— Наверное, когда мне исполнится семнадцать или восемнадцать. Тогда все перестают вроде бы. — Ага. — Дэнни и забыл, что Юрий многое понимает буквально. — Хочешь начос? — С каким вкусом? Юрий взглянул на пачку. — Синие, — резюмировал он. — Давай. — Дэнни вытащил одну штучку. — Папа дома? — Да, — ответил Юрий, но с места не сдвинулся. — Можно с ним поговорить? — Отсюда — нет. — Парень огляделся, словно хотел показать: с такого расстояния Иван их не услышит. — Лучше зайди. — Хорошая мысль. Дэнни протиснулся мимо Юрия: тот отошел в сторону, чтобы его пропустить. В гостиной никого не оказалось, и он пошел на шум, доносившийся из кухни. Иван в завязанном бантиком фартуке, сгорбившись, стоял спиной к двери. Дэнни улыбнулся: видимо, друг его разыгрывает. Правда, Иван был не из тех, кто обычно носит фартук, и не из тех, кто любит розыгрыши, поэтому Дэнни не особо понимал, что происходит. Но когда он заметил кулинарную книгу у приятеля под локтем, все начало вставать на свои места. Иван что-то пек. Дэнни никогда прежде не видел его за таким занятием. Он даже не знал, умеет ли его друг готовить — и тем не менее тот, кажется, пек ореховый пирог, точно такой же, как те, что Дэнни ел вот уже целый год. Он знал: ни Иван, ни его жена, ни сын не любят орехи (это выяснилось, когда Лиз по незнанию приготовила им свой знаменитый вальдорфский салат). А значит, его подозрения, что Иван готовил пирог специально для него, как, собственно, и всегда, подтверждались. Дэнни почувствовал почти непреодолимое желание его обнять. Желая избежать неловкости, он медленно вышел из кухни и направился к Юрию: тот играл в приставку у себя в комнате. — Привет еще раз, Юрий. — Дэнни просунул голову в дверной проем. — Привет, Дэнни, — отозвался Юрий: он, кажется, пытался угнать машину. — Можно тебя попросить? Скажи папе, что я здесь. — Зачем? — Не могу его найти. — Он на кухне. — Юрий все еще не отрывался от экрана. — Я заглянул туда, но не видел его. Юрий с досадой поставил игру на паузу и помолчал. — Он же ходит по кухне. Послушай. — Ничего не слышу, — отозвался Дэнни, старательно игнорируя доносившиеся из кухни звуки. — Он точно там. Дэнни вздохнул. — Можешь просто сказать ему, что я пришел? Юрий помотал головой так, как делают все дети, когда взрослые, по их мнению, ведут себя странно. Затем скатился с кровати и пошел к папе. Дэнни остался стоять в коридоре, подслушивая их разговор. — Дэнни здесь, но он не нашел тебя, хотя я ему говорил, где ты, и он попросил тебя найти и передать, что он пришел. Дэнни мысленно пометил себе: никогда ничего не просить у Юрия в будущем. — Он на кухне, — вернувшись в комнату, сказал парень, хотя в его словах отчетливо слышалось «я же говорил». — Спасибо, — кивнул Дэнни. Ситуация стала раз в десять более неловкой, чем до этого. — Дэнни! — показался из кухни Иван; в его голосе звучала паника, какой Дэнни никогда раньше не слышал. — Привет, Иван. Я не вовремя? — Нет! — выпалил украинец. — Вовремя. Иди сядь в гостиной. Дэнни так и поступил. Иван появился минутой позже: едва приоткрыв кухонную дверь, он осторожно протиснулся и прикрыл ее за собой так, будто пытался не выпустить чересчур активного щенка. — Ну, — выдохнул он, плюхнувшись в кресло напротив Дэнни, — как поживать танцующая крыса? — Сложно. — Дэнни с трудом сдерживал смех: Иван вытер пот и оставил на лбу след из муки. — Как сложно? Ты одеться странно, ты танцевать, прекратить танцевать, одеться, как нормальные люди. Все просто. — А ты в курсе, что панды нелепо падают? Я сегодня узнал. Особенно если их несколько. — Не надо несколько! — Иван указал на Дэнни. — Одной хватит. Несколько — хуже, чем нелепо. Это катастрофа. Это Чернобыль для панд. — Спасибо за поддержку. А возвращаясь к твоему вопросу… Дело в Уилле. Он не перестает со мной разговаривать. — Тогда почему ты грустный? Это же хорошо. — Нет, — покачал головой Дэнни, — не хорошо. — Стой, — насупился Иван. — Сначала ты жаловаться на молчание. Теперь — что Уилл говорить слишком много. Я думаю, ты любишь жаловаться. — Повторю, все сложно. Помнишь, я рассказывал, как спас его от хулиганов? Ну, теперь он приходит ко мне в парк поговорить. Только не со мной, а с пандой. — Но ты и есть панда. — Да, но Уилл этого не знает, — нахмурился Дэнни. — Скажи ему. — Все не так просто. Он говорил обо мне. И о Лиз. Он никогда бы такого не рассказал, если бы знал, что я — это… ну, я. С одной стороны, это чудо. Я столько всего узнал о нем! И он говорит, Иван. Наконец-то говорит! Но если он поймет, кто я, то больше мне ни слова не скажет. — Дэнни вздохнул. — Ума не приложу, как быть. Как бы ты поступил? Хотя нет, не отвечай. Как поступить мне? Иван прищурился. Он делал так иногда, притворяясь, будто не понимает по-английски. — У меня есть идея. — После долгих размышлений украинец подался вперед, словно собирался сообщить какой-то секрет. — Если удастся сделать так, чтобы Уилл заговорить с тобой — не с пандой, а с Дэнни, — то, может, он не захочет общаться с пандой. — Если бы я знал, как заставить его поговорить со мной, я бы в это не ввязался! — вздохнул Дэнни. — Все так, — кивнул Иван. — Впрочем, — продолжил Дэнни, пожевав губу, — может, ты мне и помог. — Да? — Как думаешь, Альф позволит мне забрать со стройки остатки досок? — Я уже спросить, — Иван покачал головой. — Хотел собрать полки для Иваны, но Альф сказать нет. Он указал на три полки, заставленные черно-белыми семейными фотографиями, будто бы сделанными в девятнадцатом веке и вдобавок в пургу. Дэнни нахмурился, рассматривая деревянную конструкцию. — Ты про эти полки? Иван кивнул. — Эти самые полки? — Эти самые полки, — повторил Иван. — Я думал, Альф запретил брать доски. — Запретить. Я все равно взять. — Как? — Я идти ночью. Легко. Показать тебе. — Уверен? Ивана ни за что меня не простит, если ты снова сядешь в тюрьму. — Слова сорвались с губ прежде, чем Дэнни понял, что ляпнул. — Тюрьму? Какую тюрьму?