том, что некоторые вещи могут одновременно ранить и исцелять. Поздно ночью он проснулся от приглушённого стука в дверь. Мальчик встал и выглянул в коридор, чтобы убедиться, что всё в порядке. В доме было темно и тихо, только внизу светились угли в очаге.